Рисунки из судов и письма из колоний — актуальные события культурной жизни Петербурга

Фиксация момента

Несколько десятков зарисовок, развешанных на картонках в рамках выставки, были сделаны на слушаниях по делам Саши Скочиленко (семь лет лишения свободы, помилована и отпущена по обмену с другими странами), Ольги Смирновой (шесть лет лишения свободы), Всеволода Королёва (семь лет лишения свободы), Евгения Бестужева (пять лет и три месяца лишения свободы условно) — все проходили по статье 207.3 УК РФ — «фейки об армии». Ручкой на листочках фиксировали также процессы Егора Балазейкина* (приговорён к шести годам лишения свободы за две попытки поджогов военкоматов), Дарьи Козыревой (обвиняемая по статье 280.3 — «дискредитация армии») и суд по делу «Весны»** (шестеро фигурантов обвиняются по статьям о создании экстремистского сообщества и участии в его деятельности, реабилитации нацизма, распространении фейков об армии, вовлечении в организацию массовых беспорядков, призыву к деятельности, которая сопряжена с побуждением граждан к отказу от исполнения гражданских обязанностей).

MR7 подробно писал о каждом из этих процессов. Наши корреспонденты были почти на всех заседаниях по ним. Мы фиксировали происходящее словом, а вот с визуальной частью часто бывают сложности. Съёмка в залах судов во время слушаний по действующему законодательству позволена только с разрешения судьи, ведущего дело. В большинстве случаев судьи её запрещают. Съёмка вне слушания в зале зачастую осложнена из-за того, что её не позволяют вести судебные приставы — в каждом случае это происходит по-разному: иногда журналистам удаётся сделать несколько кадров на входе или выходе из зала, в некоторых случаях объявляется протокольная съёмка, а порой всё заканчивается окриками и выталкиванием прессы за двери.

Аудиозапись, а также зарисовки в открытых для слушателей процессах разрешены «по умолчанию» (хотя и тут случаются странности, и судьи могут запретить использование гаджетов). 

В судебной практике США фото- и видеосъёмка запрещены, зато ещё с XVII века там сохранилась традиция зарисовки процессов. И именно такими набросками часто иллюстрируются журналистские материалы. 

Рисунки, представленные на небольшой выставке в «Открытом пространстве», иллюстрациями не были. 

— Выставка получилась спонтанно. Я не художник, я социолог-обществовед, изучаю общество, — объясняла на открытие экспозиции одна из авторов рисунков Людмила.

Она рассказала, что в 2022-м в интернете прочитала про дело Саши Скочиленко — первой в Петербурге, кому было предъявлено обвинение по новой на тот момент статье Уголовного кодекса — 207.3 — «фейки об армии». Людмила не могла поверить, что это происходит на самом деле. Она пришла на суд Скочиленко, чтобы разобраться. 

— На суде я начала рисовать, чтобы возвратиться в реальность, и так оно и пошло, — добавляет Людмила. 

Она считает, что мы переживаем «беспрецедентный исторический момент», который необходимо зафиксировать. Людмила говорит, что побудила ещё несколько человек вести зарисовки на судах.

На выставке представлены работы двух авторов. Имена художников, правда, не указаны. Людмила считает, что это не нужно, достаточно «фиксации времени». А сами рисунки, она уверена, уже стали историческими документами. 

Лев Николаевич спор проиграл

Гостем-сюрпризом открытия выставки стал предприниматель, активист из Русско-Высоцкого Дмитрий Скурихин. В прошлом местный муниципальный депутат, отец пятерых дочерей, оппозиционер, с 2014-го проводил оппозиционные акции. На стенах его магазина появились надписи и лозунги, он также записывал видео. 18 мая 2022-го Ленинский районный суд Петербурга оштрафовал мужчину на 45 тысяч рублей по административной статье о «дискредитации армии» за высказывания в ролике. В сентябре 2022-го после поста в ВК на Дмитрия завели уже уголовное дело о «повторной дискредитации армии». Мерой пресечения суд избрал ему запрет определённых действий. Но после фото с плакатом в поддержку Украины, которое было сделано 24 февраля 2023-го, меру пресечения заменили на содержание в СИЗО. Рассматривать уголовное дело в суде начали летом 2023 года, 3 августа 2023 года Ломоносовский районный суд приговорил Скурихина к полутора годам лишения свободы (прокурор просил 2,5 года). Из колонии Дмитрий вышел в июле 2024-го.

На встречу в «Открытое пространство» Дмитрий Скурихин пришёл в своей тюремной робе (в ней же ехал в транспорте, шёл по улице, но это мало кого взволновало).

Собравшимся Дмитрий помимо анекдотов с зоны и объяснения ключевых понятий рассказывал: 

О приговоре

«Судья, как мне кажется, очень хороший человек. Разрешил мне выступить с моим последним словом, как я считал нужным. Но я не смог его убедить [в своей невиновности]. Прокурор просил 2,5 года, мне дали полтора. Отделался лёгким испугом».

«Вы в суде пытались отбиваться? Там отбиваешься от тюрьмы. Там не до лицезрения пришедших. Я видел, что ко мне на суды приходили люди. Я им благодарен. Но для меня это была драка за свободу».

«Почему не сбежал? Я считал, что я смогу убедить судью оправдать меня. Я хотел этой драки — она мне нужна была».

О тюрьме

«В тюрьме очень погано. Больше туда не охота».

«За что можно быть довольным этим скорбным заведением — я там много читал. Прочитал десять томов Чехова и всего Льва Толстого, которого мог найти. И в «Воскресении» Толстой говорит: «Нынче место порядочного человека в тюрьме». Я уверен, сегодня Толстой был бы с нами».

О письмах заключённым с воли

«Мне писали много писем в СИЗО и в колонию. И это было круто. Пишите письма зэкам. 

Как это бывает: оказываешься в отряде на 60 человек, и вот приносят пачку писем. Дневальный начинает их распределять: «Иванов, Петров, Семёнов… Скурихин, Скурихин, Скурихин… Это что такое? Ты кто такой?» И конечно сразу к тебе меняется отношение в камере».

«В письмах нельзя указывать телефоны, фамилии, никаких иностранных слов, всё только кириллицей. Если пишете незнакомому человеку, можно написать стих, песню. Там же надо себя чем-то развлекать. Я учил стихи — могу похвастаться: я выучил всего Евгения Онегина. Теперь это достояние у меня внутри. И если надо чем-то себя занять (а на зоне постоянно надо чем-то себя занимать) — я читал себе «Евгения Онегина». Это примерно пять с половиной часов. Два раза сам себе прочитал — утром сел, вечером встал. И песни разучивал, пел зэкам. Это очень пользуется спросом. Меня за это подкармливали. А есть там постоянно хочется.

Пишите новости. Без оценок. Только факты. В колонии очень не хватает информации. У меня было три человека, которые присылали мне подборки новостей — вся зона бегала ко мне, ждали этих писем».

О статусе

«Меня не били. Я готов был сдачи дать, во-первых. А к тому же я оказался на таком положении, что меня можно было бить только черенком швабры. Я был «обиженным» (не путать с «опущенным». Статус получил за то, что сел за один стол с такими же «обиженными» — теми, кто сидел по «позорным» статьям, например, за преступления против детей или стариков). Меня в это положение определили. Таких людей там сторонятся, контакты снижены до нуля».

«Колония — это промзона. Но швея за месяц работы может получить 300 рублей. Но все работают, потому что надо себя чем-то занять. Не работают блатари.

Я работал дворником, уборщиком и весной цветоводом. Жена принесла мне семена цветов, я разбил грядку вдоль цеха и выращивал цветы.

Из промышленного там — «химия», столярка, металлическая мастерская, которая делает стулья, вентиляции, есть переработка картона. А швеи там шьют военную форму. Но из-за моего статуса «изгоя» я откосил от этого. Если бы я сам отказался, мне бы пришлось сидеть в ШИЗО. Я не шил». 

О сокамерниках 

«Без дружбы там плохо. У меня там появились друзья. Обычные люди. Преступники. Со мной ещё сидел Паша Крисевич (акционист получил пять лет колонии после перформанса на Красной площади в июне 2021 года), спал на соседней шконке. Нарисовал меня в своей интересной манере — в виде скелета — и подписал «Дмитрий Скурихин казённо позирует перед отбоем». 

«Были те, кто провоцировал на драку. Для них это обычное дело. Они мне напоминали мне детей — плохо воспитанных детей, только ещё такие — человек-кремень. Мне вспомнилась книга Джека Лондона «Морской волк» и там красочно описан его экипаж: стойкие физически, способные терпеть боль, нужду, неприхотливые, грубые неимоверно, неотёсанные. Как зэки разгадывают кроссворды — это может быть отдельный скетч. Я, может, отдельно про это книжку напишу — будет иметь успех».

Об односельчанах

«Я думал, как меня встретят односельчане после возвращения. Я освободился 26 июля. И вот я 1 сентября иду провожать дочек в школу. И все старались установить зрительный контакт. Никто не отвернулся. Меня это радовало».

О бороде 

«Когда Навальный* вернулся, я хотел поучаствовать в митинге, но не смог — я ехал в город на машине, расписанной лозунгами, меня задержали на въезде и дали 20 суток. В двухместной камере успел посидеть с пятью людьми — они менялись, а я сидел. И там сошёлся с одним хорошим парнем и поспорил с ним, что я не буду бриться, пока Путин у руля. Но я проиграл этот спор. В СИЗО можно было с бородой сидеть. Мне даже дали кличку — Лев Николаевич, очень почётную, я считаю. А в колонии, если ты не бреешься, ты сидишь ШИЗО. Есть те, кто не бреется, например, по религиозным соображениям, и они весь срок в ШИЗО. Я туда не хотел. Там максимально тоскливо — как будто душу вынимают. Поэтому побрился».

О себе 

«Я общался с одним человеком, которая считает себя экспертом в области счастья. Она мне много советов давала, меня расспрашивала. И я для себя сформулировал — способность быть счастливым можно натренировать, это как сила мышц, как выносливость.

Даже выяснил один из способов тренировки. Бывают ситуации, когда что-то идёт очень плохо, например, вас волокут в автозак, заломив руки за спину — в этот момент задайте себе вопрос: «А ты счастлив?». Это трудно сделать. Но если вы сможете задать этот вопрос — это шанс натренировать способность быть счастливым. Обычно люди до этого вопроса не доходят — они стараются решить проблему».

«Меня не сломали, но меня прогнули».

Мемы и математика

В конце вечера выступили также жена, невеста и подруга фигурантов уголовного дела «Весны»**, немного рассказав о своих близких. 

Лина — жена Евгения Затеева*, петербургского фигуранта дела. Она говорила больше о том, как проходит суд и как приходится «организовывать» процесс. Лина вынуждена следить за тем, чтобы никто из слушателей даже не пытался вести фото или видеосъёмку в суде. Близкие обвиняемых боятся, что нарушение запрета может привести к тому, что судья не просто удалит из зала из того, кто попытается поднять камеру, а и вовсе закроет процесс — это лишит родственников и друзей подсудимых права видеть их во время слушаний. 

Елена, подруга Анны Архиповой*, и Елизавета, невеста Павла Синельникова*, также рассказали, что арестантам можно присылать письма (например, Павел, был бы рад пообщаться с кем-то, кто любит и понимает математику), книги, а ещё мемы. 

* Внесены в список террористов и экстремистов Росфинмониторинга

** Движение внесено Минюстом в реестр иноагентов, признано экстремистским и запрещено в РФ