О Тане Савичевой из блокадного Ленинграда знают во всём мире. Вместе с её дневником в музее истории Санкт-Петербурга хранится и домовая книга дома № 13 на 2-й линии В.О., где до войны жила семья Савичевых. Из этого документа можно узнать, что после смерти родных Тани и её эвакуации в их жильё вселились другие люди (их родственники по сей день живут в той же квартире). Когда после блокады в Ленинград вернулась старшая сестра Тани Нина, в своей квартире она жить уже не могла. И такая ситуация была очень распространена. Кандидат исторических наук Ирина Карпенко много лет исследует историю блокады Ленинграда и ту её часть, которая касалась возвращения горожан домой из эвакуации. К годовщине начала блокады поговорили с ней о реэвакуации ленинградцев.
Ирина Карпенко
Заместитель генерального директора по просветительской работе Государственного музея истории Санкт-Петербурга, член Творческого союза музейных работников, автор книг и научных работ.
В порядке очереди
—Ирина Александровна, реэвакуация в Ленинград после прорыва блокады — это был организованный или стихийный процесс?
— Можно считать, что история реэвакуации началась в 1943 году, когда стали выдавать первые разрешения на въезд. Большей частью всё происходило организованно. Но Ленинград оставался закрытым городом до 1946 года, просто так сюда приехать, даже если тут родился и жил, было невозможно. Главным документом, который регулировал реэвакуацию, стало принятое 12 февраля 1943 года решение исполнительного комитета Ленгорсовета «О въезде и выезде из Ленинграда».
В фондах нашего музея есть немало документов людей, которые возвращались из эвакуации в Ленинград. В 1970-1980-е годы ленинградцы передавали свои личные архивы, в том числе там были образцы пропусков на въезд в Ленинград.
В 2020 году Центральный государственный архив Санкт-Петербурга выпустил книгу «Повседневные документы ленинградцев в годы блокады». В издании представлены интересные и редкие экземпляры документов: паспорта, справки, удостоверения и другие. Книга есть в открытом доступе на сайте архива.
Но вернёмся к нашему вопросу. В первую очередь в 1943 году в город начали возвращаться работники эвакуированных предприятий. Руководителям учреждений, предприятий, организаций города без разрешения исполкома Ленгорсовета вызывать уехавших сотрудников строго запрещалось. Если кто-то приезжал без разрешения властей, это считалось незаконным. Таких людей не хотели прописывать в городе, при обнаружении нелегально вернувшегося человека милиция могла его выдворить в административном порядке в течение суток.
В случае если человек был эвакуирован не с предприятием, чтобы получить разрешение на въезд, он должен был лично отправить запрос в Ленинград на имя председателя исполкома Ленгорсовета Петра Сергеевича Попкова. При этом нужно было указать причины въезда, место проживания до войны, подтвердить обеспеченность жильём и возможность трудоустройства. Без работы получить продуктовые карточки было практически невозможно. Эта система существовала до лета 1946 года, когда город перестал быть закрытым.
В те годы действовали общие правила, при этом имелись и исключения. Например, очень сложно было вернуть в Ленинград уехавших врачей. Они нужны были везде. Некоторые специалисты высокого уровня возвращались только после переписки между Ленгорисполкомом и властями города, где находился этот человек. Так просто поменять работу в 1940-е было нелегко, таковы реалии того времени.
Справка, что ты ленинградец
— Читала, что многие жители города не могли получить разрешение на въезд. Вот старшая сестра Тани Савичевой Нина вернулась в Ленинград в 1944 году благодаря помощи людей — её спрятали в грузовике, который вёз в город мешки с картошкой. А Нине в конечном итоге удалось заселиться в их комнату в коммунальной квартире, оказавшуюся занятой?
— Нет. По существующим тогда законам, если в жилье уехавших или умерших ленинградцев были вселены жители, переживавшие блокаду, а также военнослужащий или его семья, то выселить их было крайне сложно. И это вызывало конфликты.
В 1944 году вышло в свет решение исполкома Ленгорсовета, которое предписывало каждому возвратившемуся из армии или эвакуации зарегистрироваться в милиции в течение десяти дней, получить ордер на квартиру, если она не заселена и не разрушена. Для этого требовалась только одна справка от управхоза домохозяйства. Надо сказать, эти справки, подтверждающие право на жильё, стали предметом многочисленных спекуляций.
А если квартира оказывалась занятой, вернуться в неё в некоторых случаях было возможно только через суд. Только в одном 1945 году в юридические консультации Ленинграда обратились 150 тысяч граждан.
А за два месяца 1946 года было зафиксировано 36 тысяч обращений. По этим цифрам можно судить, насколько массовыми тогда были жилищные разбирательства. При этом обращение в судебные инстанции не всегда помогало доказать право на жилье.
В фондах Центрального государственного архива Санкт-Петербурга вместе с делопроизводственными документами хранятся материалы множества судебных дел, в которых фигурируют обращения граждан к главе города как к последней инстанции. И основная часть заявлений связана с просьбой помочь решить жилищный спор. Из этих документов видно, как постановления городских властей в сфере жилья применялись в каждом конкретном случае. Была, например, долгая судебная тяжба — одна из сотен — между гражданами Л. Герцман и В. Викторович. Началась она в 1945 году, продолжалась восемь лет, и всё это время городское законодательство постоянно менялось.
Жилищный вопрос в то время стоял во всей остроте. Ведь были еще разрушены, сожжены тысячи жилых зданий, деревянные дома во многих районах в лютые зимы разобрали на дрова. Возвращавшимся людям нередко заселяться было некуда. Практически всё обустройство сотрудников ложилось на плечи работодателей. Обеспечить людей жильём — это было в те дни самым главным.
Фото: из архива Александра Крута
Рассказывает ленинградец Александр Крут:
— Когда началась блокада Ленинграда, мне был один год. Не помню, как наша семья переживала то время. Осенью 1942 года мы с мамой и старшим братом уехали к бабушке. Она жила на Украине, на оккупированной территории, но мама повезла нас туда, потому что хотела оставить у родного человека. Мы добирались не одну неделю. Вскоре мама умерла — не смогла оправиться после истощения. В 1944 году погиб от взрыва снаряда мой брат. Не вернулся с войны отец.
Когда бабушка, мой дядя и я приехали уже после Победы в Ленинград, выяснилось, что в нашей комнате в коммунальной квартире в доме № 91 на набережной канала Грибоедова живёт человек, с которым дружили мои родители. Бабушка и дядя уговаривали его съехать. Но он отказывался. Кто-то посоветовал пожаловаться домоуправу. И нам помогли: домоуправ написал в прокуратуру заявление. Было проведено расследование. Оказалось, что комнату заняли незаконно, и через десять дней по предписанию прокуратуры друг нашей семьи вынужден был съехать.
— Историки говорят, что в годы войны в Ленинграде было уничтожено более пяти миллионов квадратных метров жилья.
— Поэтому восстановление жилья, строительство домов стало первоочередной задачей. Городские власти передавали разрушенные дома предприятиям. Они должны были восстанавливать их за свой счет, после город принимал эти здания в эксплуатацию. При этом 10 % восстановленной площади передавалось городу.
— Что ещё осложняло жизнь вернувшихся домой ленинградцев?
— Тяжелые условия, нехватка обычных бытовых вещей. Сложно было купить самые простые предметы: инструменты для ремонта, качественную одежду, обувь, посуду. В 1944-1945 годах в мастерских Ленинграда делали обувь на деревянной подошве — не имелось возможности использовать другие материалы, фабрики работали на нужды тыла. Поэтому вернулись к технологии XIX века. Сложно было с продовольствием. Именно поэтому оказались так востребованы садовые участки. Их в послевоенное время начали массово распределять через предприятия. Собственный огород, где можно было выращивать овощи, помогал выжить. Но, чтобы его получить, нужно было обязательно иметь работу.
«Самая трагическая страница — поиск детей»
— Глобальные перемещения жителей огромной страны начались буквально с первых дней Великой Отечественной войны. Ленинград не стал исключением. Но и сегодня мы не знаем точно, сколько человек было эвакуировано из осажденного города, сколько вернулось? В разных источниках называется разное число эвакуированных — оно колеблется от одного миллиона двухсот тысяч до полутора миллионов. Точно такая же картина с реэвакуацией…
— Несмотря на, казалось бы, строгий учет, точную информацию мы вряд ли узнаем — слишком много было непредвиденных ситуаций. Всего один факт: в июле 1941 года, еще до того, как город взяли в кольцо, был организован первый этап эвакуации детей. Он оказался неудачным. Тогда в южные районы Ленинградской области было вывезено более 160 тысяч детей. Оказалось, что их вывезли в те районы, куда наступали немецкие войска. Детей решили срочно вернуть обратно в город. Но кто-то всё же остался в поселках Ленинградской области. В этой неразберихе учесть каждого человека было крайне сложно. А сколько таких историй случилось за всю войну?
Позже детей целенаправленно вывозили по Дороге жизни, особенно активно — весной-летом 1942 года. На том берегу Ладоги всех пересаживали на поезда. У железной дороги имелись свои приоритеты — военные грузы, поэтому эшелоны шли в том темпе и по тем направлениям, куда их можно было направить. Места направления менялись довольно часто и неожиданно, особенно если начинались бомбёжки. Истощенные дети в дороге болели, их могли высадить, оставить в госпиталях. Если везли малышей, то бывало, что дети не знали или забывали свои имена и фамилии, адреса. Могли также поменяться или умереть в пути сопровождающие детей взрослые со списками. То есть возникала масса непредвиденных ситуаций…
Самая трагическая страница истории войны — это возвращение и поиск детей. Найти и возвратить родителям потерянного ребенка удавалось не всегда.
Порой поиск велся десятилетиями и продолжался уже в наше время. В архивах хранится очень много запросов от людей, которые детьми в войну были вывезены из Ленинграда. Даже когда им исполнялось 60 и больше лет, они продолжали надеяться, искать своих родителей и родных. Оставшиеся в живых родственники Тани Савичевой — сестра Нина и брат Михаил — ничего не знали о её судьбе до самых 1960-х. О том, что она умерла в эвакуации, близкие узнали через 20 лет после её смерти. И это только один случай из тысяч…
Галина Тольская с преподавателем Бишкекского финансово-экономического техникума, в котором когда-то училась. Фото: предоставлено семьёй Галины Тольской
Рассказывает жительница Бишкека (Кыргызстан) Галина Тольская:
— О том, как мы жили во время блокады Ленинграда, я написала воспоминания и назвала их так: «Неужели это было со мной?» В 1941 году мне исполнилось 13 лет. Так случилось, что папа уехал в Кронштадт и потом не смог оттуда выбраться, а позже был оттуда эвакуирован. Он болел, на фронт его не взяли из-за болезни. Мы с мамой и двумя младшими сестрами остались в осаждённом городе.
Мама и сестры умерли в первую зиму. Я осталась одна. Какое-то время жила у соседей. Потом попала в детский дом, и нас вывезли в Ярославскую область. В 1943 году папа сумел меня разыскать, приехал в детский дом. Мы очень радовались тому, что снова оказались вместе. Думали, что потеряли друг друга навсегда. Папа жил и работал на станции Берендеево. Но радость оказалась недолгой: папа скоро ушёл из жизни. Меня взял в свою семью человек, у которого папа работал. В 1947 году эта семья переехала жить в Узбекистан. Так мы попали в Среднюю Азию. А когда я вышла замуж, мы с мужем переехали в Киргизию в 1960 году поближе к его родным.
Всегда очень скучала по Ленинграду. Но возвращаться было не к кому. Когда бывала в родном городе, не могла надышаться его воздухом и все спрашивала себя: неужели мы когда-то здесь жили и были счастливыми? Сейчас мне 94 года. Свою родину не забываю никогда.
С августа 1942 года сведения обо всех эвакуированных поступали в центр, который находился в городе Бугуруслане. Все запросы стекались туда. На сотрудниках центра лежала огромная ответственность, здесь требовались исключительно сердечные люди. Попадаются документы, где есть ошибка в написании фамилии. И важно, что сотрудники центра давали не только информацию по запросу, но и писали, что есть сведения о людях с похожими по звучанию фамилиями. Благодаря неравнодушным и вдумчивым сотрудникам центра семьям удавалось воссоединиться. Одна буква могла решить судьбу целой семьи!
Есть в архивах немало запросов, которые изначально были тупиковыми. Например, воспитатель детского дома из глубинки писал запрос в Ленинград, а в нём говорилось, что ребёнок помнит: маму зовут Света, она работала в библиотеке, имя папы — Иван, он был токарем на заводе. Как можно было по этим сведениям найти родителей этого ребёнка в огромном городе?
Существовали детские дома, интернаты, куда вывозили детей, чьи родители трудились в одной отрасли. В Татарской ССР был интернат, где находились маленькие ленинградцы — дети журналистов. В таких случаях поиск было вести гораздо легче.
Даже сегодня, спустя столько лет после снятия блокады и окончания войны, остаётся много «белых пятен» и продолжается поиск.
