Жила-была в Петербурге большая и дружная семья, где родители любили друг друга и своих детей. Где было тесно вдевятером в четырехкомнатной квартире с двухъярусными кроватями, но было тепло. Где в доме много книг, где одной из главных радостей было вместе пойти гулять по любимому городу. Теперь семья осиротела. Ее жизнь, как более чем у тысячи петербургских семей, потерявших близких, разделилась на время до эпидемии и после…
Письмо Кати
Сначала появилась на Малой Садовой на стене памяти погибших от коронавируса медиков табличка с фотографией женщины с букетом хризантем — Марины Анатольевны Федоровой, медика флюорографической станции поликлиники 77 Невского района. А потом мне на почту пришло письмо от Екатерины — Кати Федоровой, которая написала о своей маме. Я приведу письмо практически полностью, с минимальными сокращениями:
«Моя мама, Фёдорова Марина Анатольевна, работала рентген-лаборантом, а с мая этого года — на флюорографической станции Невского района, трагически и скоропостижно скончалась, заразившись новой коронавирусной инфекцией COVID-19 на работе.
Мать семерых детей, жена любящего мужа, бабушка восьмерых внуков погибла в реанимации 27 июня.
12 июня маме стало плохо. 13-го родители вызвали врача, который взял мазки на анализ, результаты которого нам по сей день неизвестны. Также нам не сообщили эпидномер, который обещали дать после осмотра.
14 июня маме резко стало хуже. Родители пытались вызвать скорую. Они знали, что нужно сообщить о том, что мама — медработник. Как только об этом узнал диспетчер, он передал трубку врачу. И моей маме сообщили о том, что до восьми дней болезни всех везут в Ленэкспо. «Оно вам надо?» — спросил врач. Родители отказались, так как были наслышаны о том, как обстоят дела там с уходом за больными. А моя мама не могла самостоятельно передвигаться, как только она вставала — теряла сознание. Дышать было очень тяжело.
Мама принимала все лекарства, которые прописал ей участковый врач. Но я боялась за ее жизнь, я понимала, что медлить нельзя, ей нужна госпитализация.
И 17 июня мы вызвали неотложку. Маму госпитализировали. Госпиталь Ветеранов войн. Мазки при поступлении и КТ не делали. Маме не становилось лучше. Она очень хотела поправиться. Она жаловалась на жжение в легких. Она все ещё не могла сама передвигаться.
24 июня ее состояние резко ухудшилось. «Катя. Мне очень плохо», — такие слова от своей мамы я услышала. Такого страха я в жизни никогда не испытывала. Лечащего врача не было в больнице, дежурный врач предположил, что она переволновалась, состояние стабилизировали.
Мама пыталась бороться. Я верила, что ей помогут. Ведь она сообщала врачу на обходе о своём состоянии. И, наконец, у неё взяли мазки.
25 июня маме измерили сатурацию. Она была очень низкой. «Легкие горят», — жаловалась моя мама. 26 июня мама позвонила мне, чтобы сообщить о том, что ее забирают на выходные в реанимацию. Она сказала это мне, чтобы мы не нервничали, она переживала за нас — за ее детей, за мужа. В такой момент она думала о нас. По маминым словам лечащий врач хотела поместить ее в реанимацию на выходные на всякий случай. 27 июня вечером моему папе позвонили и сказали о том, что мама умерла".
В морге выдали справку, где причиной смети была указана «иная бактериальная пневмония». При этом лечили, как от ковида.
Далее Катя пишет:
«Мы поняли, что нам нужно доказать, что мама заразилась именно на работе. Мама часто нам рассказывала, что к ней приходили люди с ковидом. Мы беспокоились за неё, но она была очень ответственным человеком, любящим свою работу, и даже не рассматривала отпуск за свой счёт на время пандемии. Ведь работать уже было некому. Очень многие заболели в поликлинике. Защиты нет — работать надо. На работе сотрудникам выдавалась только маска. Никакой специальной обработки помещений не было.
…Мы попросили лечащего врача мамы сделать копию рентгена и также прислать больничный нам. Я захотела узнать в госпитале о результатах анализов. «На какие анализы вы писали заявление? На посмертные или при жизни? При жизни — отрицательные. Посмертные будут через месяц, по словам заведующего ПАО (как мы поняли, патологоанатомического отделения)».
Через знакомого патологоанатома мы узнали, что посмертные анализы делаются очень быстро, и решили это проверить, позвонив в Роспотребнадзор, где нам дали номер нужной лаборатории.
«Что? Месяц? Кто вам такое сказал?» — такая была реакция в лаборатории, где делаются анализы. Нам сказали, что посмертные анализы — приоритет. Их делают день в день.
3 июля на мамином телефоне раздался звонок. Взял трубку папа. Это звонила участковый врач из поликлиники. Она сказала, что в поликлинику пришли положительные результаты мазков на COVID-19. Она даже не знала, что мама погибла. Врач зашла к папе домой и решила посчитать, когда был сделан мазок, результат анализа которого им пришёл. По ее подсчету он был сделан уже в больнице. Куда делись результаты остальных тестов — нам неизвестно".
Мама была стержнем семьи. Все праздники, все дела, все сборы происходили вокруг неё. Мы все тянулись к ней, как к солнцу.
С ней всегда можно было посоветоваться. Она очень много читала и помнила. Моя личная «Википедия».
Она была самым живым человеком. Она отдала все своим семерым детям. И только начала жить для себя. Она путешествовала с подругой, умудряясь копить со своей зарплаты. Была в Египте, Индии, Вьетнаме, ездила в Абхазию, Карелию. С папой ездила по городам России. Со мной — в Москву. Мы собирались в Грузию, в Таллин.
Она ходила в театры с папой, в кино, на выставки. Родители гуляли по городу пешком. Она смотрела некоторых блогеров из разных стран.
Она вышла опять на работу, как только поняла, что дети подросли. Подтвердила квалификацию на медсестру. Отучилась на рентген-лаборанта в 57 лет. Работала в поликлинике на МРТ, маммографии, рентгене, флюорографии.
Наша эпопея с бюрократией ещё не закончилась. Но смысл в этом только один — узнать, от чего она умерла, где заразилась, возможно ли было ее спасти. Мы хотим, чтобы о нашей маме знали многие люди. Знали, что был такой человек, мать-героиня с семью детьми, ответственный медсотрудник, самая лучшая жена, прекрасный друг.
Чтобы больше никто не погиб на ковидном фронте
Мы созвонились с Катей и договорились встретиться на Малой Садовой. На следующий день после похорон. Семья пришла не вся. Старшая дочь Женя. Катя, младшая Даша и Иван Борисович Федоров — отец семерых детей и муж Марины Анатольевны. Четыре розы Катя поставила в вазу под портретом. Мы сели неподалеку за столик уличного кафе, говорили о Марине — жене, маме.
Мы говорили о прошлом этой большой семьи. С самого начала.
Иван и Марина познакомились на работе. Иван вспоминает, как после армии устроился работать водителем в Объединение санитарного автотранспорта, а Марина была участковой медсестрой.
Марина ездила по тяжелым больным, онкологическим, колола наркотические обезболивающие, это было трудно психологически — видеть страдания людей. Привыкнуть к этому было невозможно.
Но Марина работу свою любила, душу вкладывала.
Иван вспоминает, как познакомились, как поженились. Когда в семье родился второй ребенок, то главврач поликлиники сказала Марине: «У нас тут что — детский сад?» И Марина ушла с работы, пошла в вычислительный центр машинисткой — поблизости от дома — жили тогда на Гражданке. Дети рождались — пять девочек и два сына: Женя, Настя, Никита, Ксюша. Кирилл, Катя и Даша. Седьмой ребенок Даша родилась недоношенной, она по тем временам, 24 года назад, была самой маловесной новорожденной в Петербурге, меньше 800 граммов, про нее даже в газетах писали — как родилась, как выхаживали.
«Мы с Мариной ни инвалидность на Дашу не стали оформлять, ничего — так выходили, — вспоминает Иван. — Я к тому времени не водителем уже был, а работал в ОТК на диагностике в Объединении сантранспорта, работа была сменная, чтобы на семью времени хватало».
«Самый кайф — это гулять всей семьей по городу, все пригороды, все праздники, все салюты наши были, — рассказывает Иван о том, как они все вместе жили большой семьей. — Мы купили тогда горбатый „Запорожец“, чтобы можно было ездить везде».
Когда Даша подросла, Марина решила вернуться в медицину. Ей хотелось работать в той профессии, которая ей близка и интересна, а еще ей хотелось путешествовать. И она сначала пошла санитаркой в онкоцентр поликлиники 77 Невского района, а потом выучилась на лаборанта флюорографической станции. Она еще санитаркой вникала во все детали работы лаборанта, ведь она была хорошей медсестрой.
Выучилась, стала работать лаборантом. И сбылась ее мечта о путешествиях: Марина летала в Индию, Вьетнам, Египет, Абхазию. Очень хотела увидеть Грузию, поехать в Таллин.
Даша достает из рюкзака альбомы с фотографиями. Начиная от свадебных. Семья решила сделать особый памятный альбом. А пока мы листаем страницы. Свадьба, рождение детей, фото на даче.
Иван говорит, что сейчас он хочет только одного — чтобы никого больше не убили на этом ковидном фронте: «Чтобы признали любую поликлинику, любое медучреждение красной зоной, только так, и если врач или медсестра, санитарка, уборщица, сторож заболели коронавирусом, то они заболели, борясь за здоровье людей, — другой формулировки быть не может».
Потом я снова встретилась на Малой Садовой с Катей и Дашей спустя несколько дней. За это время семье удалось получить справку, где причиной смерти Марины был назван COVID-19.
