Главные герои фильма «Шопинг-тур» – мать и взрослеющий сын – пытаются найти общий язык после смерти отца и отправляются в путешествие. Денег хватило на самую дешевую путевку – тур по супермаркетам Финляндии в автобусе с быдловатыми челноками и сонными обывателями. Автобус привычно отправляется с площади Восстания, и этот элемент петербургского пейзажа вызывает такое чувство сопричастности, что подсознательно начинаешь верить любой ахинее, происходящей далее на экране.
«Шопинг-тур» – один из первых действительно независимых российских фильмов ужасов. Традиционные приемы японских и американских хорроров в нем пропущены через знакомый социальный контекст, что делает действие еще более пугающим. В консервативной Америке в годы холодной войны толпы зомби, идущие на город, воспринимались как предзнаменование конца света. А в «Шопинг-туре» финн, собирающийся сделать смертельный укол ребенку, коррелирует с маразматичной пропагандой противников иностранного усыновления.
Видео: sportakus b
Михаил Брашинский (в прошлом кинокритик журнала «Афиша») играет на общественных настроениях и страхах: этого не хватает большинству творений российского масскульта. Сюжет «Шопинг-тура» дрейфует в разных жанрах – драме (взаимоотношения матери и сына), публицистике (таможенный концлагерь на российско-финской границе) и комедии («еврейский» юмор на волоске от гибели). Все это приправлено сумасшедшим финским панком и псевдодокументальной съемкой, что превращает фильм еще и в анархистский манифест.
«Мой район» поговорил с режиссером после сеанса в книжном магазине «Порядок слов».
– Михаил, вы говорили, что мечтали снять фильм «на мобильный телефон». Идея ведь не новая. Почему она возникла?
– Это стоит небольших денег (съемки «Шопинг-тура» обошлись в 15 тысяч долларов – «МР»). Снимая на мобильный телефон, ты лишаешься необходимости искать деньги на свет, сложное оборудование для камеры и так далее. Съемки на «мобильный» подразумевают спонтанность и скорость, а в кино главное, что стоит денег, – это время. Мы сняли фильм за 11 дней. Если бы снимали его на кинокамеру, никогда в жизни не успели бы сделать меньше, чем за 40 дней.
– Речь же идет об условном мобильном телефоне. На что вы в действительности снимали?
– Это секрет. Мы снимали на мобильный телефон.
– Вы сознательно не обращались за финансовой поддержкой в Министерство культуры. Чувствуете свою ответственность перед налогоплательщиками?
– Нет, я просто не хочу ни перед кем отчитываться. Только перед собой, своим талантом и своим инвестором. Не хочу проходить худсоветы, я сам себе худсовет. Проект, который стоит, предположим, 2 млн евро, невозможно снять самостоятельно, нужно искать деньги у государства. Когда есть возможность этим не пользоваться, нужно оставаться независимым. Творческая, финансовая независимость – это ведь то, чего мы все добиваемся, правда?
– Кажется, российские режиссеры не жалуются на худсоветы. О чем вы?
– Ситуация в нашей стране ухудшилась за последние годы и продолжает ухудшаться. Сейчас она такова, что на какие-то проекты денег могут просто не дать. Это форма цензуры. В Советском Союзе фильмы волочились годами через худсоветы, потом снимались и клались на полку. В России на какой-то фильм могут просто не дать денег. Это то же самое, что положить его на полку, но до съемок.
– Как ухудшение ситуации в стране сказывается на конечном кинопродукте?
– Пока никак не сказывается. Но вы же не хотите, чтобы я описывал общественно-политическое развитие нашей страны за последние три года, оно явно идет не к лучшему. У нас усиливаются консервативные тенденции. Усиливается нетерпимость в обществе. Усиливаются запреты. Люди якобы требуют, чтобы что-то запретили, и это запрещают. В такой ситуации людям, которые создают фильмы, книги, картины, жить становится труднее. Сегодня запрет касается другого - завтра коснется тебя.
– То, что российское независимое кино становится более реалистичным и жестоким, связано с консервативным откатом в обществе?
– Какая-то часть культуры существует за счет протеста. Если реакцией на усиление консерватизма будет создание более свободных и диких произведений, то, наверное, это органично, и так тому и быть.
– Какой у фильма возрастной ценз?
– 18+. Но мне кажется, его могли бы смотреть зрители от 14 лет. Мы теряем в этих четырех годах подросткового возраста большую аудиторию. Я очень об этом сожалею. Своим детям, если бы им было 14, я бы свой фильм показал. Не стал бы показывать жесткую порнографию, а от культуры детей оберегать не нужно. «Шопинг-тур» - смешной фильм про невероятные события, и все это понимают, когда его сморят. Он не является руководством к действию.
– Россияне подсознательно боятся иностранцев?
– Конечно, когда ты находишься в чужой среде, где люди говорят на непонятном языке, ты чувствуешь на уровне подсознания тревогу. Но потом входит режиссер и начинает что-то с этим делать. Делать из этого шутку. Сам факт того, что мы находимся в чужой среде и не понимаем, о чем говорят, еще ничего не значит. С фактом еще нужно что-то сделать, превратить его в инструмент высказывания.
– Чтобы мать и сын пришли к психологическому взаимопониманию, их обязательно было ставить в экстремальную ситуацию? Так персонажи лучше раскрываются?
– Жанр драмы строится на том, что герои попадают в экстремальные ситуации и в них раскрываются. Это открыл не я, это открыл Аристотель 3 тысячи лет назад. Режиссер – это человек, который занимается драмой, не пишет роман, не пишет картину, а снимает фильм – произведение драматургического искусства. Желательно ставить людей в острые ситуации, в которых они раскрываются лучше, чем в тупых ситуациях.
– Легко ли было договориться о съемках с российской и финской таможней?
– Мы знаем, что в России все коррумпировано снизу доверху, поэтому люди всегда за все хотят денег. В Финляндии, наоборот, коррупции практически не существует, поэтому люди не хотят денег за то, за что им денег хотеть не надо, например, за съемки фильма рядом с ними. Финская таможня получила запрос, ответила положительно, позволила нам бесплатно снимать сцены с участием финских таможенников. Мы даже не пытались просить разрешения у российской таможни, потому что понимали: это будет стоить денег, которые мы себе позволить не сможем.
