«Это удар в спину своей стране». Как обвинение и защита Егора Балазейкина сразились на его последнем заседании

«Совпадение особенностей личности Балазейкина с комплексом черт преступника-террориста не выявлено»

Первые три заседания по делу Егора Балазейкина проходили подряд — с 23 по 25 октября. Тройка судей приехала тогда в Петербург из Москвы на неделю — и многие, в том числе прокурор, ожидали, что дело рассмотрят за эти несколько дней. За два дня стороны представили все аргументы, которые у них были, и на третий уже могли состояться прения и приговор. Однако защите удалось настоять на том, чтобы им предоставили время проконсультировать подсудимого в СИЗО и обсудить с ним дальнейшую тактику. Заседание перенесли сначала на неопределённый срок. В итоге оно состоялось ровно через четыре недели — 22 ноября.

Перед началом последнего заседания здание петербургского Первого Западного военного окружного суда на Кирочной уже было окружено полицейскими машинами, у входа стоял даже автозак. Обстановка была напряжённой, и немудрено: 22 ноября одновременно с этим судебным процессом в том же здании продолжали рассматривать резонансное дело Дарьи Треповой. В апреле она на творческом вечере военкора Владлена Татарского вручила ему статуэтку со взрывным устройством: Татарский погиб, ещё 52 человека получили травмы. Сейчас девушку судят за совершение теракта и по ещё двум статьям УК.

Заседания по делам Треповой и Балазейкина совпали впервые. В этот раз слушатели процесса по делу подростка могли даже случайно наблюдать, как Дарью выводят по коридорам из здания суда — буквально мимо его зала. Повышенный режим безопасности обеспечивали с десяток людей в форме. Проход к залу, где рассматривали дело Балазейкина, силовики перекрыли стульями — как раз за ними и ходила Трепова, а слушателей пропускали через них по одному. Некоторые заинтересованные поначалу даже не могли попасть в здание суда, но в конечном счёте им это удалось.

В этот день к защите Егора Балазейкина присоединилась ещё одна адвокат — Дарья Кольцова. Таким образом, его интересы представляли три защитника (кроме Дарьи, Сергей Локтев и Лариса Дордий) и законный представитель — мама Татьяна Балазейкина.

Они заявили несколько ходатайств, для подготовки к которым была проведена масштабная работа. Однако представитель прокуратуры Ленинградской области гособвинитель Владимир Михайлов выступал категорически против всех этих инициатив. Судьи же частично удовлетворили первую из них, забыв выслушать мнение прокурора, и отвергли все остальные.

Защита предлагала:

1. Приобщить заключение врача-гастроэнтеролога о состоянии здоровья Балазейкина и вызвать медика на допрос. Раньше защита уже рассказывала о хронических болезнях печени у Егора, которые прогрессируют в СИЗО. В заключении специалиста уточняется, что аутоиммунный гепатит протекает бессимптомно, но может привести к циррозу печени и летальному исходу. Важен постоянный контроль течения болезни, приём препаратов и по необходимости биопсия печени.

2. Приобщить заключение психолога Вероники Константиновой и допросить её в судебном процессе. В исследовании специалиста попросили описать, какие личностные черты характерны для преступников-террористов, и проверить: есть ли они у Егора Балазейкина.

Адвокат Дарья Кольцова, заявляя ходатайство, озвучила выводы этого заключения. Согласно ему, у подростка нет ничего общего с террористами и он не хотел никому причинить вреда.

«Терроризм характеризуется систематическим использованием насилия, повышенной общественной опасностью, демонстративностью. Террористу свойственны следующие черты: нетерпимость, склонность видеть угрозу там, где её нет, постоянное напряжение, подозрительность, склонность к насилию, в том числе психологическому, склонность к манипулированию, приверженность террористической идеологии. Совпадение особенностей личности Балазейкина с этим комплексом черт преступника-террориста в материалах дела не выявлено, за исключением признаков невротической фиксации на сверхценной идее. Однако это не является определяющей чертой террористов», — сказано в заключении.

Также психолог отмечает, что Егор не только не склонен к насилию:

Специалист уверена, что он хотел не допустить гибель ещё большего числа людей, чем это уже произошло в ходе боевых действий.

3. Приобщить рецензию на экспертизу в материалах дела от подполковника внутренней службы в отставке, специалиста по пожарной безопасности Виталия Степанова. Он раскритиковал экспертизу осколков, фрагментов ткани и штукатурки, а также одежды подсудимого. По его мнению, она не позволяет установить источник и точный состав жидкости и проведена спустя слишком долгий срок после инцидента (порядка четырёх месяцев).

4. Допросить Егора Балазейкина с участием психолога Константиновой, если допросить её саму невозможно.

5. Признать недопустимым доказательством протокол допроса Балазейкина от 1 марта. Адвокаты уверены, что он был проведен с нарушениями и без реализации права на юридическую защиту. Адвокат по назначению Оксана Дюжакова, которая присутствовала при этом, не разъясняла права ни Егору, ни его матери, не консультировалась с ними. Это нарушение уже признала адвокатская палата Ленобласти.

Судьи разрешили защите только приобщить медицинское заключение. Во всём остальном было отказано.

«Я был уверен, что никто не пострадает»

Завершилось судебное следствие допросом Егора Балазейкина. Его попросили ещё раз рассказать, как он пытался поджечь военкоматы. Фактическую сторону дела он никак не отрицает. А вот с тем, что это было покушение на теракт, не согласен категорически.

— Я был уверен, что никто не пострадает. И я этого не желал. Я думал, что ночью в военкомате никого нет. Никаких лозунгов и требований я не выдвигал.

— поделился мыслями Балазейкин, отвечая на вопросы адвокатов.

Показания свидетелей в суде он считает не вполне правдивыми. Несколько силовиков пересказывали разговор с ним сразу после задержания — и только один просто рассказал всё, как было, считает Балазейкин.

— Второй сотрудник ДПС в суде говорил, что спрашивал мой возраст, что при мне был телефон. На самом деле было не так. Единственное, что он у меня спросил: «Откуда вас столько *** развелось?» — рассказал Егор.

Ночью после задержания без участия родителей и инспектора по делам несовершеннолетних он подписал несколько явок с повинной. О праве не свидетельствовать против самого себя узнал уже после ареста.

— Первую явку с повинной меня попросил написать обманщик, который представился мне контрразведчиком. Он сказал, что ему нужно отчитаться перед начальством о том, что произошло. Потом выяснилось, что это сотрудник центра «Э» (центра по противодействию экстремизму МВД. — Ред.), — вспоминает Егор.

Судьи и гособвинитель попытались добиться от него: понимал ли он, как поджог военкомата может повлиять на мобилизацию и ход боевых действий? Балазейкин в ответ ссылался на 51-ю статью Конституции, которую он уже знает, и ничего не отвечал.

В конце концов прокурор просто огласил протокол его допроса из материалов дела — тот самый, который пыталась исключить из числа доказательств защита. Он обратил внимание на то, как молодой человек говорил о мотивах своего поведения сразу после задержания.

«Я пришёл к выводу, что с действиями вооружённых сил РФ согласиться не могу. Поэтому стал разговаривать с окружающими людьми о СВО, чтобы влиять на их мнение, подкреплял свои слова фактами. Со временем я понял, что разговаривать бесполезно. Я ездил возлагать цветы к памятнику Тарасу Шевченко. После этого я решил приступить к более эффективной деятельности — поджог любого военкомата. Я хотел, чтобы люди обратили внимание на проблему, а также хотел дестабилизировать работу военкомата. Да, я пытался повлиять на принятие решений, но в первую очередь разрешал свой внутренний конфликт», — написано в протоколе допроса.

«Не причинён не только значимый, но какой-либо ущерб»

Судебное следствие закончилось, началась стадия прений: стороны резюмировали свои позиции. Представитель прокуратуры Ленинградской области Владимир Михайлов ещё раз объяснил, почему он считает действия Балазейкина покушением на теракт. Молодой человек, по его мнению, пытался помешать мобилизации и работе военкомата в целом, воздействовать на органы власти и напугать людей. Кроме этого, во время возможного пожара мог пострадать охранник военкомата.

— Преступление не было доведено до конца по независящим от него (Егора. — Ред.) обстоятельствам, — отметил Михайлов.

Он также обратился к аргументам защиты, которые основаны на смерти дяди Егора — Дмитрия Балазейкина. Из материалов дела следует, что он ушёл добровольцем в зону спецоперации и погиб там — и это стало одной из причин поведения Егора. Для подростка дядя был близким и дорогим человеком.

— Человек стремился не допустить распространение угрозы, исходящей от сторонников нацистской идеологии. Поэтому действия, связанные с попыткой дестабилизировать работу военкомата, в этой ситуации прикрывать гибелью дяди как минимум некорректно.

— громогласно заявил гособвинитель.

Он запросил для Балазейкина шесть лет воспитательной колонии. Кроме этого, он предложил взыскать с него оплату за работу адвоката по назначению, которая защите сейчас так не угодила.

Мама Егора Татьяна Балазейкина заплакала после того, как услышала запрошенный срок. Судьи предложили ей выступить, но она попросила дать ей слово после адвокатов.

Защитники в свою очередь потребовали полного оправдания Балазейкина ввиду отсутствия состава преступления. Они категорически не согласны с тем, что он покушался на теракт.

Адвокат Сергей Локтев перечислил множество формальных нарушений, которые он видит в деле: от юридически неверного определения потерпевших до неточно указанного времени совершения преступления. Кроме этого, он указал на сомнительное качество экспертиз в деле и нарушения прав Егора Балазейкина.

— Иных доказательств, кроме вызывающих сомнения и содержащих противоречия, нет, — резюмировал Локтев.

Он также процитировал заявление комитета ООН по правам человека о том, что

Адвокат Лариса Дордий разобрала понятие и признаки теракта. Действия Балазейкина им не соответствуют, уверена она.

— Единственное доказательство, причём добытое с нарушениями, — это протокол допроса от 1 марта. Никакой юридической помощи во время него Балазейкин не получил, — сказала Дордий.

Она обратила внимание на противоречия в словах свидетелей, которые участвовали в задержании юноши: особенно это касается того, в какой момент они поняли, что он несовершеннолетний.

Адвокат указала на то, что военкоматы и центр «Флагман» почему-то не очень защищены от пожаров: об этом рассказали их представители во время суда. Например, там не было пожарной сигнализации. Как так, если их защита — вопрос государственной безопасности?

— Указанные в деле лица не являются потерпевшими по делу. Им не причинён не только значимый, но какой-либо ущерб. Ни имуществу, ни репутации, — отметила Дордий.

А адвокат Дарья Кольцова перечислила положительные характеристики Егора, его успехи в учёбе и в спорте и напомнила о тяжёлом состоянии его здоровья.

«Особое внимание — принципу соразмерности»

Татьяна Балазейкина во время прений призналась, что это её первое столь серьёзное выступление перед большой аудиторией. Она говорила уверенно и громко, но с первых минут её бросило в лёгкую дрожь.

— Когда слышишь слово «теракт», сразу приходит на ум захват террористами школы в Беслане, «Норд-Ост», теракт в петербургском метро, взрыв башен-близнецов. При захвате школы в Беслане в 2004 году заложниками оказались более 1 100 человек, погибшими считаются 334 человека. Экономический ущерб превысил 34 миллиона рублей. При теракте в Петербурге в 2017 году пострадало 103 человека, 15 человек погибли. Экономический ущерб — более 110 миллионов рублей.

— обратилась к залу Татьяна.

Она рассказала, что специально ездила в Кировск и расспросила там людей. По её словам, большинство вообще не знали, что 28 февраля в городе что-то произошло.

Женщина обратила внимание, что даже во время допроса 1 марта, с которым защита не согласна, Егор говорил про свой внутриличностный конфликт, а не про ультиматумы властям. Тюремное заключение нанесёт вред и его здоровью, и развитию, предполагает она.

— Особое внимание я бы уделила принципу соразмерности. Соразмерности деяния и последствий. Он бросил бутылку в железную дверь, ничего не загорелось, — сказала Татьяна.

Женщина уверена, что её сын выступил против гибели людей, потому что хорошо знает, какая это трагедия для каждой семьи.

— Правители меняются, а жизни уже не вернуть, — отметила она.

«Осудит меня моя совесть»

Егор во время своего последнего слова обратился к родителям: он сказал, что если бы знал своё будущее заранее, то больше поддерживал бы их, а сейчас гордится их внутренней силой.

— Моя мать просила для меня оправдания. Она всё сказала верно. Но я оправдания не прошу. Мне оправдываться не перед кем. Оправдываюсь я перед своей душой. Осудит меня моя совесть. Мы все рассчитаемся на том свете, — сказал Егор.

Он начал с цитаты немецкого философа Фридриха Ницше, чьи идеи считает близкими современной России.

— написано в книге «Так говорил Заратустра».

Сам Егор с идеями Ницше не согласен. После этого он перешёл к размышлениям о влиянии боевых действий на благосостояние людей.

— Мне объясняли, что стоит потерпеть — и станет всё хорошо. А станет ли? У моих родителей старенький домик. Я всё пытался понять, какая связь между Мариуполем и нашим стареньким домиком. Мне объясняли, что станет лучше. А сейчас я езжу на автозаке, у которого дверца задняя открывается на ходу. И дома нового у нас не будет. А допустима ли была бы для меня связь между боевыми действиями и благосостоянием? Смог бы я жить в новом трёхэтажном доме, зная, на чем он построен? Допустимо города обновлять, спорткомплексы открывать, когда цена этому — жизни? — размышлял Егор.

Судьи попросили его быть поближе к делу. Тогда юноша рассказал, что именно он думает о смерти своего дяди.

— Это был человек, который всю жизнь отдал тому, чтобы совершенствоваться, который поехал на Донбасс не ради денег или положения, а за свои идеи, ради всей своей жизни. Разве для него в России не нашлось бы места достойнее, чем Мазановка, где он погиб? Разве он не мог работать и приносить пользу? В современной России для него нашлось место только в штурмовом отряде, — сказал Балазейкин.

Его слова о дяде перекликались с тем, о чём говорила в прениях Татьяна Балазейкина. Она просила представить трагедию в семьях людей, которые забирают тела своих близких на военном аэродроме — как это было и в их семье. Большинству россиян вряд ли известно, где находится Мазановка — а Балазейкины теперь хорошо знают это место на карте, потому что так помечено место смерти их родного человека.

— У меня сейчас срок будет. И я действительно в чём-то виноват — в своём безразличии и равнодушии [к общественно-политическим событиям в прошлом], — сказал Егор.

В конце своего выступления он процитировал писателя Льва Толстого — пацифиста, дважды прошедшего через боевые действия. Так он писал о Русско-японской войне: «Единственным аргументом в пользу того, что войну нужно продолжать, — это то, что война начата».

Егору, как и его маме, слушатели аплодировали.

Как получился срок даже больший, чем запрашивало обвинение

Судьи Андрей Морозов, Андрей Пружников и Константин Репета удалились на вынесение приговора примерно на полтора часа. Перед приговором охрана была усилена, в зал пытались не допустить журналистов и часть остальных слушателей. В итоге многих пустили, но вокруг «аквариума», где находился Егор, стеной выстроились полицейские и приставы.

Судебная коллегия признала молодого человека виновным и приговорила к шести годам колонии. Вычесть время, отсиженное в СИЗО, постановили из расчёта «день за день» — прокурор просил классические «день за полтора». Это значит, что Егор должен будет отсидеть даже больше, чем рассчитывал гособвинитель.

Балазейкиным не придётся оплачивать адвоката по назначению, которая присутствовала на допросе после задержания, — это покрывает государственный бюджет, отметили судьи.

Семье вернут все изъятые ценные вещи, в том числе балаклаву и перчатки Дмитрия Балазейкина — Егор использовал вещи дяди, решаясь пойти на свой отчаянный шаг.

Сторона защиты намерена оспаривать приговор.