Истории

Марат Гельман: «Для большинства серебряная ложка, покрытая патиной — духовность, искусство»

Что такое «современное искусство»? Не исчезнут ли Эрмитаж и Русский музей? Может ли искусство быть оружием в борьбе с общественными проблемами? В интервью газете «Мой район» рассказал галерист Марат Гельман.

— Что вы вкладываете в понятия «современное» и «искусство»?

— Перестаньте себе задавать этот вопрос! Людям очень часто мешает воспринимать искусство клише. Понятие «настоящее искусство» — это клише, созданное в советское время для того, чтобы отрезать всё, что было после Сезанна — после него как бы «не настоящее». Заниматься водоразделом не нужно.

Люди, нагруженные этим с детства, приходят на выставки и не могут разобраться: как воспринимать то, что делают сегодня художники? Стоят и думают: «Что это означает?» Любуйтесь на причудливую форму, на цвет!

На выставках я часто слышу: это классно, это лучшее, что мы видели, но это не искусство! Искусство — это картинки рядом в художественной галерее. Почему? Если художник сделал, высказался — это искусство. А дальше можете поругать исполнение, технику или сказать: «Это не моё!»

Многих художников обвиняют во всех смертных грехах, называют убийцами. Если Репин нарисовал «Иван Грозный убивает своего сына», он не становится после этого убийцей! Художник изобразил убийцу, не различение этих критериев — ошибка.

Искусство — зеркало, отражение общественных проблем. Если появился проект, значит, такая проблема есть. Художник улучшает людям оптику зрения.

— Эрмитаж, Русский музей, не померкнут в тумане музеев современного искусства?

— В России соотношение между традиционным и современным перевешивает в сторону прошлого. Где традиционного — 99%. Оно в сознании людей. Для большинства серебряная ложка, покрытая патиной: «Духовность, искусство!» Ведь так же? Смотришь на неё и говоришь: «Антиквариат!» А что-то современное, яркое, хотя это работа художников — это антидуховно.

В России фетишизм к прошлому настолько велик, что современным художникам ещё работать и работать, тогда хоть какой-то баланс будет.

— В Европе другая ситуация?

— В Швейцарии каждая третья семья — коллекционеры. Интересуются искусством, покупают современников. Это не значит, что они олигархи! Если семья хранит искусство XVII века, чаще всего, это покупали прапрадедушки. Таким образом создаются фамильные коллекции.

Интерес к современности (в понятии «идеология, соцреализм») у нас убит в советское время. Для искусствоведов выходом из этого советского кошмара было уйти в «Слово о полку Игореве». Это был жест отказа от сотрудничества с советской мишурой. Поэтому у нас огромное количество людей занималось прошлым, игнорируя современность. Сформировалось представление, что это правильно. Люди тогда не хотели заниматься современностью, потому что она была ложная, фальшивая, тошнотворная.

— Cовременное искусство нуждается в поддержке властей?

— Это искусство помогает, а не искусству надо помогать! Экономика Санкт-Петербурга во многом построена на культуре. В 2000 году делали опрос: из четырех причин, почему туристы приехали в Санкт-Петербург, две причины всегда были — Эрмитаж и Русский музей. Культура поддерживает экономику! Когда государство говорит: «Мы поддерживаем культуру», это ошибка!

Власть как партнер нам не интересна. Главный партнер художника — город, который хочет того же, что художник, чтобы проект прозвучал на весь мир, чтобы наша молодежь не пьянствовала, а стояла за билетами в музеи.

— Может ли искусство бороться с общественными проблемами?

— Сегодня искусство влияет на жизнь и будет влиять еще больше. Власть будет все больше сопротивляться. Например, в виде цензурных конфликтов — почему смешным нарисовал Путина? Чем больше власть на это реагирует, тем сильнее становится художник. Раз вы за песню в тюрьму сажаете, значит, эта песня вам «поперек горла», значит, она есть оружие!

share
print