Чего мы не знаем о мигрантах в России: не такие обделенные, как кажется

Первый раз я приехал в Среднюю Азию в 1988 году. Тогда любые попытки говорить, что местное население куда-то поедет, тем более что будет массовая миграция, казались смешными. Специалисты были убеждены, что таджики и узбеки особенно привязаны к своим традициям, кишлакам, общинам, семьям. Отмечалось, что в их культуре нет установки на миграцию и мобильность. Приводился пример: в советское время Госплан пытался переселить «избыточное» население Средней Азии в Россию для организации колхозов. Идея провалилась. Не прошло и 20 лет с тех пор, как я начал заниматься Средней Азией. Мы видим: в среднеазиатском обществе произошли серьезные трансформации. Миллионы мигрантов добровольно отправились в Россию в поисках лучшей доли. 

 

О мигрантах в России привыкли говорить в правозащитном или обвинительном ключе. Правозащитный фрейм сводится к тому, что мигранты – зависимая, дискриминируемая группа, которая находятся в опасности, подвергается социальному исключению. Обвинители предпочитают говорить об опасностях, которые создает миграция. Эти противоположные точки зрения в чем-то идентичны, потому что связывают мигрантов с некими угрозами, опасностью. Я пытаюсь посмотреть на миграцию в более широком контексте. 

• 

  Фото: Валерий Пятинин.

• 

  Фото: Павел Семенов.

• 

  Фото: Trend.

• 

  Фото: Trend.

• 

  Фото: Trend.

 

Миграция – это очень сложный, разноплановый процесс перемещения людей, социальных сетей, капиталов, практик, образов и идентичностей. Речь идет не только о людях. Миграция – это еще и процесс встраивания перечисленных элементов в различные социальные пространства, начиная с политики, экономики, религиозного производства, заканчивая повседневностью. 

 

Вопросы миграции у нас очень экономизированы: сколько денег переводится в Среднюю Азию, кто нанимает гастарбайтеров, какие у них зарплаты, трудовые соглашения, квоты... Люди, которые говорят о культурной и расовой неполноценности мигрантов, также пытаются приводить экономические аргументы. В том духе, что мигранты демпингуют на рынке труда. При этом экономических обоснований не приводится – экономика миграции слабо изучена российской наукой. Парадокс: мы повторяем заученные истины, которые едва кто-то проверял.

 

Бизнес и экономика миграции рассматриваются как некая абстрактная экономика и абстрактный бизнес. Масса отраслей востребуют мигрантов в качестве рабочей силы: строительство, ЖКХ, кстати, сельское хозяйство. В Москве и Петербурге это не очень заметно, а на юге России известно всем, что мигранты работают на полях. Существует бизнес по доставке сельскохозяйственной продукции из Средней Азии в Россию. Такая продукция маркируется как таджикская или узбекская. Эта курага из Ташкента, эти арбузы из Бухары... В Петербурге есть то, чего нет в Москве, – мигранты работают в маленьких продуктовых магазинчиках. Еще поставка автомобилей, например, «УзДэу».

 

Помните скандал октября 2012 года, когда в Петербурге мигрантов изобразили в виде веника, лобзика, кисти и чего-то еще? Пожалуйста, в довольно положительном ключе машина прорекламирована через образ мигрантов. Можно предположить, что целевая аудитория этой рекламы – те, кто использует дешевый труд мигрантов и, соответственно, доверяют дешевому узбекскому производителю.

• 

  фото: http://spbtolerance.ru/

• 

  фото: http://spbtolerance.ru/

• 

  фото: http://spbtolerance.ru/

 

Некоторые отрасли рассматривают мигрантов как потребителей. Например, авиакомпании. В Средней Азии это особенно заметно: продаются авиабилеты практически в любой российский город, вплоть до провинции. Основные мобильные операторы представляют жителям региона специальные тарифы, с учетом миграции. Все это активно рекламируется. Сюда же относятся банки, которые обеспечивают денежные переводы. В московском метро висит реклама одного банка, в которой использованы (пока мелким шрифтом) фразы на таджикском, узбекском и других языках. 

 

Наконец, сфера, которую я плотно изучаю, – это общепит (ресторанный бизнес). В любви россиян к узбекской кухне проявляется их стремление быть похожими на белых европейцев, противопоставление делового прогрессивного Запада и уютного загадочного Востока. Заведения делятся по тому же принципу: на вокзалах 2/3 посетителей хинкальных, фастфудов составляют азиаты. В оформлении этих заведений практически не используются восточные мотивы, но можно встретить указание, что пища халяльная. Среднее и высшее звено ресторанов – московская «Чайхана №1» или петербургская «Евразия» – ориентируются на граждан России.

 

В основном такие заведения предлагают типичное среднеазиатское меню. Такую кухню принято считать именно узбекской. Возможно потому, что в она еще в советское время стала брендом, – в Москве существовал ресторан «Узбекистан». В Средней Азии все мужчины умеют готовить. В каждой общине есть люди, которые не только готовят, но и совершают некий ритуал, связанный с пищей. Существует школа публичных поваров.

Мой главный тезис: не нужно считать мигрантов обделенными. Они включены в экономические отношения. Многие из них довольно успешны. Вы никогда не назовете Алишера Усманова или владельца сети узбекских ресторанов представителями дискриминируемой группы. Хотя формально они тоже приезжие. Наконец, не стоит рассматривать миграцию только как демографическое явление. Это серьезное культурное, экономическое, этно-социальное явление, частью которого мы тоже являемся. 

***
Сергей Абашин – доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН (Москва). Среди основных исследовательских интересов – ислам и национализм в Центральной Азии, модернизация и трансформация, идентичность и социальное взаимодействие, миграционные процессы на современном постсоветском пространстве. Автор более 150 научных работ по истории и этнографии Средней Азии.