Почему исчезают дома староверов и дачи помещиков

18 октября состоялся пресс-тур MR7 в рамках проекта «Памятники деревянного зодчества — 47: от популяризации к сохранению». Во время выезда журналисты посетили старообрядческую деревню Лампово, посмотрели на дачи Вырицы, пообщались на круглом столе с представителями власти о проблемах сохранения культурного наследия и предложили несколько решений: от известной инициативы «аренда за рубль» до проведения семинаров с владельцами памятников.

Старообрядческое Лампово

По обе стороны от мокрой асфальтированной дороги из-за желтой листвы проступают покосившиеся деревянные домики — это старообрядческая деревня Лампово в Гатчинском районе Ленинградской области.

Правда, сейчас многие дома принадлежат обычным дачникам, старообрядцев в поселении осталось 10−15 человек. Но зато сюда стягиваются староверы из других деревень. Всего в общине около 50 человек.

Через реку Ламповка виднеется моленная — небольшая старообрядческая часовня. Храм был построен без колокольни и купола, потому что до 1905 года старообрядцам было запрещено иметь свои церкви. Сейчас в молельне висит колокол начала XX века Гатчинского завода.

Историей Лампово занимается этнограф и председатель старообрядческой ламповской общины, сотрудник Кунсткамеры Денис Ермолин. Он ведет журналистов от дома к дому, рассказывая истории столетней давности.

— В этом доме жил стеклодув Адольф Геринг, — Денис подводит слушателей к желтому дому с фасадной росписью. — Он взял в жены девушку Парфееву Александру и пришел в дом примаком (то есть взял на себя заботу о доме невесты). Спустя четыре года жена умерла, и Адольф Геринг посватался в дом Прохоровых. Он взял в жены девушку Ирину. Но ее отец поставил условие, что лютеранин Адольф крестится в старообрядчество. Геринг крестился и взял себе имя Павел.

В годы Великой Отечественной войны, рассказывает Денис, Адольф Геринг пропал, а его семью, как и многих других жителей деревни, немцы увезли в Германию. Однако после войны и Ирина с двумя дочками, и другие старообрядцы вернулись в свои дома.

Закончив одну историю, Денис Ермолин начинает другую — показывает дом Прохоровых середины XIX века. Эта симметричная постройка из потемневшего от времени дерева осталась самым крупным домом в деревне.

Частные хозяева пытаются поддерживать порядок и следить за зданием, но из-за того что дом считается объектом культурного наследия, реставрация стоит огромных денег. С этой проблемой сталкиваются все собственники, владеющие историческими зданиями. Многие не могут заботиться о домах, и те ветшают, горят и рушатся.

Прямо на главной улице Денис показывает остатки некогда памятников деревянного зодчества — а теперь просто поросшие сорняком участки и пепелища.

Но дом Прохоровых пока стоит. Первый этаж жилой, на втором мансарда, куда со двора много лет назад затащили концертный рояль, привезенный из Петербурга.

По сути, это два дома, разделенные общим коридором, и соответственно с двумя несущими стенами, образующими главный коридор. Он делит дом на две неравные части. Слева пять окон, справа — три. Окна имеют ставни — не самое характерное архитектурное решение для домов старообрядцев. Чаще ставни использовались или на юге, чтобы защищать от света, или на севере за полярным кругом для защиты от полярного дня.

Денис проводит экскурсию от дома к дому или к тому, что от них осталось.

— Здесь был дом Тихановых, но в девяностые он стоял заброшенный и в конце концов просто рухнул, — показывает Денис на пустой участок.

Всего в Лампово 13 выявленных объекта культурного наследия. Остальные (около 30) уже внесены в реестр и являются объектами культурного наследия регионального значения.

«Дачная лихорадка» в Вырице

После Лампово автобус едет в Вырицу, которая считалась дачной столицей в начале XX века. Здесь около ста исторических дач, хорошо сохранившихся осталось не больше 50, тех, что считаются выявленными объектами культурного наследия, — единицы. По данным администрации Ленобласти, в Вырице 13 выявленных объектов культурного наследия и семь объектов регионального культурного наследия. Тут сохранилось много деревянных дач, построенных царской аристократией. Однако после отмены крепостного права, к началу XX столетия, когда «настоящих» помещиков уже не осталось, их потомки хотели по-своему прочувствовать роскошь, в которой жили их предки. Деревянные домики с мансардами, верандами и причудливыми башенками стараются перещеголять один другого.

— Здесь были различные семейные угодья, принадлежавшие разным дворянским семьям: князьям Венгинштейн, семейству Кореевых. А само название Вырица относилось к железнодорожной станции, — рассказывает краевед Андрей Барановский.

«Дачная лихорадка» захватила эту местность, когда в 1903 году проложили железную дорогу от Царского Села до станции Дно. Лесные угодья в Вырице стали использовать для жизни и охоты.

Андрей ведет на территорию детского санатория «Салют», который владеет несколькими дачами. За сто лет они потеряли кто башенку, кто резьбу, один дом обшили сайдингом, чтобы сделать его пригодным для детского пребывания.

—  Поиграть в дачную жизнь решили в том числе капиталисты. Этот участок принадлежал банкиру Бумагину, который построил однотипные дома для создания гостиничного проживания, после революции все это становится собственностью детских садов и лагерей, — говорит Андрей.

Владельцы общались с Андреем и говорили, что хотят сохранить первозданный вид дач, но по современным стандартам для дач требуется модернизация. Историческое наследие и частные интересы вступают в конфликт.

«Расшифровать» дом

Как говорит Андрей, он и другие инициативные краеведы и историки стараются «расшифровывать» дом, то есть понимать его историю и находить прежних владельцев. Череда дач приводит нас к дому, на котором по дереву вырезана дата «1912» — это и год постройки, и годовщина победы в войне 1812 года, объясняет Андрей.

Другой дом в стиле полумодерн оказывается бывшей школой. В момент оккупации при немцах тут возобновилось преподавание. Занятие вела директриса Добровольская, которая была учителем и до революции. За преподавание в оккупации она получила 10 лет лагерей.

 — Сейчас это здание зеленое, но мы не знаем, какой был первоначальный цвет. Например, однажды у нас сгорела желтая дача, на которой бывал писатель Иван Ефремов (советский палеонтолог, писатель-фантаст и социальный мыслитель, живший в 1908—1972 годах), она принадлежала его отцу. А потом на аукционе всплыла акварель с видом этой дачи, только она была зеленого цвета. То есть цвета менялись, — объясняет Андрей.

Голубая дача купца Бородавкина с дореволюционным фундаментом и двумя дореволюционными окнами, сменяет неназванный заброшенный дом с выбитыми стеклами — так повсюду, кажется, что обо всех дачах позаботиться не может никто.

Вырицкий старец

Андрей Барановский приводит к храму Казанской иконы Божьей Матери, построенной в честь 300-летия дома Романовых вырицкими дачниками. Эта деревянная церковь в древнерусском стиле была освящена в 1914 году. Не все еще было внутри доделано, как началась Первая мировая война, которая сменилась Гражданской. Многие люди, создававшие этот храм, так и не увидели его. В советское время там сделали клуб.

Многие верующие люди стали переезжать в Вырицу из Ленинграда из-за гонений в годы репрессий, создавая «свой» круг интеллигенции. В частности, в 1930 году, когда сильно сократилось число монахов, свою келью в Александро-Невской лавре покинул Василий Муравьев, будущий Серафим Вырицкий. В поселке Вырица он поселился в 1933 году, проведя предварительно три года в деревне Поповка.

Здесь было свое духовенство, но его постоянно арестовывали, а Василия Муравьева из-за того, что он был стар и болен, не трогали. В военный период он остался одним из священников, который мог отслужить службу, провести исповедь. К нему потянулись люди после войны: с просьбами отслужить панихиду и побеседовать.

Андрей ведет на дачу, где Серафим Вырицкий снимал мансарду. Дом, построенный до революции, принадлежал эстонцу по фамилии Рааль, которого впоследствии репрессировали. Потом дом перешел семье Кузнецовых, тоже вскоре репрессированных — при них-то Серафим там и жил.

Сейчас дачей владеет Константин Тарковский. Он встречает гостей, приглашая осмотреть дом. На участке в мокрой траве лежат сладкие яблоки. Розовый дом блестит новой крышей — попытка компромисса и «жизни в памятнике».

 — Крышу перекрыли в этом году, до этого была еще родная, столетняя. Поддержание в первозданном виде стоит гораздо дороже. За перекрытие я отдал 193 тысячи — это только работа. Пять тысяч за квадратный метр. Мужик три месяца выпиливал черепицу. Власть ни разу денег не дала, хотя дом является объектом культурного наследия, поэтому я ни с кем не согласовывал ремонт, — объясняет Константин. — Но мы не отходили от канона.

Его семья владеет домом с 1975 года, когда мама Константина купила дом. Бабушка ходила в церковь, где ей рассказали историю дачи.

— Это ж не только дом Серафима, это сам по себе дом. Я забочусь, потому что это мой дом. Мне же надо тут жить, — говорит Константин.

Дача Рааля периодически обновляется — за жизнь Константина в доме четырежды менялось крыльцо. Сейчас идет обшивка фасада. Часть материалов Константин нашел в заброшенном доме.

— Зато рамы родные, а вот ограждение на балконе я менял. Дважды за последние 15 лет. Сам напиливал, — объясняет Константин. — Изначально дом не был обшит, но сейчас мы говорим, что обшивка родная, хотя она появилась где-то в 1950-е годы.

Константину государство не помогает никак. Зато рядом с его домом строится гигантский православный комплекс — храм, музей и женский монастырь одновременно. И все в честь Серафима Вырицкого. Строят на месте лесочка и родника, где любил гулять старец. Правда, для строительства пришлось вырубить лес и осушить родник. Православный комплекс перебивает уютною атмосферу дачи, маленький деревянный домик теряется рядом со сложной конструкцией храмомузеемонастыря.

Не ремонтировать, а реставрировать

Пресс-тур закончился круглым столом на даче Островского (не писателя), за которым собрались и представители власти, и историки с краеведами.

Сама дача Островского представляет собой ансамбль нескольких голубых домиков с общим участком. Это не памятник, но дома старинные. Сейчас здесь находится база отдыха Vyritsa Village — тот редкий пример удачного решения сохранения наследия с пользой для бизнеса.

После проведенного дня и всех отсмотренных домов руководитель проекта, которым MR7 занимается уже почти год — «Памятники деревянного зодчества — 47: от популяризации к сохранению», Анастасия Филиппова привела данные: из 130 объектов, которые были исследованы в ходе мониторинга, почти 20% оказались заброшенными, около 10% сгорели и фактически потеряны, не менее 30% утратили свой облик из-за последующих перестроек. Основной вопрос, который задают журналисты и энтузиасты властям: как сохранить то, что осталось?

На круглом столе присутствовали представители комитета по сохранению культурного наследия Ленинградской области, который занимается государственным учетом объектов, утверждает границы объектов наследия. Представители комитета признали, что ситуация, когда собственник остается один на один с памятником, которым он владеет, возникает довольно часто. При этом ему нельзя ни перестраивать, ни менять планировку, ни вносить кардинальные изменения.

Зачастую энтузиасты, решая восстанавливать бесхозные памятники самостоятельно, нарушают закон. Если же власть выявляет бесхозный объект как значимый, ему ищется собственник. И снова возникает ситуация, что работа по сохранению памятника ложится на плечи простых людей.

Трудность есть и в том, что реставрировать деревянные объекты зачастую сложнее, чем каменные. Поэтому желающих браться за такую работу не так много, хотя отдельные энтузиасты есть.

— Министерство культуры проводит масштабную программу консервации. В каком-то виде это спасает памятник хотя бы на какое-то время, — говорит главный специалист отдела федеральных памятников комитета по сохранению культурного наследия Ленинградской области Наталья Корнилова.

Денис Ермолин рассказывает, что есть и ситуация, когда собственники не понимают значимости объекта, которым они владеют, позволяя себе вольность — достройки и перестройки.

— Главное правило — не менять облик объекта, если это выявленный объект или памятник, — говорит Юлия. — Важно воспитывать чувство ценности. Мы стараемся проводить профилактику. Вместо штрафов выдаем предостережения.

Также Юлия Назаренко добавляет, что, например, ремонт выполняется исключительно на основании разрешения. Но согласовать ремонт довольно просто, потому что нужен лишь рабочий проект, чертежи и пояснительная записка. А вот государственная историко-культурная экспертиза не требуется.

Денис Ермолин уверен, что главное в другом — донести до собственника значимость того, чем он владеет.

— Например, можно организовать на местах семинары и объяснить, что люди могут делать со своим владением, а что они должны оставить в первоначальном виде. Возможно, стоит задействовать формы местного самоуправления, обращаться за помощью в соответствующие комитеты, — предложил Денис.

Андрей Барановский в свою очередь советует местным властям знать в лицо всех владельцев памятников, дружить с ними.

— Ведь часто бывает так, что объектами культурного наследия владеют уже пожилые бабушки-пенсионерки, которые не могут со своей пенсии оплачивать реставрацию, и вот здания стоят на их участках такой грудой — их ни снести, ни восстановить. Для них надо придумать моральные преференции, — высказывается Андрей.

Также он предложил более радикальное решение: вывести всю застройку до 1917 года в особую защитную категорию. Но данное решение остальные эксперты сочли недостаточно гибким.

Как рассказала главный специалист отдела по осуществлению полномочий Ленинградской области в сфере объектов культурного наследия комитета по сохранению культурного наследия Ленинградской области Юлия Назаренко, для сохранения исторической застройки действительно необходимы в первую очередь желания и возможности собственника.

— Мы руководствуемся федеральным законодательством, — продолжает Юлия Назаренко. —  Там нет разграничений, может ли человек содержать или не может. Закон одинаков для всех. Собственники должны обращаться в комитет за разрешением по проведению реставрации. В то же время установлена ответственность за неисполнение этих требований в виде штрафа. Все понимают, что для пользователя это обременительно, но есть требования.

В том числе на конференции вспомнили дома в Новой Ладоге на улице Карла Маркса. Там за последние несколько лет сгорело шесть домов — памятников регионального значения, находящихся в собственности муниципальных властей, однако те не спешат реставрировать здания, хотя решение суда о восстановлении принято.

— Комитет проводит разработку методических рекомендаций для таких случаев, чтобы местные власти имели больше возможностей следить за состоянием объектов, не дожидаясь конкретных решений. Если мэрия не будет следить, возможны штрафы. Но мы не сторонники штрафовать, лучше на эти деньги провести работы, — подводит итог Наталья Корнилова.

Тем не менее конкретных программных решений по сохранению пока не выявлено. С каждый днем все больше исторических домов зарастает сорняком, горит и утрачивается.

Проект реализуется с использованием гранта Президента Российской Федерации, предоставленного Президентским фондом культурных инициатив