Восковник болотный, венерин башмачок и полушник — кого ещё вы не заметили в Петербурге

Красная книга, «зелёные» конфликты

— Петербург — второй по величине город России, и он продолжает расти. При таких темпах развития есть ли шанс сохранить природу?

— Опыт сохранения природы в Петербурге уникален для мегаполисов. Сейчас в городе создано 17 заказников и памятников природы, это более 6% от его площади. Планируется сохранять больше. По крайней мере, последние годы БИН РАН принимает активное участие в комплексных экологических обследованиях городских природных территорий. В природоохранном отношении очень важно, что значительная часть городских заказников связана с побережьем Финского залива. Это весьма интересные и разнообразные во флористическом и ландшафтном отношении приморские участки. Так что городу есть чем гордиться не только в культурным отношении, но и в сфере охраны природы. 

— Такая ситуация — результат усилий властей, ученых или гражданских активистов? 

— Думаю, что всех вместе. Научная база в Петербурге традиционно сильная. Также у института сложилось взаимопонимание по вопросам региональной охраны природы с властями города, главным образом — с дирекцией особо охраняемых природных территорий и с профильным комитетом (комитет по природопользованию, охране окружающей среды и обеспечению экологической безопасности Петербурга. — Ред.) Например, институт ведёт многолетний мониторинг растительности на природных территориях. 

— Зачем это нужно?

— В силу географического положения. Петербург — крупнейший густонаселённый город в стране, расположенный вблизи моря. И именно эта территория может оказаться наиболее чувствительной к климатическим изменениям: колебанию уровню воды, таянию ледников. Не стоит забывать и про возможные катастрофические сопутствующие явления — шторма, наводнения, ураганы. Их в последние десятилетия ставится больше. Взять хотя бы ситуацию в Европе и на нашем Дальнем Востоке. Мониторинг позволяет изучать и отслеживать неблагоприятные тенденции. 

— А вот активисты считают, что городские власти чаще отстаивают интересы инвесторов, а вовсе не охраны природы. Можно привести в пример недавний конфликт вокруг Зеленогорского леса. Что думают учёные? 

— Когда была презентация Красной книги Петербурга (последнее издание вышло в 2018-м. — Ред.), я сказал, что самое тяжёлое начнется потом. Книгу написать тоже непросто, но можно. А самое серьёзное — это разрешение подобных конфликтов. Очевидно, что для мегаполиса они неизбежны. Понять можно и позицию градостроителей, и активистов. У каждого своя правда. Моя личная позиция: по возможности сохранять природу в городской черте. Но я отдаю себе отчёт, что не всегда это возможно.

«Растения, несовместимые с советской властью»

— А можно сказать, что городская природа деградирует? 

— Всё относительно. Допустим, если взять состояние района Комарово в период дачного бума начала XX века и сравнить с тем, что происходит сегодня, то сейчас ситуация там лучше. Было ведь печное отопление, а дрова добывались в ближайших окрестностях. Сейчас такого нет, и леса в значительной мере восстановились. Так что на восстановление и деградацию экосистем действуют очень разные факторы. Кстати, многие виды растений исчезают из городской флоры под влиянием именно естественных процессов: климатических изменений, смены видов хозяйствования. Сейчас практически не косят сено, не пасут скот. А ведь и выпас, и сенокошение сильно влияли и на разнообразие растений в нынешних границах Петербурга, и на окрестные ландшафты.

— Как именно?

— Люди старшего поколения хорошо знакомы с биографией Ленина. Так вот, скрываясь от Временного правительства в Разливе, Владимир Ильич занимался покосом травы. Его нанимал рабочий Сестрорецкого завода Емельянов, который не справлялся сам. Где вы сейчас в Разливе найдете обширные сенокосы? На месте лугов давно поднялся лес. Из-за этого исчезли в том числе и характерные луговые виды растений. В новую Красную книгу города мы их уже и не включали. Это хороший пример того, что иногда режим полного заповедования приводит к исчезновению, а не к сохранению видового разнообразия. 

— Есть ли примеры, когда виды, считавшиеся исчезнувшими, вновь находили в городе? 

— По этому вопросу я бы вас отослал к нашему сотруднику Петру Геннадьевичу Ефимову (старшему научному сотруднику отдела Гербарий высших растений БИН РАН, доктору биологических наук, крупнейшему специалисту по семейству Орхидные в России. — Ред.), который занимается орхидными. Одна из его заслуг — это то, что он по материалам гербарных сборов попытался проследить, что глобально происходило с представителями этого семейства в стране. Вот у него был даже такой шуточный термин — «растение, несовместимое с советской властью». Действительно, по целому ряду видов орхидей примерно с начала 1930-х наблюдаются явное сокращение численности и исчезновение отдельных местонахождений, а потом, примерно после 1991 года, начался процесс восстановления. И вряд ли тут дело в каких-то специальных мерах охраны. Точных причин спада и восстановления численности мы пока не знаем. Но можем утверждать, что, допустим, одна из самых известных и легко опознаваемых орхидей — венерин башмачок — сейчас в отдельных районах страны явно прогрессирует.

— А есть растения, которые исчезли в городе из-за деятельности человека?

— Конечно есть. Наиболее яркие примеры — прибрежно-водные виды, чувствительные к чистоте воды. Из города практически полностью исчезла лобелия Дортмана. А ведь в институте есть её гербарные сборы из Суздальских озёр, из Парголовских озёр, из Осиновой рощи. То есть это всё были чистые озёра. Сейчас её там нет. Единственное известное в городской черте местонахождение расположено в районе Сестрорецкого разлива, есть риск потерять и его. Про лобелию в первой флоре Петербурга (Flora petropolitana — издана в 1796 году. — Ред.), составленной петербургским ботаником и медиком Григорием Соболевским, сказано, что она растёт в протоках Невы. Возможно, автор несколько приукрасил, но нельзя исключить, что в отдельных затоках она действительно встречалась. Другой водный вид — полушник колючеспоровый, также чувствителен к чистоте воды. Когда-то его находили в окрестностях нашего института, у Аптекарского острова. А сейчас вид в городской черте — на грани полного уничтожения.

Охраняемые виды и захватнические войны 

— Какие вообще задачи у Красной книги города? В ней сейчас 124 вида растений и грибов. Много это или мало?

— Оптимально. Петербург обладает определенной природной спецификой, ведь город строился в дельте Невы. Здесь сочетаются разные элементы рельефа, своеобразная растительность. Например, особую ценность в природном отношении представляет полоса побережья от Ольгино до Зеленогорска. Вокруг города — таёжные тёмнохвойные леса. А здесь выделяется анклав, где встречаются виды широколиственных лесов, те же знаменитые дубы в Сестрорецке. Задача Красной книги города, по крайней мере в части растений, сохранить эту специфику. Возьмём, допустим, кустарник восковник болотный. Этот вид в европейской части своего распространения связан с атлантическим побережьем. Вот в Петербурге сосредоточена значительная часть всей его российской популяции. Нам важно её сохранить, в том числе используя рекомендации, предусмотренные в Красной книге города. А, допустим, редкость в городе некоторых таёжных видов может быть компенсирована за счёт ближайших территорий Ленинградской области. Не всегда есть необходимость включать их в Красную книгу Петербурга.

— Сейчас много говорят про инвазивные виды, тот же борщевик Сосновского. Какая обстановка в Петербурге? 

— Как раз недавно институт готовил список видов, которые не являются для города аборигенными и за поведением которых в природной среде нужно внимательно наблюдать, если не сказать — принимать меры по ограничению их дальнейшего распространения. Тот же клён американский необходимо полностью исключить из городского озеленения. Он уходит из культуры и активно селится в поймах рек, вытесняя другие виды. Вызывает опасение любимая садоводами ирга. Сейчас вид активно распространятся в сосновых лесах, например, в районе Зеленогорска. 

— Чем она мешает?

— Вроде и не мешает. Но имеет смысл наблюдать за ней. Она может вытеснять нашу обычную рябину, а рябина уже связана с пищевыми цепями птиц. 

— А ещё какие виды могут быть проблемой для города ?

— Золотарники канадский и гигантский. Для более южных районов и даже Центральной России эти виды — уже проблема. В Белоруссии их запрещено культивировать на садовых участках. Сначала они занимают нарушенные земли, а потом распространяются и на обычные поля. Известный всем шиповник (роза ругоза), люпин…

Не стать ещё одним популярным пространством 

— Как простые горожане могут помочь ботаникам и сохранению биоразнообразия? 

— Я бы отметил, что сейчас стала активно развиваться гражданская наука. Есть прекрасная платформа iNaturalist, есть наша отечественная — Plantarium. Когда человек имеет какую-то самую первичную подготовку, то с помощью обычного смартфона он может поделиться своими наблюдениями. Мы использовали, помимо других источников, данные, собранные любителями природы на платформе iNaturalist при подготовке новой российской Красной книги. Человек что-то фотографирует, отправляет на платформу, даже если вообще не определил то, что увидел, но рано или поздно может оказаться, что это интересный научный материал.

— О чём говорит статистика посещения Ботанического сада Петра Великого? Стало ли больше людей интересоваться растениями? 

— Она говорит, что за последние 10 лет (и мы этим гордимся) у нас пятикратный рост посещаемости. 

— С чем вы это связываете?

— В первую очередь с активизацией нашего культурно-просветительского центра, проведением фестивалей. Может, даже рекламной кампанией, работой в соцсетях. Кроме того, не радикально, но мы всё же немного улучшили сервис. Причём если до 2012 года у нас посещаемость держалась на уровне 100 тысяч человек в год (она такая была примерно с довоенных времён), то в прошлом году посещаемость выросла до примерно 518 тысяч, и в этом году будет примерно такой же. В летние и весенние месяцы не приходится даже особенно завлекать людей. 

— А вы не связываете рост посещаемости с ограничениями внешнего туризма?

— Не исключаю. Но факт есть факт. И сейчас мы уже задаём себе вопросы: а сколько наша территория вообще может принять людей, что нужно для того, чтобы рассредоточить посетителей по территории сада, разделить потоки по сезонам… Получаем ценные советы по организации пространства от профильных организаций. Но здесь мы занимаем очень осторожную позицию. Ведь у нас не просто городской парк. Ботанический сад — это в первую очередь коллекция. Что определяется как мировой практикой, так и законом Российской Федерации «Об особо охраняемых природных территориях», где написано, что ботанические сады — это коллекции, создаваемые для сохранения растительного мира и его разнообразия. 

— То есть приоритет развития института и Ботанического сада — это..

— Формирование коллекции, её изучение и сохранение. Но специфика ботанических садов в том, что здесь научная составляющая работы тесно связана с просветительством. Нам очень важно не перейти эту грань и не стать просто — к чему нас иногда призывают — ещё одним популярным общественным пространством. Тогда мы потеряем свою специфику. 

— А тяжело быть директором и учитывать все эти сложности?

— Да! Ботанический институт и его сад существуют практически с момента основания Петербурга. За плечами учреждения 310 лет. И вот когда ты ощущаешь, что за тобой великая традиция, это сильно обязывает. На одной из конференций наш иностранный коллега, директор другого известного ботанического сада, начал свое выступление со слов: «Я рад вновь посетить ваш величественный институт». И наш институт действительно величественный. Я здесь в первый раз оказался 45 лет назад, и было ощущение этой величественности. И сейчас, хотя я знаю все недостатки лучше, чем кто-либо, наверное, и сложности, и проблемы, это ощущение величественности не покидает. Приходится учитывать в чем-то противоположные направления. С одной стороны, нельзя не меняться. С другой — мы не можем следовать поспешным решениям, к которым иногда подталкивают люди, прочитавшие курс финансового менеджмента или управления персоналом. Важно не потерять дух учреждения и его традиции и, конечно, людей.