«К нам во двор прилетел снаряд»

Специальная военная операция заставила украинцев забыть о привычной жизни. Многим пришлось бежать из страны — а кому-то не в первый раз. Маша Г. из Харькова уехала в Брно — и оттуда рассказала MR7 о событиях 2014 года, СВО и о жизни в Чехии.

Маше 24 года, она родилась и выросла в городе Енакиево Донецкой области. С 2014 года Енакиево под контролем ДНР. Он недалеко от границы самопровозглашенной республики и украинских территорий. Восемь лет назад там уже стреляли, и многие местные были вынуждены уехать. Тогда в основном перебирались в Россию. Текущая СВО застала Машу в Харькове. Как говорит она сама — «мне не повезло дважды».

2014 год: «Мы думали, что это очень весело»

— Получается, для тебя это уже второй раз. В 2014-м уже были обстрелы и бегство из города. Расскажи про те события.

— Произошло все как-то очень внезапно. История реально повторяется: никто не ожидал, что это случится, но это случилось. Я помню, что в мае 2014-го, когда для нас все только начиналось, мы сдавали экзамены, я заканчивала 10-й класс лицея. Я тогда училась в лицее в Донецке и жила там в общежитии. И вот мы сидели на балконе общаги и слушали, как стреляют в аэропорту, потому что он недалеко, и нам казалось это какой-то шуткой. Мы думали, что это очень весело. Видели, как БТРы по улицам ездят, только мы не знали, чьи. В то же время в Донецке проходил проукраинский митинг, на который ходили наши преподаватели из лицея.

А потом внезапно стало очень горячо, и нас всех попросили поскорее уехать по своим городам, чтобы нас родители забрали. Я помню, что я уезжала из лицея самая последняя. Я прощалась со всеми друзьями и даже не знала, что мы прощаемся минимум на год, а с некоторыми — вообще навсегда.

Я вернулась в Енакиево, а потом уехала в Москву на несколько месяцев.

— В Москву ты уезжала в качестве беженки?

— Я ехала с дедушкой и бабушкой. Ехали мы к единственным родственникам, которые есть у нас в СНГ, это мои дядя и тетя, они живут в Москве. Другого выбора не было. Мы уехали, потому что в Енакиево в тот момент сильно стреляли. Мать сказала: «Езжайте», и мы поехали.

— Когда после этого ты вернулась на Украину и почему?

— Я вернулась в Енакиево в октябре того же года, потому что стрелять практически перестали, это было, когда та «горячая» фаза закончилась и перешла в вялотекущую. Плюс опять наладилось транспортное сообщение. Можно было сесть на поезд из Москвы и доехать. Когда мы уезжали в Россию летом 2014-го, мы уезжали на последнем поезде, который шел куда-либо из Донецка. Вернулись мы в Константиновку и оттуда поехали в Енакиево. Сейчас все точно так же: ты на поезде едешь до Константиновки и потом через блокпосты, через серую зону, опять через блокпосты едешь куда тебе надо.

В Енакиево я вернулась, потому что… ну, а куда еще? В Донецк не было смысла [ехать]. Лицей сделали про-ДНРовским. Там начала управлять новая директор, которая очень сильно была за все происходящее. Это была первая причина, по которой я не хотела возвращаться. Вторая причина заключалась в том, что на крышу лицея прилетел снаряд, и половину здания просто разрушило. В итоге лицей перенесли в какое-то ужасное помещение с кошмарными общежитиями. Я решила, что лучше я буду в своей старой школе учиться. После того, как я закончила школу, я переехала в Киев, а потом — в Харьков. В Киеве я училась на специалиста по японскому языку в университете, а когда переехала в Харьков, стала зарабатывать фрилансом.

«Ну началось»

— Накануне 24 февраля в Украине были какие-то тревожные настроения?

— Люди поделились на две группы. Одни говорили: «Это все ерунда, ничего не будет». Другие были уверены, что что-то случится. Я помню, что с Нового года об этом все говорили. Я просто ходила по улицам и периодически слышала на автобусных остановках, на станциях метро, в магазинах, как народ это обсуждает. Но большинство людей были спокойны, мол, да ну, такого быть не может, ничего не произойдет. «А даже если и произойдет, все быстро закончится, и все будет нормально».

— Как для тебя началось 24 февраля? Что происходило в Харькове?

— Рано утром было два взрыва. Около пяти часов утра. Я от них проснулась, но подумала: «Да ну, бред какой-то, наверное, это фейерверки», и уснула обратно. А потом моей соседке по квартире позвонила подруга, что-то ей сказала. Соседка повернулась ко мне и говорит: «Ну началось». И я почувствовала, что меня тошнит. Меня от тревоги и от ужаса начало дико тошнить. Мы встали, быстро собрали тревожные рюкзаки, благо, мы уже знали, что в них собирать — мы обе из ДНР. Накидали туда деньги, документы, теплые вещи, белье и носки, ноутбуки, зарядные устройства, пауэрбанки, косметику. Собрались, пошли к друзьям. Пошли к ним, просто потому что вместе не так страшно. Мы просто были в шоке. Я впервые в жизни подписалась на новостной канал, чтобы следить, что происходит.

Мы приготовили поесть, потом пошли в магазин. В магазинах были огромные очереди. Люди стояли на улице в очереди, чтобы хотя бы войти в магазин, как в начале коронавирусных времен. В магазин пускали по пять человек. Люди сгребали гречу, соль, консервы, тушенку. Наши друзья остались в очереди, мы дома ждали их звонка. Позвонили они только через час, сказали что только стоят на кассу. Мы пошли их встретить, по пути пытались снять деньги с карт. И все банкоматы выдавали сообщение, что в связи с ситуацией в стране временно наличные деньги не выдают. Первые несколько дней невозможно было снять деньги вообще нигде. Но картами можно было расплачиваться в магазинах, они работали.

Все время, когда мы ходили, слышна была стрельба, но где-то вдалеке. На улице все спокойно стояли с собаками, с детьми. Мы запаслись продуктами, которые могут храниться долго, купили мясо, чтобы его заморозить. Еще 24 февраля отключили Интернет. Никакие провайдеры не работали, был только мобильный интернет, и мы очень боялись, что пропадёт мобильная связь тоже. И мне приходилось раздавать соседке интернет с телефона, чтобы она могла отправить какие-то файлы по работе. И все это время где-то в городе стреляли. А мы все с Донбасса, привыкшие.

Так ночевали дома - в ванной, ближе к несущим стенам.

«Мы реально все попрощались с жизнью»

— Что происходило между первым днем и днем, когда вы решили, что из Харькова надо уезжать?

— Мы уехали 28 февраля. До этого мы все дни сидели в квартире на девятом этаже. Мы занимались обычными домашними делами: играли в настолки, в карты, готовили еду, стирали вещи, убирались, ходили курить. В один из дней мы устроили вылазку в мою квартиру. Тогда уже объявляли комендантский час, мы дождались его окончания — шести утра — и пошли. И вот утро, никого нет, и мы через заснеженное поле несем сумку, канистру и синтезатор. Меня учили на нем играть. В общем мы просто развлекались, когда сильно начинали бомбить, мы перемещались из комнаты в коридор. Играли так же в карты, анекдоты рассказывали. Один раз мы спустились в подвал. Я причем даже не помню, почему мы туда спустились, потому что угрозы особой не было. И кроме нас там была еще семья с двумя очень смешными пацанами. Один из них рассказывал своему брату очень длинную сказку, и мы тоже ее слушали. Потом нам надоело там сидеть, и мы ушли.

• 

  Очереди в магазины в Харькове в 20-х числах февраля.

  Источник: Мария Г.

• 

  Источник: Мария Г.

За день до того, как мы решили уехать, начали бомбить очень сильно, и к нам во двор прилетел снаряд. Мы очень сильно испугались. Мы реально все попрощались с жизнью. Сели в коридоре, все обнялись и слушали, как взрывы звучат все ближе и ближе. В какой-то момент все затихло, мы подскочили, собрали рюкзаки, обулись. Я как-то даже успела плед взять. И мы побежали в подвал.

• 

  Выбитые окна в доме

  Источник: Мария Г.

• 

  Источник: Мария Г.

• 

  Источник: Мария Г.

Мы выбегаем в подъезд, а там подъездные окна, такие, из стеклоблоков, и вот эти стеклоблоки, вместе с кусками бетона, просто валяются на полу. Их вынесло взрывной волной. Мы были в шоке, что в нашей квартире окна остались целы, потому что в подъезде осколков было очень много. Мы выбежали на улицу, а прямо перед подъездом горит машина. Просто полыхает. Мы забежали в подвал, просидели там примерно час. Тогда мы решили, что ночь проведем в оборудованном бомбоубежище. Там было очень много народу с нашего дома. Мы набрали дома пледов, взяли матрас и спустились туда. Пока еще не было комендантского часа, бегали оттуда покурить, общались с людьми. В подвале народ был с собаками. Все приносили туда стулья. Но когда мы зашли, почти все места заняли. В бомбоубежище было очень холодно. У меня после этого даже началось воспаление легких. Мужчины, которые там были, быстро организовались, выносили оттуда строительный мусор, наводили порядок. Вообще все очень слаженно сработали.

Фото: Мария Г.
Сгоревшая машина во дворе.

Где-то в четыре или пять утра мы пошли домой, потому что сидеть там было уже невыносимо из-за холода. Дома мы спали по часам — дежурили. Все спят, один сидит в коридоре и сторожит. Если начинаются взрывы, то дежурный всех будит, и мы выходим в коридор. Утром опять началась стрельба и взрывы. В итоге мы собрали вещи и пошли пережидать в подъезде, но на пару этажей ниже, где более безопасно, и встали возле лифта, потому что там несущая стена, самая надежная в доме. И пока мы там стояли, мы на повышенных тонах обсуждали, что нам надо уехать хотя бы из Харькова в Полтаву. И у нас реально была такая возможность, буквально единственный шанс уехать. Один наш знакомый был в городе, чинил машину, и он мог нас подобрать недалеко от нашего дома. Но надо было минут пять до него идти по открытому пространству. Половина нашей компании считала, что нужно идти, вторая боялась. В итоге все равно все пошли.

Фото: Мария Г.
Так ночевали в холодном подвале.

Фото: Мария Г.
Далматин и его хозяева в подвале.

Блокпосты на дорогах и припаркованные на обочинах танки

— Насколько сложно было добраться из Харькова до Полтавы?

— Вообще людям было очень сложно выехать. У кого-то нет машины, кто-то не умеет водить, а ехали в основном женщины с детьми. Нам очень повезло. Единственной проблемой было то, что нас четверо, а у мужчины, который нас вез, было всего места на четверых и он уже кого-то взял. В итоге я ехала на коленках по очереди у своих друзей. Но от Харькова до Полтавы ехать не так далеко (около 130 километров — ред.), мы очень быстро добрались. Но мы доехали не до самой Полтавы, мы доехали до небольшого городка рядом, там нас встретил отчим одного из моих друзей. И уже он отвез нас в Новые Санжары — это село под Полтавой. Там остановились родители моего друга. Они заводчики собак, и они остановились у своих друзей, тоже заводчиков. И нас привезли туда же. В принципе мы доехали нормально, но было страшно, потому что мы не знали, в какой момент начнут стрелять, еще и воспоминания с Донбасса примешивались — все эти блокпосты на дорогах, припаркованные на обочинах танки, огромные выбоины от снарядов на дорогах. Пейзажи так себе.

— В какой момент после выезда из Харькова вы приняли решение уехать из страны? Почему решили ехать именно в Чехию?

— Из страны мы хотели уезжать с самого начала, это было общее решение. Насчет Чехии мы приняли решение, когда уже доехали до Ивано-Франковска, я там лежала в больнице с пневмонией. Перебраться в Чехию нам помогли друзья моей соседки, которые в Брно сняли нам квартиру.

— На границе были какие-то проблемы?

— Нет, все прошло очень гладко. Мы ехали на комфортном автобусе. Немного постояли на границе с Польшей, потому что там была очередь. Но, честно говоря, границу мы прошли очень быстро, всего за пять часов. На украинской границе были волонтеры, они бесплатно раздавали еду, можно было попить чаю, поесть. Волонтеров много, они хорошо помогают. На польской границе тоже немного постояли, всех заставили выйти из автобуса с вещами, все вещи проверили. Но это нормальная процедура и в мирное время. Пропускали всех без проблем, даже были люди без загранпаспортов, с внутренними украинскими паспортами тоже пропускали. А границу Чехии я даже не заметила, потому что это Еврозона и проезд там свободный.

«Если всё закончится, мы хотим вернуться»

— Как вы устроились в Чехии?

— Честно, все очень хорошо. Тут все круто организовано, сильно помогают. В Брно есть большой центр помощи беженцам, такой есть в каждом крупном городе. Там много волонтеров, выдают специальные внутренние визы, по которым можно беспрепятственно путешествовать по ЕС. Еще эта виза дает право на официальное трудоустройство в Чехии и на материальную помощь от государства в пять тысяч крон. Она либо единоразовая, либо если ты встал на учет в службу занятости, то эту выплату можно получать ежемесячно. Пять тысяч крон — это нормальная сумма, это 220 долларов. Везде бесплатно кормят, поят, помогают. Много украинцев, многие отлично понимают украинский, русский, а кто не понимает — говорят на английском. Например, полицейские, которые нам делали визы, не знают ни русский, ни украинский, но они хорошо говорят на английском. Вообще, когда мы искали центр помощи беженцам, мы пошли в полицию, потому что думали, что регистрироваться надо там. Мы объяснили ситуацию, и полицейские нас на служебной машине в этот центр отвезли.

Фото: Мария Г.
Окно в квартире. Стекла заклеены, чтобы если вылетят от взрыва - не порезали осколками.

— Вы планируете возвращаться на Украину, или вы решили осесть в Чехии?

— Если всё закончится, мы хотим вернуться. У нас в Харькове остались вещи, которые бросать не хочется.

— Твоя семья осталась в ДНР. Ты с ними общалась после начала СВО?

— Мы общались несколько раз, но саму ситуацию мы не обсуждали. Они просто переживают за меня, чтобы все было хорошо. В основном мы общались о том, как там у них и как там у нас. Но, честно говоря, у них там ситуация не лучше.