— Вы сами участвовали в заседании комиссии по этике, по итогам которого вас хотят уволить?
— Да. И примечательно, что на нём были всего пять членов комиссии, хотя в протоколе указаны 12. Может быть, подписи стоят всех, но в обсуждении участвовали меньше половины. На заседании были: председатель Геннадий Богомазов, Игорь Мурин, Людмила Громова, Николай Егоров и, что меня страшно изумило, Дженевра Луковская. Я удивилась, потому что в своё время мужа Дженевры Игоревны, Сергея Гречишкина, уволили из Пушкинского Дома за якобы антисоветскую деятельность.
На заседании присутствовали и университетские чиновники: проректор по правовым вопросам Юрий Пенов, бывший директор центра экспертиз СПбГУ Антон Попов, начальник управления маркетинга и медиакоммуникаций Дмитрий Шишмаков, проректор по безопасности Дмитрий Грязнов.
— В решении комиссии написано, что причиной для разбирательства стали ваши видеоинтервью и комментарии в соцсетях. Обсуждались какие-либо конкретные видео, аудио, записи? Что рассматривали на заседании?
— Да боже сохрани, никаких конкретных интервью или комментариев не обсуждали. Хотя заседание было долгим. Я отстаивала своё право работать в университете, хотя понимала, что вряд ли смогу переубедить комиссию. Я объясняла: нет моей вины в том, что сотрудники центра экспертиз оказались настолько непрофессиональными, что мне пришлось отметить их действительно школьные ошибки. О пункте кодекса этики универсанта «Достойно представлять университет во внеуниверситетской среде» логично было бы напомнить им, а не мне. Это они компрометируют университет.
О КАКИХ «ШКОЛЬНЫХ ОШИБКАХ» РЕЧЬ
В лингвистическом заключении центра экспертиз СПбГУ в деле Александры Скочиленко обнаружились, например, такие ошибки в области русского языка.
- Эксперты определяют предложение «В первые три дня погибли *** российских солдат» как безличное. На основе этого они делают вывод, что автор листовки говорит о российской армии в целом. Но факт в том, что предложение вовсе не безличное (односоставное), а двусоставное.
- Насчёт этой же листовки эксперты делают замечание, что автор якобы допустила ошибку и правильно было бы написать «погибло», а не «погибли». Но ошиблись они: предложение было написано правильно.
Когда члены комиссии апеллировали к корпоративной этике, я сказала: «Представьте, что профессор станет учить студентов, что Земля плоская и покоится на панцирях трёх черепах — неужели из соображений этики вы будете этого коллегу поддерживать?»
Они долго совещались и обвинили меня по сути в сарказме. В решении комиссии так и написано.
Что я хочу отметить, мне кажется это важным: при том, что обращение в комиссию направил проректор по правовым вопросам, перед председателем лежала жалоба на меня от Анастасии Гришаниной (филолог, одна из авторов экспертизы по заказу следствия в деле Скочиленко — ред.). Он зачитывал по этой бумажке сетования на то, что я якобы назвала её знания не соответствующими «уровню первого класса», оскорбляла её, называла её «неуважаемым коллегой». Я с этими обвинениями не согласна, любой слушатель судебного заседания с участием Гришаниной подтвердит: я такого не говорила. Есть аудиозапись. Почему в этой ситуации верят на слово одной коллеге и не верят другой — вопрос риторический.
Во время заседания комиссии по этике меня неоднократно спрашивали: поддерживаю ли я действия Скочиленко? Естественно, я сначала напомнила, что любой эксперт должен быть независим. Кого бы я ни поддерживала по-человечески — неважно, как эксперт я анализирую тексты. И я сказала им совершенно честно, что действия Скочиленко я не поддерживаю. Меня переспросили несколько раз. Но я действительно не поддерживаю, потому что считаю, при всей моей нежности к Саше, что это был детский поступок. Который, к сожалению, привёл к тем последствиям, которые мы видим.
— У вас будет возможность оспорить решение комиссии?
— Я пока думаю об этом, здесь могут быть разные варианты. К слову, никакой аудиозаписи заседания нет. Комиссия её не вела, а я включила диктофон, но звук не записался. Есть протокол, но его точность такова, что даже не указано, кто присутствовал на заседании, а кто нет.
Я не знаю, что будет дальше технически. Я поставила в известность свою заведующую кафедрой, она под сильным впечатлением. Мы все понимаем, что решения комиссии по этике — это рекомендация к увольнению. Но мой трудовой контракт заключён на два года вперёд. Поэтому, чтобы меня уволить, необходимо извернуться. Они уже многое в этом направлении делают: сейчас меня проверяют на каждом занятии.
В целом скажу, что переживать за меня не надо, я бодра и весела. Я абсолютно этого ожидала. Я не расстроена. Хотя в какой-то мере для меня это всё равно удивительно, потому что мне это напоминает скверный анекдот. Я потом могу рассказывать правнукам, что меня уволили за сарказм.
Я благодарна всем за поддержку.
— Когда вы в первый раз выступали в суде по делу Скочиленко, вы уже ожидали проблем на работе?
— Конечно. Именно потому, что в деле было заключение по заказу следствия от центра экспертиз СПбГУ.
— У вас есть видение будущего на случай, если вы не сможете продолжить работу в СПбГУ?
— Да, в таком случае я буду искать другую работу. Мне, конечно, будет непросто, потому что я пришла работать в этот университет ещё в сентябре 1982 года. Я тогда поступила на вечернее отделение филологического факультета, и меня взяли работать лаборантом на кафедру русского языка. Так что я уже больше 40 лет практически каждый день на Университетской набережной бываю и работаю.
В конце концов я получаю пенсию, у меня есть дети, внуки, которые меня поддерживают.
Я ни одной секунды не жалею, что в это ввязалась (в дело Скочиленко — ред.). Потому что я веду себя так, как считаю нужным.
Петербуржцы запустили сайт с открытым обращением в поддержку филолога Светланы Друговейко-Должанской. Они называют действия комиссии по этике СПбГУ в отношении неё политически мотивированным преследованием, требуют отменить решение от 29 сентября и принять новое. Подписать обращение может любой желающий.