«Мои надежды, безусловно, на условный»
Борис Романов рассказывает о своём деле по статье 207.3 УК РФ.
Первым и единственным в Петербурге обвиняемым по статье о «фейках об армии», которого выпустили из СИЗО, стал активист Борис Романов. Обвинение вменяет ему пункт «Д» части 2 статьи 207.3 УК РФ — это грозит лишением свободы до 10 лет. MR7 поговорил с Борисом накануне заседания суда по делу и приводит его монолог.
Обыск, МО «Светлановское», доносы
— Обыск был 10 мая. Не думал, что наши чиновники вообще заинтересуются этой темой — будут преследовать неизвестных местных политических активистов. Да, я занимаюсь политикой, пытался избираться в муниципальный совет (в 2019 году в МО «Светлановское», — ред.), в Законодательное собрание (в 2021 году по пятому округу Петербурга, — ред.). Но, в принципе, широкому кругу я неизвестен. Не ожидал, что власти, в широком смысле, будет дело до какого-то там Бориса Романова в Выборгском районе.
Где-то в 9 утра ко мне пришли. Я собирался с дочкой ехать на дачу: проснулся, пил кофе… Позвонили в дверь, открыла жена, и они вломились. Не два-три человека, а целая бригада. Дали одеться и тут же надели наручники.
Довольно унизительно всё это происходило: все книжки мои переворачивали, в бумажках копались — всё это было бесцеремонно. Скидывали всё это на пол, на диван. В обуви ходили, меня всячески обзывали. Когда просился в туалет — не выпускали. Часа, наверное, три-четыре всё это длилось.
Параллельно с этим приехала моя мама. Они её забрали и поехали по адресу, где я прописан, проводить обыск. А ещё в это время обыскивали офис ЖСК № 140, где я работал председателем правления. Не понимаю, какая связь между ЖСК и моими какими-то высказываниями. Никакой. Взяли там документы кооператива: устав, копию устава, смету. Проверяли, видимо, нет ли ещё за мной экономических преступлений. Но в деле это вообще не фигурирует.
В чём обвиняют Бориса Романова
Активист 29 марта на заседании совета (вход на заседания МО свободный, прийти на него может любой житель, — ред.) МО «Светлановское» поздравил депутатов с «окончанием … (Борис подразумевал «спецоперацию», но использовал другой термин, который применительно к СВО не рекомендует использовать Роскомнадзор — ред.). В тот день по итогам переговоров российской и украинской сторон в Стамбуле было объявлено о «сокращении военной активности на Киевском и Черниговском направлениях». Кроме этого, Борис Романов на том же заседании «нелестно» отозвался о российской армии.
По словам Бориса, глава округа Янина Евстафьева, депутат и главный врач поликлиники № 14 Виктор Панов, депутат Александр Милехин, депутат Ольга Громова и экс-депутат Ян Януш сочли высказывания Романова недопустимыми и написали на него донос.
После обыска и ареста он провел в СИЗО около 2,5 месяцев. 28 июля судья Марина Горячева смягчила меру пречесения: Бориса отпустили из-под стражи с запретом определённых действий.
Захарьевская, карантин, «Кресты»
— После обыска меня в наручниках отвезли на Захарьевскую (в изолятор временного содержания, — ред.). На следующий день меня повезли в суд, потом снова на Захарьевскую. А оттуда уже утром 12 числа отправили на карантин в [СИЗО № 6 в] Горелово.
Там условия были довольно жёсткие: бараки на 100 человек, холодно, без горячей воды, в туалет по полчаса приходилось стоять в очереди. Прогулок меня лишали — ставили дежурить. Внутри барака была своя иерархия. Как только меня завели туда, первый вопрос был: «За что?» Я должен был им всё «пояснять», рассказывать. Немножко меня, конечно, пристыдили: «Ты что, не патриот?» Я пытался объяснять на своём уровне, почему я то или иное говорил. Но каждый остался при своём мнении. Те люди, с которыми я общался, не говорили, что они прям за «спецоперацию», с пониманием относились. Многие удивлялись, что вообще за слова идут статьи… Недоумение это вызывало.
Через две недели переправили меня в «Кресты» (СИЗО № 1 в Колпино). Там совершенно другая атмосфера. Можно даже сказать — «день и ночь». Там я сидел в четырёхместной камере. Условия намного лучше: горячая вода, свободный доступ в закрытый туалет. Новые «Кресты» строили, видимо, по европейским стандартам. Хотя тюрьма недоделанная что ли — провода висят, потолок не закончен, везде дыры. Но по «обслуживанию» это, конечно, намного лучше, чем в Горелово.
В «Крестах» я точно не видел ура-патриотов, которые прям в грудь бы себя били.
Дом, версии, вопросы
— Встретили дома [после освобождения из СИЗО] меня с теплотой. Все радовались. Не ожидали, на самом деле, что отпустят. Воспринималось, как такое чудо — «Вот, вышел!».
Насчёт того, почему меня отпустили, у меня несколько версий. Первая — может быть, хотят показать, что система более-менее правовая. Что судят не всех под одну гребёнку. Второй аргумент — личное решение судьи Горячевой. Я ничего не знаю про неё, не знаю, какие у неё взаимоотношения с кем. Но могу представить её самостоятельную позицию. Третья версия… Про это некоторые активисты мне говорят: мол, мне дают возможность подумать, чтобы я сознался. И вообще иезуитская версия: показывают, чтобы я уехал. Я понимаю эти версии, размышляю о них.
Что касается других задержанных, по той же статье, мне кажется, что бесчеловечно держать девушек под стражей. Мужчин тоже, конечно. Саша Скочиленко, например: у неё столько болезней, а адвокат и близкие говорят, что ей даже еду по её диете не всегда дают (у Саши редкое заболевание — непереносимость глютена, — ред.).
Абсолютно бессмысленная иезуитская жестокость. И главное: абсурдная. Что они хотят показать? Понятно, что устрашить. Но почему выбрали самых уязвимых и на них это показывают?
Суд
— Я надеюсь на какое-то здравое решение судьи Марины Горячевой. Понятное дело, что, наверное, слишком идеалистично было бы ждать оправдательного приговора. Если это будет обвинительный… Мои надежды, безусловно, на условный срок. У меня не депрессивное настроение. Я вижу поддержку своей семьи. Слава Богу, мы вместе, мы солидарны. Вижу поддержку от многих-многих людей, которые писали мне письма, приходили на суды.
Я вижу другую Россию — активное сообщество людей. Понятно, что у всех есть страх. Поддержка даёт возможность его преодолевать.