Никита Оводков собирает вещи, о которых современный человек и не слышал: камисоли, опасные пряжки, рубашки с петельками, крепившимися к брюкам. И точно знает, в каком смятении надо было находиться, чтобы как у Ахматовой надеть на правую руку «перчатку с левой руки».
Никита Оводков — молодой историк, шесть лет назад получивший диплом истфака СПбГУ по специальности «история России с древнейших времен до XX века», — работает в одном из городских музеев. Но страсть Никиты, которой он посвящает значительную часть времени, не связанного с работой — это коллекционирование предметов городского костюма, бытовавшего в начале минувшего века в России.
Путь к столетним пальто и брюкам
После университета Никита немного поработал в антикварном магазине-салоне у известного коллекционера одежды Натальи Костригиной и там увлекся старым городским костюмом, тогда же купил несколько предметов. И началось.
Никита в то время профессионально занимался фотографией. И у него были идеи одеть в эти старые вещи своих молодых современников и современниц, но сейчас он категорически против такого использования музейных предметов.
Никита Оводков с одним из своих раритетов - мужским костюмом начала XX века.
— Вы же не придете, к примеру, в Эрмитаж и не начнете доспехи мерять, так же и тут: эти столетние вещи — музейные ценности, — объясняет Никита.
Коллекционер говорит о важности изучения истории повседневности, о вещах, которые пережили своих хозяев, о семьях, которым принадлежали юбки, платья, пальто и брюки. Столетние носки, к примеру, сильно отличаются от современных — они были сшиты из нескольких частей, а что такое манишка теперь не каждый сразу скажет. Никита в своем проекте по исследованию городского костюма начала минувшего века в России самореализуется как историк, а не только постоянно пополняющий собрание и находящийся в поиске коллекционер.
— Костюм — такой же важный исторический источник, как живопись, архитектура, мебель, и понять, почувствовать реально, как выглядели люди, мы можем, только увидев подлинный костюм, — уверен Никита.
Истории семей в вещах и аксессуарах
В семье Никиты Оводкова нет старинных вещей. Несколько лет назад молодой человек все лето объезжал родственников в России, собирал все, что осталось, а осталось от предков — крестьян и ремесленников немного — фотографии, документы. Никаких личных вещей.
Тем дороже для Оводкова те предметы его коллекции, о которых известно, в каких семьях они хранились.
Никита в 2016 году вышел на собрание вещей семьи Комольцевых — купцов, живших в Петербурге на Гороховой улице в том же доме, что и Григорий Распутин. Праправнук купцов выложил все на «Авито» и продавал в разные руки, поэтому Никита много упустил, но ему удалось у других родственников найти материалы об истории семьи, а в 2021 году историк снова наткнулся на вещи Комольцева на другом аукционе. Там их выставили уже совсем другие люди. Удалось приобрести комплект одежды из этой семьи — мужской и женской.
Комбинезон дамский (или трико) из шерстяного трикотажа, из семьи Комольцевых.
Домашний мужской смокинг из семьи Комольцевых.
Как ни странно, но больше всего старых вещей начала минувшего века можно найти не только на электронных аукционах и портале «Авито», а в семьях. Они хранятся на антресолях, дачах, в старых чемоданах до тех пор, пока владельцы не умирают или не расстаются с недвижимостью и поневоле приходится все перебирать и из дому выносить. Постепенно Никита наработал методику общения с потомками, он научился так расспрашивать, чтобы люди не пугались, не ждали подвоха.
После комплекта вещей из семьи купцов Комольцевых Никита Оводков приобрел около 50 предметов — мужские, женские, детские вещи — из семьи московских супругов Ивана и Антонины Фоминых — военного врача и акушерки.
Всего у Никиты в коллекции собрались вещи уже примерно десяти российских семей начала XX столетия.
Секреты — в деталях
А вы знаете, что накрахмаленные манжеты и воротнички на мужских рубашках ощущаются как пластмассовые на ощупь? Запросто можно было натереть шею и руки. А что такое «опасная пряжка»? Ее острые зубчики пробивали ткань, а не вкладывались в дырку ремня. Зато брюки не падали. Никита вдохновенно рассказывает о деталях старой одежды:
— В старых вещах не было ни одной случайной детали. Многие из них ныне утрачены, наверное, навсегда. Например, сейчас никто из нас повсеместно не нашивает на одежду владельческие монограммы. А на предметах, принадлежавших тем же Комольцевым, они есть. На мужских вещах вшитые буквы ВК — «Василий Комольцев».
В начале минувшего века еще продавались заготовки для монограмм — квадратики, треугольники с различными инициалами, чтобы их пришивать на вещи. Теперь же такой практики нет, а люди, помнящие СССР, могут вспомнить лишь, как родители помечали химическим карандашом первые буквы имени и фамилии на детских вещах.
Недавно Никите повезло, он купил редкую вещь — камисоль, то есть накорсетный лиф, повторяющий форму корсета. И на нем сохранилась пришитая монограмма с инициалом и цифрой — «Е.1», то есть первая буква имени и первый предмет из комплекта. Историку удалось выяснить, что камисоль принадлежал девушке из богатой ярославской семьи Елизавете Постниковой. После этого удалось приобрести и ее фотографию.
Камисоль (накорсетный лиф), принадлежавшая Лизе Постниковой, конец XIX века.
— Мужские ремни повсеместно появились лишь в 20-х годах XX столетия, — продолжает рассказ о гардеробе столетней давности Никита, — Зато раньше на мужских сорочках была теперь абсолютно исчезнувшая деталь — специальная длинная петелька под грудью, она цеплялась за основную пуговицу брюк. Это было нужно для того, чтобы когда человек что-то доставал, к примеру, поднимая руки вверх, рубашка из брюк не выскакивала.
Петелька на дневной сорочке для пуговиц или скобы брюк
Еще редкая вещь в коллекции Никиты Оводкова — спортивный пояс для брюк. Больше века назад мужчины занимались футингом — спортивными прогулками. В подтяжках ходить было неудобно, брюки держались с помощью высокого пояса из эластичной ткани, такие же пояса со специальными кармашками для часов были и для велосипедных прогулок. Во время таких прогулок мужчины могли себе позволить появиться без сюртука и жилета.
Модный сундук и старинный картуз
Старая обувь и аксессуары — особая любовь Оводкова. А также обувные и шляпные коробки, на которых нередко была шикарная реклама фирм-изготовителей, выполненная красивыми шрифтами. Вообще коробки важны и с чисто практической точки зрения — в них удобнее хранить вещи. А «родные» коробки только добавляют предметам ценности и уникальности.
Дорожный сундук с вешалками, который только вошел в моду в конце XIX века — тоже украшение коллекции Никиты:
Конструкция выдвижных рейлов с набором плечиков разного типа
— В те времена было запатентовано огромно количество различных разработок для улучшения качества жизни — вешалок, всяких других бытовых приспособлений. Людям стало неудобно путешествовать с каретными традиционными сундуками, где вещи сложены одна на другую. И некто предприимчивый где-то в Америке или Канаде, а может, в Европе придумал сундук из плотной и более легкой, чем дерево, фибры с вешалками на рейлах, с отдельными ящиками, куда помещаются шляпные и обувные коробки. Конечно, обладатели таких сундуков тоже были достаточно состоятельными людьми — в одиночку такой сундук не вынести бы из дому, не погрузить в экипаж или не занести в вагон. Наполненный вещами, он был достаточно тяжел, а сами вещи в те времена были плотнее и больше в объеме, нежели современные.
Коробка для рулона панбархата.
Кстати, если говорить о размерах одежды, то она была меньше нынешней, воротнички рубашек тех времен были бы тесны нашим современникам, а самыми ходовыми размерами женских туфелек были теперешние 35-й и 36-й, а не нынешние 37−38-й размеры.
На сайте объявлений коллекционер нашел сообщение о продаже старинного картуза. Так назывались головные уборы с козырьками, их делали из суконного полотна. Картузы могли быть как деталью формы, например, железнодорожника или чиновника, так и повседневным гражданским головным убором. Никита приобрел именно повседневный картуз синего цвета, без цветного околыша (ободка). Картуз обнаружился в одной из лавочек в Гостином Дворе на улице Марата и оказался в жутком состоянии — с одной стороны, над ним потрудилась моль, козырек был сломан. Зато сохранилась редкая деталь — красная атласная подкладка с тисненой надписью: «Фуражная мастерская и магазин шляп Шлиома Бумштейна», поэтому Никита картуз купил, чтобы сразу же отдать в реставрацию.
Фуражка гражданская от мастерской Ш. Бумштейна
От человека остался лишь шелковый жилет
А вот шелковый жилет с вышитым орнаментом — мечта модников 1910-х годов — из реставрации уже вернулся и его можно показывать. Хозяина жилета звали Иван Капранский, жил он в Петербурге, после революции пытался вывезти из России свою семью, и ему, кажется, это удалось, но сам не уехал и сгинул бесследно. Жилет Никита нашел в Твери у родных Капранского, от них же и узнал скудные сведения о владельце. Сама же вещь была в ужасном состоянии, сильно измята, грязна, окантовка разъехалась. После реставрации жилет не узнать. А от Ивана Капранского не осталось ничего больше — ни фотографий, ни документов, только скудная семейная легенда о спасении семьи и «охранной грамоте» от самого Луначарского, якобы Капранский отдал молодому государству большевиков значительную часть денег, что должно было гарантировать ему жизнь и свободу, но нет — все же не гарантировало.
Никита хранит коллекцию в обычной малогабаритной квартире в спальном районе города. Мечтает о возможности выставлять ее постоянно и полностью.
Впервые некоторые вещи из коллекции Оводкова выставлял музей «Разночинный Петербург» в марте этого года на временной экспозиции, посвященной путешествиям. А в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме Никита Оводков 20 апреля проведет свой первый вечер «Перчатка с левой руки»
Название вечера, конечно же, цитата из стихотворения Анны Ахматовой «Песня последней встречи», написанного в 1911 году: «Я на правую руку надела перчатку с левой руки…». В коллекции Никиты Оводкова несколько пар старинных перчаток. И по ним видно, как трудно спутать правую и левую. А если уж это удалось, как в стихотворении Ахматовой, то, значит, надо было находиться в состоянии сильнейшего волнения.