«Просто выпрыгивает сердце»: активистка Ануш Панина об аресте Всеволода Королёва

Всеволод Королёв, которого сегодня задержала полиция, режиссёр-документалист (по крайней мере последние месяцы). Его последние фильмы — о двух петербурженках, которых обвиняют в распространении «фейков» о ВС РФ, Саше Скочиленко и Марии Пономаренко. Всеволода арестовали по той же статье 207.3, что и героинь его кино. MR7 поговорил с активисткой Ануш Паниной, которая регулярно участвовала в пацифистских акциях, устраивала одиночный перформанс, несколько раз оказывалась в спецприёмнике, а теперь приходит на суды к политзаключённым. Ануш лично знает Всеволода и поделилась эмоциями по поводу его задержании.

«Мы сдружились с ребятами и девушками в отделе»: знакомство

 — Мы познакомились с Севой 24 февраля, на первом протесте у Гостиного двора. Нас задержали примерно в одно время и повезли в отдел полиции № 70 Невского района на улице Новосёлов. Мы начали знакомиться ещё в автобусе, когда заводили общий чат помощи. У Севы была ярко-зелёная куртка и походный рюкзак. Я чувствую доверие к людям в яркой одежде, особенно — походникам, и особенно — тем, с кем меня вместе задержали.

В отделении нашу группу в 14−15 человек продержали почти двое суток. Потом повезли в спецприёмник. Мы с Севой выпустились в один день оттуда и поехали есть вкусную еду. Помню, что угостила его умопомрачительно вкусным безалкогольным глинтвейном, мы смотрели недавно вышедшее интервью Дудя с Борисом Акуниным.

Мы вообще сдружились с ребятами и девушками, когда были в отделе, отрывались там по полной и потрясающе проводили время друг с другом. Много пели и шутили. После с некоторыми стали ходить друг к другу в гости, пели под гитару. На следующий день, как нас выпустили из спецприёмника, у многих были суды — и мы с Севой поехали к ним, принесли булочки, кофе. Пока их вели от суда до автозака, мы успевали спросить, как дела, пройтись рядом, взять за руку, приобнять, потом стояли у маршрутки-автозака и просто улыбались им, переглядывались, чуть-чуть танцевали для них, шутили. Уже после — большей компанией встречали из ИВСа тех, кого выпустили позже нас. Это то, что выхватывает память…

«Мы могли наслаждаться общением друг с другом»: праздник жизни в отделе

— Из 70-го отдела полиции нас дважды возили в суд. В первый раз все протоколы развернули, не стали рассматривать дела, потому что они ну совсем криво были составлены. Когда нас вернули обратно в отдел, не повели сразу в камеры, а на какое-то время оставили одних в полуподвальном помещении с коврами.

То есть в отличие от камеры можно было сидеть на полу, есть еду из передач — это был праздник, потому что в женской камере была одна лежачая полка на четверых, у парней в первой камере — одна койка на пятерых, а во второй — одна на семерых. Ещё и полиция оставила нас тогда в покое, пока пытались разобраться с бумажками, и мы могли спокойно обсуждать то, что нам важно, шутить, наслаждаться общением друг с другом и тем, что мы вместе.

Сева с кем-то болтал, и я выхватила формулировку, которая мне очень понравилась. Я встряла в беседу и стала расспрашивать. Вообще, он иногда какие-то вещи называл, описывал с каких-то новых для меня ракурсов. Я искренне получала от этого удовольствие, это делало обдумывание некоторых процессов глубже и интереснее.

Уже на свободе я узнала, что Сева помогает людям из ПНИ (психоневрологических интернатов. — Ред.), давно этим занимается, даже ездил буквально вызволять оттуда подопечных, занимался тем, чтобы человек, вырвавшийся на свободу, мог получить своё жильё (Всеволод был волонтёром петербургского фонда помощи людям с ментальными отклонениями «Перспективы». — Ред.). Это внушает огромное уважение, потому что это тяжёлая тема, которой мало кто занимается.

«Знать, что вы близкие»: после перформанса 2 апреля

— 2 апреля я опоздала на акцию, которую объявила «Весна» (молодёжное политическое демократическое движение. — Ред.) и вышла уже позже вечером со своим перформансом на Сенную площадь.

Севу в тот день снова задержали — около двух часов дня у Мариинского дворца. И мы снова встретились в одном спецприёмнике на Захарьевской после отделов полиции и судов.

В приёмнике было тяжко: в один из дней через незакрытую «кормушку» в камеру шёл сигаретный дым, который я плохо переношу, яркий свет в моей камере оставался включённым на ночь. Сперва я вежливо просила дежурных это изменить, потом начала кричать громко. И ко мне стали присоединяться другие камеры.

В какой-то момент я отчётливо услышала Севин голос, который призывал всех написать групповую жалобу. Я даже не знаю, с какого этажа он кричал, потому что слышимость очень хорошая. Это было так забавно — различать голоса людей, узнавать их, когда вы сидите в спецприёмнике, знать, что вы близкие. Жалобу мы в итоге написали и дружно подписали все её на прогулке.

«Сева — совсем-совсем рядом»: про обыск и арест

— Я узнала о том, что сегодня случилось с Севой, из группы помощи задержанным в Петербурге. Первая реакция — я выматерилась. Материться я начала после 24 февраля, до этого я принципиально не ругалась.

С [обвиняемыми по 207.3 в Петербурге] Сашей Скочиленко, Борисом Романовым, Ольгой Смирновой у нас есть общие друзья и знакомые, сложно сейчас хотя бы косвенно не знать тех, кто протестует. Вику Петрову я не знаю лично, но уважаю её. Олегу Белоусову я написала письмо в СИЗО. Я ходила к ним в суды.

Помню, как меня глубоко задело задержание Марии Пономаренко (журналистка RusNews, также обвиняемая по ст. 207.3, этапирована из Петербурга в Барнаул). Мы виделись с ней лично дважды. Мария приносила мне передачу в спецприёмник с маленькой записочкой, встречала меня из спецприёмника и записала со мной мини-интервью, это было очень дорого для меня. И мы встречались и разговаривали на одном из вечеров писем политзаключённым.

Но Сева — это другое, Сева — совсем-совсем рядом. Я пытаюсь понять, куда нужно ехать, что ему привезти, как поддержать. Но он ещё на допросе, насколько я понимаю. У меня просто выпрыгивает сердце.