Сын Энди Картрайта и Марины Кохал оказался в детском доме. Мальчика могут отдать под опеку совершенно незнакомым ему людям.
Трехлетний Егор (имя изменено — прим. ред) в дошкольном отделении одного из петербургских Центров содействия семейному воспитанию — так теперь называются детские дома. Его отец — Александр Юшко, он же рэпер Энди Картрайт — мертв, мать — Марина Кохал — под следствием.
Трагедия
Летом 2020-го петербургская полиция обнаружила расчлененное тело рэпера Энди Картрайта в квартире, где он жил с семьей. Супруга Марина Кохал объясняла, что нашла мужа мертвым и, по ее версии, он умер от передозировки наркотиков, а она лишь хотела спрятать тело и заявить о пропаже мужа. Так, ей казалось, будет достойнее для рэпера. Следствие подозревает Марину в убийстве супруга, она в СИЗО, ее мать Елена также остается под следствием.
За всей этой трагедией остается маленький мальчик — трехлетний Егор, сын Александра и Марины. Он еще не осознает, что случилось, с его родителями, и не понимает, почему вдруг попал к совершенно чужим людям.
Над мальчиком после трагедии хотела взять опеку близкая родственница — Надежда Авдеева. Она двоюродная сестра Марины Кохал. А ее муж — адвокат Юрий Авдеев сейчас защищает Марину в ходе следствия.
Мама Надежды и отец Марины — родные брат и сестра. В детстве двоюродные сестры часто встречались — в гостях, у бабушек. И когда выросли, поддерживали родственные отношения.
Произошедшее в семье Марины и ее мужа стало для Авдеевых ударом.
— Мне все время казалось, что я сплю, что это неправда, мозг просто отказывался верить в то, что случилось, — говорит Надежда.
Она с супругом постарались помочь Елене Кохал и маленькому Егору, тем более, что мальчик был привязан к бабушке. Та помогала Марине воспитывать внука почти с его рождения, жила вместе с дочерью и зятем в одной квартире.
После случившегося Елена и Егор на некоторое время поселились в большой съемной квартире Авдеевых в центре города. Осенью 2020-го Надежда и Юрий сняли для них отдельную квартиру на улице Коллонтай. Там бабушка с внуком прожили пару недель, до 13 октября — дня, когда Елену задержали по подозрению в причастности к убийству Картрайта, а ребенка забрала опека из муниципального образования «Оккервиль».
До этого момента, по словам супругов Авдеевых, никто ребенком не интересовался, никакая опека «в адрес не выходила» — ни домой к Надежде и Юрию, ни к бабушке с внуком. Елену Кохал через четверо суток отпустили, но Егора ей уже не отдали.
Фото: пресс-служба судов Петербурга
Марина Кохал по решению суда останется в СИЗО до конца февраля.
Детдом
Через два дня после того, как Егора забрали представители опеки МО «Оккервиль» Надежда пришла в отдел опеки МО «Смольнинское» — по месту своей регистрации, чтобы подать заявление о предварительной опеке над мальчиком. Она предоставила документы о родстве с ребенком, акт осмотра жилого помещения — хоть и съемной, но просторной и уютной квартиры, где Надежда живет с мужем и двумя дочками.
— В «опеке» не рассматривали мои документы, говорили, что ребенок «к ним не относится», но я им возражала, что я-то к ним отношусь, как житель Центрального района, — вспоминает Надежда. — И я, как кандидат в опекуны, имею право подать здесь документы на предварительную опеку.
По словам Надежды, вместо того, чтобы помочь ей забрать малыша из больницы в семью, соцработники футболили ее из одного муниципального образования в другое — то отправляли решать вопрос в «Оккервиль», то на Васильевский остров, куда Егора увезли в детскую больницу, то обратно в «Смольнинское».
— Пока документы ходили туда-сюда, 22 октября Егора отправили в детдом. У него не было статуса, который бы позволял взять его под опеку при наличии двух кандидатов в опекуны. Нам объяснили, что «нет технической возможности» установить этот статус, хотя юридическая возможность для этого была, — продолжает Надежда.
Она и там старалась поддерживать связь с ребенком: собрала все справки и разрешения, сдала анализы — все-таки коронавирус в городе — и поехала в «Центр содействия семейному воспитанию».
— О том, как в детдоме живется Егору, почти ничего не узнать; звонишь сотрудникам, те говорят, что все в порядке, — рассказывает Надежда о своих попытках поддерживать отношения с маленьким племянником в условиях карантина и детдома. — По телефону с ним толком не поговоришь — он же маленький совсем, так что он начинает забывать и дом, и меня.
Первый раз Надежде удалось увидеть Егора в ноябре, но он тетю даже не узнал — на лице у нее была маска, снимать ее нельзя, ребенка трогать нельзя.
— Я ему показывала фотографии дочек, рассказывала, вроде, что-то он начал вспоминать, но как будто находился в какой-то своей закрытой коробочке, словно у него включился энергосберегающий режим, — говорит Надежда.
Она вспоминает, что до трагедии в семье Егор был активным, веселым, говорил хорошо, стихов много знал.
— Я попыталась с ним вспоминать — а это помнишь, а вот это… нет, ничего не помнит уже, — вздыхает Авдеева.
Бабушке Елене с октября тоже удалось только несколько раз увидеть внука.
— Конечно, в детдоме делают все, чтобы детям было хорошо, но это — не семья, где малыш — только твой, уникальный ребенок, а ты для него — близкий человек. Любой самый лучший Центр содействия семейному воспитанию — все равно детский дом по большому счету, ребенку нужна семья, — горечь слышится в словах Надежды.
Самой Надежде удалось последний раз навестить племянника перед самым Новым годом — 31 декабря. Больше они не виделись.
Отказ
Надежда с Юрием подали в суд на МО «Смольнинское», считая их виноватыми в волоките с документами, из-за которой не удалось оформить временную опеку над Егором.
Кроме того, Надежда стала собирать документы на постоянную опеку над мальчиком. Она училась в Школе приемных родителей. Специалисты также проводили консультации с дочерями и супругом Надежды, посещали их дом. Без такой подготовки сейчас опеку не оформить. Получила положительное заключение психолога и психиатра, получила еще тонну справок.
В «Смольнинском» документы рассматривали максимально долго и 28 декабря минувшего года отказали в опеке над Егором. Формальные причина отказа — у супругов есть долг по оплате ЖКХ за комнату в коммунальной квартире, в которой они зарегистрированы, но не проживают. А то, что семья снимает квартиру, по версии опеки, тоже не придает стабильности ситуации. Еще соцработникам не понравилось, что кроватку ребенка, которому всего три года, планировалось поставить в спальне супругов, а не в отдельной комнате.
В МО «Смольнинское» также поясняют, что у них имеется информация, что опеку над ребенком хочет оформить и бабушка со стороны отца — гражданка Украины. Согласно Минской конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 года украинское гражданство не является препятствием установления опеки над внуком в России.
Егор находится в сиротском учреждении уже почти четыре месяца. В комитете по соцполитике не видят в ситуации ничего страшного. «Идет нормальная работа», — сообщили корреспонденту МR7.ру в комитете, отвечая на вопрос о судьбе ребенка. Несмотря на то, что официально мать мальчика родительских прав не лишена, данные Егора размещены в Федеральном банке детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. То есть потенциально его могут забрать под опеку незнакомые ему люди.
Надежда считает, что у ребенка, лишившегося семьи, просто рухнул мир.
