В суде по делу Саши Скочиленко показали ранее неизвестную её листовку — и попытались найти «мотив ненависти и вражды»

Почему суд Дацика и Блиновской показывали по ТВ, а суд Скочиленко — нет?

Заседание по делу Саши Скочиленко 27 октября традиционно началось с обсуждения ходатайств о фото- и видеосъёмке. В зале было несколько журналистов, в том числе из Москвы. Сторона защиты просила разрешить полноценное освещение процесса, и в этот раз Саша привела особенно оригинальные аргументы. Она обратила внимание, что в зале нет тех, кто осуждал бы её и «болел» за сторону обвинения: почему бы не дать публике возможность увидеть, как над ней вершится правосудие? Ведь стыдиться и скрывать, по идее, нечего — предполагает Саша. Она также назвала примеры других судов, которые показывали даже по федеральным телеканалам.

— Когда я сама работала журналисткой, по заказу ТАСС я снимала судебный процесс Дацика (боксёр, неонацист — Ред.). Был полный зал, журналисты спокойно снимали, это показывали везде. В СИЗО я включаю телевизор и вижу суды Блиновской (блогер — Ред.). Почему бы не разрешить снимать и мой суд? — рассуждала Саша.

Судью Оксану Демяшеву эти аргументы не убедили, как и ни один из прежних. Она запретила фото- и видеосъёмку и уже в шестой раз огласила справку «Этапом следовать может». Защита вновь осмотрела её, обратила внимание, что вообще нет подписи и имени медика, а Саша в очередной раз сказала, что её никто не обследовал, так что неизвестно, откуда взялась справка. Адвокаты протестовали против приобщения справки и даже попробовали привлечь к её оценке специалистов, которые были приглашены в суд для допроса.

— В нашем заседании участвует Игорь Жарков, руководитель научно-методического отдела «Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам». Предлагаю продемонстрировать ему эту «справку». Это вообще является документом или нет? Пусть расскажет. Обвинительная власть каждый раз говорит, что это документ. Но защита считает, что эта бумага не обладает признаками документа! — заявил адвокат Юрий Новолодский.

Судья отклонила столь эксцентричную идею, а справку, по обыкновению, приобщила без каких-либо комментариев.

Защита же в суде представила со своей стороны медицинское заключение частного гастроэнтеролога, который обследовал Сашу в СИЗО. Врач описал жалобы девушки и перечислил её диагнозы — кроме непереносимости глютена, о которой уже широко известно, это язва желудка. В заключении она у девушки обострилась. А многочасовые заседания с редкими перерывами, без возможности поесть, попить и принять лекарства только усугубляют состояние. Специалист отмечает риск развития рака желудка.

«Боль в животе, постоянное чувство тошноты, боль в горле после прогулок по вечерам, частое головокружение», — так описано повседневное самочувствие Саши. Медики отмечают высокий уровень стресса в её жизни, невозможность получить полноценную помощь в СИЗО и по графику принимать лекарства. Ей рекомендованы регулярные узкопрофильные обследования.

Лингвист об «экспертизе обвинения»: ненаучна, нарушает правила, есть признаки подмены объекта исследования

Сегодня в судебном процессе участвовали все три автора комплексного психолого-лингвистического и политологического экспертного заключения — его инициировала сторона защиты. На предыдущих заседаниях его полностью огласили, допросили психолога Веронику Константинову и политолога Дмитрия Гончарова. В этот раз допрашивали в основном лингвиста, который возглавлял комиссию специалистов — Игоря Жаркова. Он же написал отдельную рецензию на экспертизу, выполненную преподавателями СПбГУ по заказу следствия.

Выступая в суде, он по большому счёту резюмировал то, что сказано в новом экспертном заключении и в его рецензии.

В ответ на просьбу перечислить основные претензии к «экспертизе следствия», согласно которой Скочиленко распространяла своими листовками «фейки об армии» «по мотивам ненависти и вражды» — он назвал следующие аспекты:

1. «Экспертиза обвинения» названа лингвистической, при этом следователь сформулировал к экспертам вопросы не только из области языка. Например, он попросил проверить: есть ли «психологические признаки» дискредитации вооружённых сил. И авторы экспертизы выявили эти признаки. Вместо того, чтобы подать ходатайство о привлечении эксперта-психолога, изменении формата экспертизы на психолого-лингвистическую — или попросить убрать такие вопросы.

2. В «экспертизе обвинения» есть «явные, недвусмысленные, железобетонные» признаки того, что нарушены правила проведения судебной экспертизы, которые диктует закон.

3. Следствие поручило исследование Центру экспертиз СПбГУ. Но у него нет статуса самостоятельной организации, это подразделение университета (а по закону экспертизу должна выполнять именно уполномоченная организация). В результате нарушена и формальная процедура, и порядок проведения экспертизы. Так, определять состав авторов должен был руководитель СПбГУ — ректор. Но на деле этим занимался не он, и к исследованию в области языка неизвестным образом привлекли политолога.

4. В «экспертизе обвинения» есть признаки подмены объекта исследования. Вместо самих «ценников» экспертам предоставили надписи с них, опустив важные детали — например, пометку «Остановите…!»

— попросил подытожить анализ «экспертизы обвинения» адвокат Юрий Новолодский.

По мнению лингвиста Игоря Жаркова, с точки зрения науки, политологическая часть, за которую отвечала эксперт обвинения Ольга Сафонова, вовсе «отсутствует». Политолог проверяла факты и тем самым выявляла «фейки», что не входит в научные компетенции политолога. Она же выявила «мотив ненависти и вражды» — но по сути голословно, уверен Жарков. Чем занималась филолог Анастасия Гришанина — тоже не понятно. То есть ни о каких научных фактах в «экспертизе обвинения» речи не идёт.

Альтернативные лингвист, психолог и политолог вместе исследовали и листовки Скочиленко, и материалы дела, использовали ряд современных научных методик — но найти того же самого, что нашли эксперты СПбГУ, не смогли. Это значит, что нарушен один из главных критериев научности — проверяемость. Любой исследователь должен иметь возможность прийти к тем же выводам, используя те же методики (в «экспертизе обвинения», по мнению защиты, научных методик вовсе нет).

— Очень грустно и больно за университет, с которым меня связывают 17 лет жизни (СПбГУ, центр экспертиз которого выполнил исследование по заказу обвинения — ред.). Но на его бланке мы видим заключение, которое невозможно проверить, в некоторых частях которого написано вообще непонятно что, — отметил Жарков. Он выпускник кафедры структурной, прикладной и математической лингвистики СПбГУ.

Неожиданно — шестой «ценник»

Адвокаты предъявили авторам психолого-лингвистического и политологического исследования новый объект — шестой «ценник», которого нет в обвинительном заключении. В деле Скочиленко — пять листовок-«ценников». Но, как подчёркивают адвокаты, свидетели рассказывали, что видели ещё один и даже показывали фотографии, и он был потом найден в мусорном ведре — но не заинтересовал следствие. При этом, по сути, он очень похож на те, в которых стали искать «фейки об армии». Адвокаты сами нашли оригинал, скачали из telegram-канала, откуда брала «ценники» и сама Саша — и приобщили его к делу. Это доказательство в том числе того, что девушка не автор своих листовок.

Шестой ценник посвящён передвижным крематориям и людям, погибающим в зоне СВО. Сегодня защита попросила специалистов сказать: есть ли в нём признаки дискредитации армии? Лингвист Игорь Жарков сказал, что в этом «ценнике» вообще нет слов, которые однозначно указывали бы на вооружённые силы РФ. Психолог Вероника Константинова добавила, что листовка, по её мнению, призывает остановить боевые действия, чтобы не допустить гибель людей — как и остальные пять.

Адвокат Юрий Новолодский отметил, что выскажет своё мнение об этом в прениях сторон. Так или иначе, шестой ценник свидетельствует о возможной неполноте «экспертизы обвинения» и случайности выбора текстов для неё.

Политолог: «Можем ли мы говорить о мыслепреступлении?»

После перерыва в зал пригласили ещё одного специалиста, автора ещё одного исследования по заказу защиты — доктора политических наук, профессора ВШЭ Александра Сунгурова. Его основной научный интерес — публичная политика и права человека.

По просьбе защиты он, как и эксперты обвинения, исследовал только листовки Саши Скочиленко, без материалов дела. Его попросили ответить в своём научном заключении всего на один вопрос:

либо вражды в отношении какой-либо социальной группы»?

Политолог СПбГУ Ольга Сафонова, соавтор экспертизы по заказу следствия, все эти мотивы нашла, дословно процитировав текст уголовной статьи «о фейках об армии».

Результат исследования доктора наук Сунгурова прост: выявить какой-либо мотив на основе пяти лозунгов невозможно и непрофессионально, тем более что придумала их не сама Скочиленко, а неизвестные участники telegram-канала, откуда она их только скачала.

«Можно предположить, что подсудимая негативно относилась к проведению спецоперации, но этого недостаточно, чтобы судить о наличии мотива ненависти и вражды. Вероятно, она хотела остановить боевые действия, которые могут привести, по её мнению, к большому количеству жертв», — сказано в заключении Сунгурова.

Во время допроса он пояснил, что, с его точки зрения, мотив ненависти и вражды возможен тогда, когда человек участвует в политической организации и совершает радикальные преступные действия — например, теракт. Просто эмоции или мысли — это не мотив преступления и не преступление само по себе, считает специалист.

— Можем ли мы говорить о мыслепреступлении?

Надеюсь, вы не об этом говорите, когда спрашиваете меня про мотив без действия, — сказал Сунгуров в ответ на уточняющие вопросы гособвинителя.

Адвокаты попросили его пояснить: существуют ли некие «политологические мотивы», которые могут случайно совпасть с юридическими? Ранее представитель прокуратуры Гладышев наводящими вопросами об этом во время допроса авторов «экспертизы обвинения» пытался защитить её. Да, эксперт не может выявлять юридические мотивы, мотивы преступника — но, может быть, имеет право судить о «лингвистических» и «политологических» мотивах?

Политолог Александр Сунгуров заявил, что впервые слышит о специальных «политологических мотивах» и ничего не может об этом сказать. Оценивать «экспертизу обвинения» и экспертов СПбГУ он отказался, но рассказал, что у него есть целое исследование о подобных явлениях.

— У меня есть книжка «Экспертиза и власть». Я выделяю три типа экспертизы: инструментальная (это та, что определяет свойства объекта), подтверждающая (когда у заказчика уже есть решения и нужна экспертиза, которая может их подтвердить) и символическая (когда достаточно само присутствие эксперта). К какой принадлежит эта — не мне судить, — дипломатично отметил Сунгуров.

Следующее заседание назначено на следующий четверг, 2 ноября.