Общество модернизируется в два этапа: на первом у лидеров прогресса заимствуют технологии, на втором – институты. Первый этап проще второго. Страны, которые считают себя достаточно крутыми, не хотят подражать «растленному Западу», желают исподволь установить мировое господство, в итоге попадают в цивилизационный тупик, считает культуролог Игорь Яковенко.
Лекция Игоря Яковенко «Цивилизационная специфика России и проблемы модернизации российского общества» состоялась 6 февраля 2014 года в Европейском университете.
Страны проходят в своей модернизации два больших этапа. На первом создается индустрия, трансформируется общество, внедряется европейское образование. Сначала изменяются качественные характеристики городского, урбанизированного слоя. Это приводит к мощному культурному расколу внутри общества. Постепенно сектор противников модернизации сокращается. На первом этапе модернизации страна обычно противостоит лидерам мировой динамики: Германия противостояла Англии, Россия и Советский Союз – Западу. Снятие этого противостояния означает завершение первого этапа. Так Германия в 1960-70-е годы вошла в клуб европейских государств. У нас пафос эпохи позднего Горбачева и Ельцина состоял в снятии противостояния. Сегодня этот контекст возвращается, Америка снова наш противник, это многое говорит о характере процессов, которые мы переживаем.
На втором этапе модернизации заимствуются идеи и институты, порождающие технологии и инфраструктуру, которую мы заимствовали на первом этапе. Общество консолидируется вокруг модернизации. Культура традиционного общества становится маргинальной. Затем общество переходит в состояние имманентного саморазвивающегося движения. Нам много говорят про «азиатских тигров» – Сингапур, Корею и других. Я спрашиваю себя и обращаюсь к специалистам: разве эти новые, экономически успешные страны выпускают продукцию, которая создана внутри этих культур? Пока, по-моему, они берут патенты, варьируют варианты, созданные на Западе. По этим критериям – а они решающие – лидером мировой динамики остается Евроатлантическая цивилизация.
Советский человек экономически мыслить не способен. Он относился к деньгам, как традиционный человек: деньги можно либо зарыть, либо пропить (мужчинам), либо потратить на всякую ерунду (простите, женщинам). Эта ситуация порождает неизбежные хищнические стратегии у людей, у которых возникло экономическое мышление по отношению к тем, у кого оно не возникло. Все сегодняшние банки с их бешеными ссудами, всяческие пирамиды – это ситуация, когда один человек пошел, а другой еще ползает.
Исследователи догоняющей модернизации работают с понятием «консервативная модернизация». Ее особенности: она меняет предмет труда, технологию труда, способ производства, но консервативная модернизация сохраняет традиционный исторический субъект. Что мы наблюдали в Советском Союзе: труд как социальный ритуал, реализуемый вне экономического измерения, представление о государстве как о сакральной власти, отсутствие конкуренции, состязательности в политике, блокируется появление общества в европейском смысле – все это элементы консервативной модернизации. Мы ее переживали в XIX веке, очень хорошо помним по XX веку, и сегодня сохраняются элементы такой модернизации.
Консервативная модернизация также реализовывалась в Иране, Ираке, Ливии... Консервативная модернизация хорошо решает задачи первого этапа, однако после индустриализации общество входит в эпоху застоя, из которой следует исторический тупик. К этой проблематике примыкает понятие идеократия – это политическая партия, которая конституирована вокруг тоталитарной идеологии, при этом в традиционном сознании она замещает Церковь. Партия становится носителем сакральной доктрины. Бывают коммунистические, фашистские идеократии. И Советский Союз – это классическая идеократия.
А что является побудительным мотивом к модернизации? Когда я объясняю это студентам, я говорю: вот была Ливонская война (1558-1583), и российские элиты осознали некий парадокс: наша вера подлинная и правильная, но пушки католиков стреляют лучше. Из этого противоречия все и начинается. Развитие – вещь не самоочевидная. Глубинный мотив догоняющего развития и модернизации – это адаптация общества к современности. Но эта адаптация может идти разными путями. Скажем, Гитлер осуществлял модернизацию Германии: наращивалась экономика, строились дороги. Но закончилось это военно-политической катастрофой. В какой мере коммунистическая Албания (1946-1992) была модернизирующимся обществом? Я уж не говорю о коммунистической Кампучии (1975-1979).
В этом плане существуют две стратегии модернизации. Первая принимает логику всемирного исторического развития и развивает общество в том направлении. А другая стратегия этот вектор отторгает и исходит из того, что мы должны объединить всех славян, построить коммунизм во всем мире или всемирный халифат. Исконная цель такой модернизации – сохранить основы и заветы. Для этого заимствуются технологии, знания, институты. Однако по мере этого движения происходят неумолимые трансформации и общества, и самой элиты. Она проникается другими идеями, и цели меняются. Так вот, глубинный импульс традиционного общества при догоняющей модернизации – как минимум, оградить себя от разрушающей поступи истории. А в идеале она состоит в том, чтобы разрушить этот мир и навязать человечеству свое утопическое видение правильного, правоверного, справедливого.
Если мы посмотрим на разные общества с этих позиций, то обнаруживаются любопытные закономерности. Все православные страны в ходе модернизации обязательно переживают коммунистические этапы. Единственное исключение – Греция, но оно произошло потому, что английские парашютисты вмешались в военно-политический конфликт коммунистов и правительственных войск (1944). В исламском мире модернизация идет в условиях секуляризации режима. Скажем, в кемалистской Турции офицер и чиновник, который слишком часто ходил в мечеть, не делал карьеру. Вообще я не знаю ни одной страны с авраамической религией, где модернизация не была бы связана с некоторой борьбой с Церковью (кроме протестантских).
Россия завершила первый этап модернизации в конце 70-х годов прошлого века, но до сих пор не вошла во второй этап. Мы переживаем кризис перехода: депопуляция, коррупция, аномия. Но в этом переходе есть и позитивные моменты. За последние четверть века возникла масса новых профессий и социальных страт. Дробление профессий свидетельствует о дроблении исходного общества. На разных языках начинают разговаривать дети и родители – это нормально. Наконец, в стране формируется экономическое мышление и экономическое сознание. Советский человек экономически мыслить не способен. Он относился к деньгам, как традиционный человек: деньги можно либо зарыть, либо пропить (мужчинам), либо потратить на всякую ерунду (простите, женщинам). Эта ситуация порождает неизбежные хищнические стратегии у людей, у которых возникло экономическое мышление по отношению к тем, у кого оно не возникло. Все сегодняшние банки с их бешеными ссудами, всяческие пирамиды – это ситуация, когда один человек пошел, а другой еще ползает.
Игорь Григорьевич Яковенко (р. 17 июня 1945) – российский культуролог, философ, правозащитник. Член бюро Научного совета РАН «История мировой культуры». Окончил Московский лесотехнический институт (1969) и аспирантуру Института философии АН СССР (1982). Кандидат культурологических наук, доктор философских наук. В 2011 году в соавторстве с Александром Музыкантским выпустил книгу «Манихейство и гностицизм: культурные коды русской цивилизации». Разрабатывает проблематику ментальности, ритуала, динамики культуры.
