Как молодая исследовательница стала волонтером в ковидном госпитале
Мария Вятчина — социолог, младший научный сотрудник Института междисциплинарных медицинских исследований Европейского университета в Петербурге. Мария в первую волну пошла добровольцем в один из перепрофилированных на лечение ковида стационаров Петербурга. Все время работы в «красной зоне» с апреля по июль 2020 года Мария вела дневник, а сейчас пишет на его основе книгу. Мария поговорила с MR7 о волонтерском опыте, переживании первой смерти пациента и сочувствии к медикам.
Телом ощутить происходящее
— Когда я узнала, что смогу работать в «красной зоне», то первая мысль была о том, как удивительно складывается ситуация, что именно в такое трудное время открывается окно возможностей. Я даже представить себе не могла, что мне настолько повезет и меня возьмут в госпиталь, — рассказала Мария. — Мой больничный опыт до этого всегда ограничивался опытом пациента и опытом исследователя, который проводил интервью с медиками.
Конечно, настоящий глубокий разговор — это всегда интересно, люди нередко очень детально рассказывают про свою жизнь, но впервые мне представилась возможность буквально телом ощутить происходящее, будучи на стороне медработников.
Всех, кто приходил устраиваться на должности младшего медперсонала, обучали на краткосрочных курсах, чтобы показать, как правильно переложить человека, переодеть, сменить подгузник, кормить. Но Мария «вскочила в последний вагон», как сама говорит: когда она пришла устраиваться на отделение, оно уже работало в режиме «красной зоны», не хватало одной штатной единицы — сестры-хозяйки. Марию взяли именно на эту позицию, а инструктировала девушку старшая медсестра. Социолог подменяла санитаров, когда было необходимо, просто брала на себя их обязанности, когда работы было слишком много.
— Я и сама просила коллег показать, помочь. Мне никто никогда не отказывал, — вспоминает Мария. — Нас на отделении было двое без медицинского образования, я и еще один молодой человек.
Все те, кто в первую волну добровольно пришли в ковидные стационары, чтобы помогать врачам, оформлялись по трудовым договорам. Договор — это в первую очередь про взаимную ответственность. Это запись в трудовой книжке, это защита в случае заболевания, это дисциплина. Добровольцам в ковидных госпиталях всегда найдется работа. Вопрос лишь в том, насколько сам факт допуска волонтеров обсуждается и приемлем для руководства клиники.
— Мне кажется, что самые эффективные руководители понимают, что добровольцы нужны, что их можно и нужно включать в работу. Медики невероятно устали, они работают на пределе сил, — говорит Мария.
Фото: из личного архива Марии Вятчиной
Проговорить горе
Мария рассказывает, что ее поразила беззащитность и уязвимость человека в структуре здравоохранения — и пациента, и медика.
— И еще — когда я увидела первую смерть пациента в «красной зоне». Это было очень тяжелым переживанием не только для меня, но и для многих моих коллег по отделению. Хоть они и были медиками, у них были преимущественно терапевтические специальности, так что со смертью пациентов они прежде тоже не сталкивались, — рассказывает девушка, — Для нас всех это было шоком. Умер молодой мужчина, которому было меньше 40 лет. Да, у него было основное заболевание, он попал на наше отделение из «чистой зоны», где лечился, но заразился ковидом. Это очень страшно, когда человек разговаривал с тобой, общался, а потом прошло несколько часов — и его нет, и больше не будет никогда.
После первой смерти пациента в «красной зоне», где работала Мария, у нее была потребность говорить об этом, обсуждать со всеми, с кем было можно на отделении. Социолог описывала, что с ней происходило, в дневнике, который читали ее коллеги-социологи и друзья.
— Разговоры с коллегами очень важны — у нас были теплые отношения внутри коллектива, мы могли говорить об этом, что давало поддержку в этом бессилии, в неприятии происходящего. Нам всем надо было проговорить это горе, — объясняет Мария.
На отделении, где она была волонтером, была еще одна особенность: среди пациентов были медики той же клиники, заболевшие ковидом.
— Когда случилась та самая первая смерть, я пошла к нашей пациентке — доктору-реаниматологу. Она меня очень поддержала тогда — просто рассказала свою историю: как пришла в профессию, как сама пережила смерть своего первого пациента. Что при этом поменялось в ней самой, когда она поняла: смерть станет неотъемлемой частью происходящего на ее работе, — рассказывает Мария.
Она вспоминает, как примерно через месяц после запуска отделения началось то, что назвали «рутинизацией». Поток пациентов все возрастал. На улице становилось все теплее, народ все больше гулял, маски носили все меньше. При этом еще ничего не было слышно про вакцинацию — появится ли она когда-нибудь.
— Пациентов у нас становилось все больше, мы вошли в ежедневный поток, когда уже не плачешь над каждой смертью. Но это не значит, что смерть становится привычной. Невозможно привыкнуть, — говорит Мария. — В нашем отделении сразу как-то установилось, что мы все друг другу помогаем, было невероятное чувство единения. Вот ухудшается пациент — и мы втроем его транспортируем быстро на каталке в реанимацию — все, кто может в этот момент, независимо от должностей: сестра, врач, санитарка. Вот тучный пациент — и врач помогает мне его перевернуть. По словам Марии, в ковидных госпиталях границы должностных иерархий, очень сильно ощущаемые на других отделениях, размывались. Вот медсестра уже «в мыле» — она поставила 25 капельниц, врач это видит, сам идет и подает больному градусник.
— Я с первого дня слышала эту метафору — «мы как на фронте», — говорит Мария, — Руководители использовали эту фразу, чтобы приободрить коллектив. А тут еще 9 Мая наступило. И очень сильные эмоции были связаны именно с этим — переживанием нашей общности.
Фото: Савва Приходько для MR7
Госпиталь в Ленэкспо для болеющих ковидом в легкой форме
«Нам не хватает сочувствия к медикам»
— О чем будет ваша книга?
— Я бы хотела написать в первую очередь о том, через что прошла сама, о роли сестер и санитарок — это самый невидимый труд. Ведь когда выздоравливают и выписываются, то благодарят и вспоминают имена докторов, а без тех, кто делает назначенные врачом медицинские манипуляции, кто кормит, моет, оберегает от пролежней, выздоровление невозможно.
Кроме того, важно понимать, что ковид затрагивает все области жизни — это не только то, что происходит в больницах, это влияет на всю структуру повседневности. И я вижу, как ковид подсветил эффективность управления в разных регионах. Меня как исследователя очень интересует, как происходит межрегиональное взаимодействие в этой сфере — как одни регионы импортируют технологии других. Например, как распространялись QR-коды и СМС-уведомления для выхода из дома. Изначально эта форма появилась в Татарстане, но была быстро подхвачена в Москве и других регионах.
— Война затянулась, четвертая волна, второй локдаун, и до победы далеко. Но уже появляется то, что мы называем рефлексией. О чем думаете вы?
— Мне кажется, нам всем не хватает эмпатии и сочувствия к медикам. Оказавшись «на той стороне», я очень сильно начала им сочувствовать, когда увидела, как многим жертвуют медики просто потому, что у них такая работа.
— А вас сейчас поражает то, как идет кампания вакцинации, почему люди так неохотно прививаются?
— Почему так? У меня нет одного ответа на этот вопрос. Понятно, что это следствие тотального недоверия государству, медицине, такое «низовое сопротивление», как это ни печально звучит.
Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга
