Истории

Коронавирусная статистика — как ей верить и о чем она говорит

Независимый аналитик Алексей Куприянов год анализировал открытые данные о COVID-19. Цифры предсказывали вторую волну, но власти не услышали эти прогнозы. А теперь статистика говорит о провале вакцинации.

Алексей Куприянов — кандидат биологических наук, независимый аналитик — создатель группы Watching COVID-2019.ru в Facebook. Весь ковидный год он следил за развитием эпидемии и в мире, и в России, и в Петербурге. Алексей Куприянов ответил на вопросы МР7 об «особенностях» официальной статистики заболеваемости и смертности от коронавируса и кампании по вакцинации.

DSC_0039.curves.crop.rsz.usm.07x07.JPG

Алексей Куприянов / фото из личного архива.

«Рыбки» в графиках — признак фальсификаций

— Алексей, почему вы решили публично обсуждать статистику по коронавирусу, зачем открыли группу в Facebook?

— Первые инфографические обзоры я начал публиковать 14 марта в своем личном блоге на Facebook. Группа Watching COVID-2019.ru была создана 8 апреля 2020 года по предложению моего коллеги, политолога Евгения Рощина из Петербургского филиала РАНХиГС, который подсказал, что так, возможно, всем интересующимся будет проще следить за развитием ситуации. За истекший год группа превратилась в важный центр обмена мнениями для независимых экспертов и энтузиастов со всей страны. Многие идеи по разработке инфографики и анализу данных пришли из обсуждений в группе.

Начал я их публиковать потому, что для меня подготовка аналитической инфографики — стандартный прием для осмысления многих явлений. Как исследователь я уже много лет занимаюсь проектами в области количественной истории, как преподаватель — читаю курсы, связанные с анализом данных. Я следил за развитием эпидемии в мире и в какой-то момент заметил, что стало появляться все больше сообщений о новых случаях в России. В пятницу вечером, 13 марта, я засел за поиск в новостях. К утру субботы первые графики были готовы, и я увидел на них экспоненциальный рост числа случаев с периодом удвоения около трех дней.

По сути, это означало, что эпидемия уже началась, ее рост не сдерживается ничем и скоро она захлестнет все, до чего сможет дотянуться, пока власти замерли в нерешительности и не предпринимают практически никаких мер.

Я понял, что этой информацией необходимо немедленно поделиться хотя бы со своими родственниками, друзьями и коллегами. Кому-то это в результате помогло принять аргументированные решения по поводу изоляции и дистанцирования, кого-то поддерживало в психологически трудные дни первой волны, потому что давало хотя бы какое-то понимание ситуации и предоставляло возможность рационально выстроить стратегию поведения в условиях затяжной эпидемии. Говоря это, я опираюсь, прежде всего, на свои ощущения и на слова друзей, которые делились со мной впечатлениями от проекта.

Другой важной мотивацией была остро ощущаемая потребность обеспечить общественный аудит данных. В ядре группы с самого начала были коллеги по анализу цифрового следа массовых фальсификаций на выборах — Сергей Шпилькин и Борис Овчинников, активные представители сообщества независимых наблюдателей, например, Виктор Кабанов. Для всех нас на первом этапе важнейшей задачей было понять не только то, как развивается эпидемия, но и насколько правдоподобны официальные данные о ее динамике. Для этого надо было наладить сбор и архивацию оперативно публикуемых данных, разработать методы выявления статистических аномалий, которые могли бы указывать на манипуляцию данными. Все это было трудно сделать без коллективного обсуждения и открытости данных, алгоритмов и результатов анализа. Группа очень в этом помогла, особенно когда к ней присоединились демограф Алексей Ракша, острый и бескомпромиссный критик замалчивания масштабов эпидемии, экономист Татьяна Михайлова, обнаружившая «рыбок» — одно из самых наглядных свидетельств грубой фальсификации данных в региональной статистике («рыбки» — это такой узор на графиках, когда центр региона и область вокруг него колеблются в строгой противофазе. То есть, в областном центре график идет вверх, а в области — симметрично вниз).

— О каких «особенностях» петербургской официальной статистики по коронавирусу Вы могли бы рассказать? Понятно, что в ней много общего с общероссийской, но есть ли наши чиновничьи ноу-хау подсчетов?


— При анализе ситуации в Петербурге приходится прибегать к данным из разных источников, потому что даже критически важные показатели пока не удалось собрать в одном месте никому. Дополнительно все осложняется тем, что по объективным причинам приходится работать с двумя потоками информации: оперативным, отражающим динамику эпидемического процесса, но не способным своевременно отразить в полной мере его масштаб, и поступающими задним числом точными оценками масштаба.

Два основных источника оперативных данных — статистика Роспотребнадзора, ежедневно публикуемая с прошлой весны, и статистика Межведомственного городского координационного совета по противодействию распространения в Санкт-Петербурге новой коронавирусной инфекции (COVID-19), с декабря публикуемая на сайте правительства города.

03.new_cases.png

В сообщениях Роспотребнадзора доверия заслуживают только оперативные данные по ковид-ассоциированным смертям и по выздоравливающим. Межведомственный совет публикует правдоподобные данные по новым случаям, данные по выздоравливающим, совпадающие с некоторых пор с данными Роспотребнадзора, а также данные по госпитализациям, нагрузке на больницы и ходу кампании по вакцинации. Независимый контроль этих показателей возможен с некоторыми оговорками при помощи анализа динамики специфических поисковых запросов в «Яндексе».

Все эти показатели ценны, прежде всего, тем, что позволяют следить за развитием эпидемического процесса — понять, с чем мы имеем дело — ростом, спадом или стагнацией. Все это, однако, не дает полной информации о масштабах эпидемии, поскольку многие случаи остаются не диагностированными, а оперативный учет смертности не поспевает за развитием ситуации. Хотя надо отметить, что, как минимум, с конца лета в Петербурге оперативный учет ковид-ассоциированной смертности организован практически образцово, особенно, если принять во внимание размах эпидемии в городе.

Правдивую картину масштабов эпидемии можно получить из двух независимых источников. Оценки доли переболевших (вернее, доли взрослого населения с антителами) есть в работах независимой объединенной команды исследователей из Европейского университета в Петербурге и клиники «Скандинавия». К сожалению, их мощности ограничены, итоги подводятся приблизительно раз в квартал, однако это, судя по всему, наиболее близкие к реальности цифры, и они принципиально важны для оценки перспектив развития эпидемии. Оценку потерь дают только сильно запаздывающие данные по общей смертности. К сожалению, относительно оперативная (в начале данного месяца за предыдущий) публикация данных ЗАГС на портале правительства Петербурга прекратилась пару месяцев назад. Последние доступные данные за ноябрь появились в декабре. Конечно, данные по Петербургу можно получить с некоторым запозданием и из отчетов Росстата, (на настоящий момент доступны по январь) но неясно, что мешает обнародовать их на городском портале.

01.SPb.deaths.overall.timeline.png

Потери от ковида сопоставимы с военными

— Избыточная смертность в Петербурге. Что можно сказать о ней за этот пандемический год? Как Вы ее анализировали, к каким выводам пришли?

— Анализ избыточной смертности основан на данных Росстата, о которых я только что говорил. В открытом доступе легко добыть данные по общей смертности помесячно с 2006 года. Если не происходит ничего необычного, общая смертность закономерно колеблется в течение года, несколько снижаясь летом и несколько повышаясь зимой. Исходя из многолетних данных, можно оценить ожидаемую смертность для каждого месяца. Это можно сделать разными методами. Самый простой — сравнить с данными предыдущего года. Более сложный — взять средние значения для данного месяца за последние несколько лет. Еще более сложный — учесть общий тренд на снижение смертности. Если брать усредненные показатели по году, то в 2006 году в Петербурге умирало в среднем 192 человека в день, а в 2019-м — только 162, причем с 2011 года этот показатель несколько колебался, но не поднимался выше 170. С 2015 года он падал монотонно и в 2019-м достиг минимума. Данные за январь — февраль 2020-го показывают, что у нас были основания ожидать дальнейшего снижения, но коронавирус все перечеркнул.

02.SPb.deaths.overall.months.png


Если сравнивать с пятилетними средними по месяцам, то общая избыточная смертность за май 2020 — январь 2021 составила 15 324 человека. Если сравнивать только с 2019-м и январем 2020 года, то — 16 656. Благодаря значительному прогрессу в оперативном учете смертности в Петербурге данные на стопкоронавирус. рф примерно того же порядка — 11 880 человек (разница в основном объясняется значительным отставанием оперативного учета во время первой волны весной и в начале лета 2020 года). Это огромные потери для одного города, пусть даже и такого большого, как Петербург. Они сопоставимы с потерями в войнах последних десятилетий, но уже не в городском, а в национальном масштабе. Общая смертность за 2020 год в Петербурге — более 72 тысяч человек — это 120% по отношению к среднему за пять лет и 123% по отношению к 2019 году, это выше, чем в неблагополучном 2006-м (около 70 тысяч), после которого мы видим устойчивый тренд на снижение. Это не идет ни в какое сравнение с обычными потерями от эпидемий гриппа или аномальной летней жары 2010 года.

Если сравнить потери Петербурга с соседними странами, то масштабы поражают. В Финляндии, сопоставимой с нами по населению, на момент написания текста — 805 (восемьсот пять!) смертей. В Швеции — немногим более 13 тысяч при вдвое (!) большем населении. Наши показатели приблизительно в двадцать раз хуже финских и даже более чем вдвое шведских.


04.hospitalization_deaths.png


Потери во вторую волну у нас много превысили потери в первой. Мне представляется, что ответственность за это лежит на городских и федеральных властях, которые не смогли донести до граждан масштабы проблемы, помочь оценить риски, не обеспечили поддержку в критический период. Открытие школ и высших учебных заведений прошлой осенью, на мой взгляд, имело самые печальные последствия. По сути, мы наблюдаем гуманитарную катастрофу, а власти пытаются сделать вид, что ничего особенного не происходит.

— Было ли за этот год хоть раз ощущение, что власти все же прислушиваются к независимым аналитикам — Вам, Овчинникову, Ракше?

— Трудно сказать. Чтобы утверждать это определенно, надо все же иметь источники во властных структурах, которые подтвердят, что при принятии тех или иных решений действительно ориентировались на выступления кого-то из независимых аналитиков. Скажем, было бы лестно считать, что в нормализации ситуации с оперативным учетом ковид-ассоциированной смертности в Петербурге есть и вклад независимых аналитиков, постоянно критиковавших недостоверные данные и разъяснявших важность правдивой информации для анализа и прогноза ситуации. Однако в этом же самым непосредственным образом должны были быть заинтересованы все региональные штабы по борьбе с эпидемией. Можно рассматривать значительное улучшение ситуации с публичной статистикой в Петербурге, наступившее с появлением бюллетеней Межведомственного городского координационного совета, как результат внутреннего развития органов по борьбе с инфекцией, никак не связанный с критикой извне.

Вместе с тем, какие-то курьезные косвенные свидетельства все же есть. Например, буквально через несколько дней после одного из выступлений удалось сломать «собянинский коридор» — выглядевшие совершенно неправдоподобно данные о числе ежедневно выявляемых новых случаев в Москве, долго державшемся на одном уровне в августе прошлого года. Мне вообще кажется, тут очень велика роль независимых, нередко иностранных СМИ. Без широкой огласки на имеющиеся проблемы просто не обращают внимания, сколько бы эксперты ни говорили о них в своем узком кругу. И то это не всегда работает. Например, в Петербурге много месяцев количество ежедневно выздоравливающих было равным половине количества новых случаев. Такое соотношение — явный признак фальсификации. Ситуация исправилась только к середине декабря, однако было ли это результатом критики извне или побочным эффектом от общего упорядочивания эпидемической статистики в Петербурге — неясно.

Но если к критике достоверности данных еще иногда прислушиваются, то к предупреждениям и рекомендациям — никогда.

Например, возможность осенней волны была теоретически предсказана, по сути еще в летнем отчете группы ЕУСПб и «Скандинавии», когда стало ясно, что переболело намного больше, чем нам сообщают, но много меньше, чем требовалось бы для достижения популяционного иммунитета. Начало второй волны было видно даже мне еще в последние дни августа. При этом я опирался только на открытые данные о смертности, в то время как в распоряжении городских властей были все возможные данные, в том числе открыто не публикуемые: от частоты обращений в службу скорой медицинской помощи до долей выявляемых случаев при тестировании. Никакие предупреждения сентября не были прочитаны и услышаны. И в результате мы получили осеннюю волну невиданной силы.

В текущей политической ситуации я не вижу каналов взаимодействия с властями. В принципе, если эпидемией недостаточно занимается правительство, в дело могла бы вступить оппозиция. Однако мы же видим, что оппозиция в России по сути находится вне закона, а так называемая системная оппозиция крайне малочисленна и скованна в действиях. На петербургских оппозиционных депутатов в этом плане грех жаловаться, но силы их ограничены. Хотя, возможно, в связи с грядущими выборами вопрос об ответственности за просчеты в организации борьбы с эпидемией встанет острее и потребность в независимой аналитике возрастет.

380 тысяч реально привитых к августу вместо 1,2 миллионов, запланированных Смольным

— Сейчас нам говорят, что эпидемический процесс идет на спад, но тренд неустойчивый. При этом люди уже абсолютно расслабились, мерами защиты многие пренебрегают. Как Вы оцениваете ситуацию?

— Если говорить о Петербурге, то спад сейчас, действительно, наблюдается. Однако поводов для оптимизма пока нет. Во-первых, темпы спада замедляются. Мы почти вышли на плато, и плато это по своим показателям (смертность, госпитализации) пока примерно вдвое — втрое выше летнего минимума. Во-вторых, мы пока не можем считать пренебрежимо малой возможность возникновения третьей волны. Данные исследования ЕУСПб и «Скандинавии» показывают, что сейчас антитела есть уже приблизительно у половины взрослого населения. К сожалению, боюсь, этого пока недостаточно для достижения популяционного иммунитета и полного торможения развития эпидемии. У нас остается еще более миллиона людей, которые могут пострадать до того, как эпидемия начнет затухать сама собой. Это, в свою очередь, означает новые смерти и новые тяжелые случаи, которые могут значительно сократить жизнь переболевших. Ключевые показатели — новые случаи, смерти, связанные с коронавирусом, госпитализации, поисковые запросы в «Яндексе» — пока неустойчивы. Для большей определенности предсказаний необходимо выждать еще неделю — две, но, боюсь, все снова может пойти в рост.

Отдельное беспокойство вызывает постепенное распространение новых, более вирулентных (заразных. — Прим. ред.) штаммов. Как только они в массе доберутся до нас, ситуация может резко измениться к худшему.

К сожалению, в России все плохо с систематическим массовым секвенированием геномов коронавируса. По сути, опубликовано пока только одно исследование, посвященное геногеографии и «родословным деревьям» (филогенетике) циркулирующих в России штаммов. Если бы секвенирование было поставлено на широкую ногу, мы имели бы уже массу работ от разных авторских коллективов или регулярные бюллетени от какого-нибудь общенационального проекта. Но ничего этого нет. Недостаток научных мощностей, брошенных на это направление, может привести к тому, что новые более вирулентные штаммы будут замечены слишком поздно.

Достижению популяционного иммунитета могла бы помочь массовая вакцинация в сжатые сроки, но с ней у нас, похоже, тоже не получается.

— С одной стороны, власти зовут прививаться, с другой, есть проблемы с вакцинацией. Сможем ли мы хотя бы в Петербурге к августу привить более 1,2 миллионов человек, как-то декларирует Смольный?

— К августу, возможно, многое в нашей жизни изменится. В том числе нельзя исключить, что появятся новые группы желающих или вынужденных привиться. На настоящий момент планы реалистичными не выглядят. Если сохранятся текущие тенденции, то мы не наберем и 400 тысяч вакцинированных. Поток желающих вакцинироваться, при сохранении существующей тенденции, станет мизерным уже через месяц, а к августу, пожалуй, действительно иссякнет вовсе.

Если провести экстраполяцию имеющихся данных по приростам числа вакцинированных, то потолок ожиданий находится в районе 380 тысяч человек.

06.SPb.vaccination.extrapolated.png


На данный момент, по-моему, можно говорить о полном провале городской кампании по вакцинации. Его не объяснить пока даже перебоями в поставке вакцины, в огромных количествах уходящей за рубеж. Имеющихся в городе запасов хватит при нынешних темпах минимум на пару недель, даже если не завозить новых. Многие регионы России находятся в этом плане в куда худшем положении. Не надо далеко ходить за примером — Ленинградская область терпит жестокий дефицит вакцины. По последним данным, что я видел на днях, с их темпами вакцинации запас может быть исчерпан за день — два.

05.SPb.vaccination.momentary.png


Трудно сказать, что сказывается больше — неверие в силы науки и недоверие к вакцине или критически упавший уровень доверия к действиям властей, но факт остается фактом: количество ежедневно вакцинирующихся стремительно падает. Если действительно ставить себе задачу привить более миллиона человек, надо срочно принимать меры. Хотя легко ли будет вступить в доверительный диалог с гражданами после многих лет пренебрежения, лжи и запугивания, после года провальной противоэпидемической политики, я не понимаю.

Графики предоставлены Алексеем Куприяновым.

Данные представлены по состоянию на 20 марта 2021 года.

share
print