Ленинградцы, в отличие от петербуржцев, не боялись критиковать правительство
Приближается 70-летняя годовщина снятия блокады Ленинграда – главный ленинградский праздник после Дня города. Власти отметили его своеобразно – переименовали День снятия блокады в нечто непроизносимое – День полного освобождения Ленинграда от его блокады немецко-фашистскими войсками. Любой филолог скажет, что два родительных падежа в названии – это неграмотно, тяжеловесно и некрасиво. Здесь их целых три. Но по сравнению с другими подлостями, которые власть имущие допустили по отношению к городу-герою, эта – самая безвредная. Иное дело - разгром Музея обороны Ленинграда и прочая кампания по борьбе с «выпячиванием роли Ленинграда в победе над фашизмом», закончившаяся арестами и расстрелами.
Впрочем, в Смольном война не чувствовалась даже в страшную зиму 1941-42 года. Свидетельство тому – дневники служащих ленинградского горисполкома. Историк и публицист Юлия Кантор провела исследование: как взаимодействовали до и после блокады власть и горожане. Лекция на эту тему состоялась в библиотеке имени Маяковского.
Ленинградцы не боялись критиковать правительство – ни смольнинское, ни кремлевское. «Такой свободой бурною дышали, Что внуки позавидовали б нам», - написала Ольга Берггольц в стихах, а в дневнике – о двух чувствах, определяющих сознание: ненависти к врагу и раздражения по поводу заявлений властей о «хорошо подготовленной войне». На печально известных Бадаевских складах бомбометатели уничтожили несколько тысяч тон продуктов, но для города, в котором на 8 сентября оставалось 2,544 миллиона жителей, это был запас на три дня. Продуктовые склады исследовались НКВД еще в апреле 1941 года: ведь война чувствовалась уже тогда, что бы ни думал тогда Иосиф Сталин. Выяснилось, что на складах грызуны, что крыши подтекают, что мука и зерно лежат свалявшимся комом. Были выданы предписания – устранить нарушения, но ничего не сделано.
Не только грядущий голод – власти отказывались признавать саму блокаду. 13 сентября 1941 года в газете «Ленинградская правда» (в годы блокады в городе регулярно выпускались два издания – «Ленправда» и журнал «Ленинград») было опубликовано сообщение Совинформбюро: «Утверждение немцев, что им удалось перерезать все железные дороги, связывающие Ленинград с Советским Союзом, является обычным для немецкого командования преувеличением».
Между тем мифы очень быстро селятся в сознании горожан. Сегодня даты начала, прорыва и снятия блокады все знают наизусть. Соответственно, когда я спрашивала блокадников, помнят ли они, как узнали о начале блокады, все отвечают одинаково: «Восьмого сентября услышали по радио или прочитали в газете». Этого не может быть, но люди в это верят.
Поэтому самым надежным свидетельством становятся дневники горожан. Дневники эти вели разные люди, но в любом случае это был гражданский подвиг. Почти все дневники достались историкам от родственников: сами авторы умерли или в блокаду, или вскоре после нее. Но когда человек ведет дневник, он рассчитывает, что эти записи кто-нибудь прочитает. А если прочитают и опубликуют, то после Победы. Верить в нее зимой 1941 года – значит очень любить свою родину.
Все так и получилось, но, например, «Блокадную книгу» без купюр впервые опубликовали только в 2013 году. Журналы «Звезда» и «Ленинград» закрыли в 1946 году, музей – в 1949, причем половину экспонатов не просто выбросили, а уничтожили по актам, а половину сотрудников – репрессировали. Были и расстрелы. Заново музей открыли только через полвека. А потом было «Ленинградское дело». И вся борьба шла под этим лозунгом: не выпячивать роль Ленинграда в победе. Первый город-герой – Москва, а не Ленинград. Хотя Ленинград не просто задержал – остановил продвижение на восток одной из групп армий.
Ноябрь 1941 года – то самое время, когда ввели норму 125 блокадных грамм. Завтрак в Смольном – тарелка каши и два стакана сладкого чая. Обед – суп (каждый день новый) и мясное блюдо. Норма хлеба – 300 граммов черного и 300 граммов белого плюс бутерброды... Там, судя по записям в дневниках, война почти не чувствовалась. Записи эти свидетельствуют не только о прекрасном снабжении, но и полной атрофии совести...
Историки отмечают, как блокировались любые попытки установить точное количество погибших в осажденном городе – оно неизвестно до сих пор. Информацию скрывали даже в 70-е. Да, точное количество ленинградцев на 22 июня 1941 года было известно, но никто не стал учитывать беженцев из Ленинградской области (она тогда включала в себя Новгородскую и Псковскую, которые немцы захватили очень быстро).
Стоит отметить, что в самом Ленинграде войны не очень боялись: только что закончилась Зимняя война, и все ждали, что, если и придется с кем-то воевать, то не на своей территории. Эвакуация в городе началась сразу после начала войны – эвакуировались в первую очередь военно-промышленные предприятия, затем учреждения культуры. Правда, из всех музеев только два, кажется, имели заранее сработанный план эвакуации. Остальные грузились довольно беспорядочно. Но еще меньше повезло Новгороду. Чтобы вывезти экспонаты Новгородского кремля, требовалось 12 вагонов. Дали один, причем половину заняли под архив райкома партии. Освобожденные партийные работники имели приоритет во время эвакуации – скажем, их эвакуировали раньше детей. Ну, а про пищевое снабжение во время блокады лучше всего свидетельствуют записи из дневников горкомовских служащих. Ноябрь 1941 года – то самое время, когда ввели норму 125 блокадных грамм. Завтрак в Смольном – тарелка каши и два стакана сладкого чая. Обед – суп (каждый день новый) и мясное блюдо. Норма хлеба – 300 граммов черного и 300 граммов белого плюс бутерброды. Таков рацион не смольнинской верхушки, но рядового сотрудника отдела кадров. Снабжение осуществлялось из совхоза во Всеволожском районе. Туда же, в Мельничный Ручей, они уезжали в санаторий для поправки здоровья. Там, судя по записям в дневниках, война почти не чувствовалась. Записи эти свидетельствуют не только о прекрасном снабжении, но и полной атрофии совести у их авторов.
Между тем у врачей появился термин «ленинградская болезнь», потому что употреблять диагноз «алиментарная дистрофия» им было запрещено.
Когда открыли Дорогу жизни, снабжение стало получше, но, например, частные продуктовые посылки в Ленинград были отменены лично Ждановым. А когда вышел первый фильм о блокаде Ленинграда – его начали снимать еще в 1942 году, – купюрам подверглись, в основном, сцены с умирающими людьми, с массовыми захоронениями. Цензоры выдвигали такие претензии: в фильме почти не показана борьба (хотя сцен на заводах, на разборах завалов было множество), а упор сделан на какие-то маловажные факты. «И вообще – нам показывают человека, который идет, шатаясь, а затем падает. Возможно, он просто пьян», - такое заключение сделала экспертная комиссия. Ленинградцам итоговый 40-минутный фильм не понравился – он не выглядел правдивым. Но их не спрашивали.