Для продолжения эпидемии COVID-19 есть потенциал

Повторное исследование позволяет установить динамику иммунного ответа и понять, как развивается болезнь в популяции.

Антитела выявляли двумя тестами — Abbott Architect IgG и Genetico CoronaPass Total Ig. Первый тест показал их наличие у 10,3% участников исследования (на первом этапе было 7,5%), второй — у 12,7% (9,3% на первом этапе). Между этапами прошло в среднем около 40 дней, иммунный ответ, как показало исследование, сохраняется на протяжении 1−3 месяцев. А к середине августа коронавирусом переболели в итоге не более 13% петербуржцев.

Соавтор исследования эпидемиолог Антон Барчук ответил на вопросы MR7.ru

— В чем научная ценность исследования, которое ведет Европейский университет?

— Целью нашего исследования является определение распространенности антител к коронавирусу у петербуржцев. Обычно в такие исследования приглашают добровольцев, у каждого из них есть причина для того, чтобы стать участником исследования, сдать тела на коронавирус. И этот факт способен повлиять на окончательный результат исследования. Простой пример: люди, которые переболели весной и летом, с большей охотой принимают участие в исследовании, но у них выше вероятность того, что антитела будут выявлены — они же переболели.

То есть процент добровольцев, у которых антитела будут найдены, по результатам исследования окажется высоким — до 20−30%.

Да и во всем мире, если вы помните, по результатам подобных исследований, доля людей с антителами была довольно высока — это как раз связано с тем, что приходят добровольцы. Мы посмотрели, какие причины влияют на участие в исследованиях — опросили 6 тысяч человек из потенциальных участников (из этих 6 тысяч реально пришла на тестирование только тысяча). Так вот, среди этих людей было больше тех, кто переболел или ранее уже обследовались на коронавирус. Так мы увидели, что реальное распространение коронавируса меньше, чем показывают некоторые исследования, в которых приглашают принимать участие добровольцев. Но при этом если сравнивать с учетом случаев при помощи ПЦР-тестов, то есть те, кто-либо переболел в легкой форме либо бессимптомно. В итоге мы увидели, что людей, которые переболели коронавирусом, примерно раз в десять больше, чем реально зарегистрированных. И это отражает ситуацию во всем мире, то есть в любой стране, по сути, количество официально зарегистрированных случаев меньше раз в десять, чем количество реально переболевших людей.

— Что это исследование дает для понимания ситуации с коронавирусом в Петербурге?

— Мы видим, что на данный момент большинство петербуржцев не переболело.

И для продолжения эпидемии есть потенциал, если бы переболело от 40 до 60 процентов, то так называемой второй волны можно было бы не так опасаться. А сейчас, когда снимаются меры, увеличиваются контакты, люди возвращаются из отпусков, начали работать, учиться, число заболевших будет расти.

— С одной стороны, люди опасаются болезни, но не хотят снова карантинных мер, при этом специалисты высказывают мнения, что вторая волна будет глаже и легче.

— Надо понимать, что, когда была первая волна, не было людей, переболевших ковидом, а сейчас такие люди уже есть, поэтому вряд ли будут развиваться события, которые были весной. Насколько будет глаже и легче, зависит в том числе и от нас. Любые, даже самые мягкие меры эффективны ровно в той степени, в которой им следуют.

— Как вы считаете, насколько петербургская и в целом российская система здравоохранения выдержала весенний удар и какие проблемы высветила эпидемия?

— В каждом российском регионе были свои особенности — пик наступал в разное время, были свои проблемы, мы все помним самую драматичную — в Дагестане. В Петербурге, как и в любом регионе России, была перегрузка системы здравоохранения. Очень надеюсь, что не будет такой высокой нагрузки осенью. В любом случае, у нас ситуация не была такой ужасной. Как, скажем, в Италии, потому что у нас просто нет такого числа очень пожилых людей.

— Почему у нас заразилось столько медиков?

— У медиков в принципе выше риск заразиться и переболеть, так как они контактируют с больными людьми достаточно близко. Это не только ведь у нас было и есть, во многих странах медики болели. У нас в начале эпидемии не было адекватной защиты, систем эпидемиологической защиты врачей. Опять надеюсь, что система здравоохранения учтет опыт весны.

— В России уже зарегистрирована вакцина, партии ее отправляются в регионы, но многие опасаются нашей «скороспелой» вакцины. Насколько опасения обоснованы?

— У человечества два варианта — либо переболеть, что чревато последствиями и для здоровья, и для жизни, и для экономики, либо вакцинироваться, если появится достаточно эффективная и безопасная вакцина. В мире уже несколько препаратов прошли первую и вторую стадию испытания, в том числе и российская вакцина. У вакцины Астра Зенека, которая в определенный момент приостановила исследование на третьей фазе, был побочный эффект у одного из добровольцев. И теперь надо выяснить, есть ли причинно-следственная связь между вакциной и этим побочным явлением, является ли это системной проблемой или это проблема какого-то конкретного пациента. Возможно, кому-то нельзя будет делать эту вакцину. Пока нужны результаты третьей фазы испытаний, без которых ничего нельзя сказать об эффективности вакцин. Но, скорее всего, через несколько месяцев у нас будет уже понимание, будет ли выходом из пандемии вакцинация.

— Какой урок вынесло человечество из локдауна? Ведь впервые экономика мира легла, чтобы спасти жизни людей.

— Меры по разобщению, прерывавшие цепочку распространения вируса, были эффективны.

Где был полный локдаун, там эпидемия останавливалась практически полностью.

Но надо искать баланс между мерами разобщения и продолжением работы экономики. Потому что если первый локдаун пришелся на более-менее нормально работающую экономику, то второй — если он будет — придется уже на экономику, подкошенную эпидемией. И боюсь, что последствия второго окажутся куда хуже, чем последствия первого. Для всех, в том числе и для тех, кого локдаун пытается оберегать. Можно вводить какие-то точечные меры и им следовать. Отдельная проблема — отношение людей к происходящей ситуации. Чаще всего заражения происходят в закрытых помещениях, где одновременно находится много людей. Надо избегать этого. Но в любом случае я не думаю, что нужен и будет второй локдаун. Наша жизнь пока не будет прежней, но, надеюсь, с появлением эффективной вакцины она вернется к нормальному состоянию.

— Недавно Росздравнадзор признал, что в статистике смертности некоторые ковидные стационары не отражали истинное положение дел — писали, что люди погибли от чего угодно, только не от коронавируса. На ваш взгляд, что у нас со статистикой?

— Я не думаю, что наша статистика в глобальном плане должна сильно отличаться от общемировой. В том смысле, что в разных возрастных группах в мире довольно похожая летальность от COVID-19. Так или иначе, но какого-то специфического лечения от COVID-19, к сожалению, в мире пока нет. Есть официальная статистика Росстата по общей смертности — она вроде бьется с цифрами других стран. Количество смертей в России этой весной и летом побило все возможные рекорды последнего десятилетия. Я думаю, важно именно это. Мы можем много обсуждать, как правильно выставлять причину смерти, но никто не спорит с тем, что общая смертность была выше, чем обычно в странах, где переболело много людей.

— Как дальше будет продолжаться исследование Европейского университета?

— Мы будем делать новую выборку людей: всех интересует, сколько переболеет после сентября. Мы постараемся оценить новые гипотезы, кто и почему заболевает чаще.

Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга