В январские дни в Петербурге мы вспоминаем важные даты — день прорыва, а за ним день полного снятия блокады Ленинграда. Большинству свидетелей тех событий уже за 80. Именно о них в осаждённом городе писал свою книгу «Удлинение жизни и активная старость» учёный, геронтолог и «социальный гигиенист» Захарий Френкель. Несмотря на голод и постоянные обстрелы, он рассказывал, как жить долго и счастливо. И сам прожил больше века.
«Дворницкие работы» и никаких пижам за столом
Непрерывные артобстрелы, авианалеты, воздушные тревоги. Череда дней, когда казалось, что Ленинград — умирающий город. В дневнике учёного Захария Григорьевича Френкеля, которому тогда было уже за 70, появилась горькая запись о «незнании следующего момента жизни — будет ли он?» И всё же он смог закончить труд, который и сегодня считается «отче наш» для геронтологов всего мира.
Захарий Френкель всегда жил по своему расписанию: вставал в пять утра и сначала трудился в собственном саду. Несколько часов рубил дрова, косил траву, пропалывал грядки и называл эти заботы «дворницкими работами». Когда-то он построил дом в Лесном, любимую «Полоску». После — двухэтажный коттедж в Пушкине. И на десятом (!) десятке открывал дверь в сад, обязательно делал гимнастику, поднимая каждую ногу по тысяче раз. Маленький штрих: Захарий Френкель никогда не позволял себе выйти из своей комнаты к столу в домашней одежде. Всегда — в костюме, отглаженной белой рубашке, темном галстуке.
«Принимая тогда, на 44-м году своей жизни, решение о строительстве собственного дома, я исходил также из того, что это даст мне давно лелеемую возможность систематически работать в саду и огороде при доме и осуществить непосредственно у себя некоторые из тех санитарно-технических устройств, за которые я постоянно ратовал в своих лекциях, докладах, журнальных статьях. Не говорить, а делать на деле — это мне казалось особенно необходимым в Петербурге, где и в санитарное дело, и в вопросы благоустройства вносилось чисто чиновничье отношение…
…Если я и теперь, на 94 году, ещё сохраняю полную трудоспособность, выносливость и могу не устраняться ни от какой работы и не ослаблять запросов к моему организму, то я не могу приписать этого ничему другому, кроме как регулярному, по несколько часов утром, ежедневному физическому труду на Полоске, да ещё, пожалуй, отвращению, непреодолимому отвращению к бессмысленным, на мой взгляд, непостижимо идиотским самоотравлениям табаком и алкоголем».
Академик Френкель всю жизнь мало ел. Считал, что в рационе каждого человека должны преобладать овощи и обязательно творог, чернослив, зеленый лук. Утверждал, что «лучшее из земных угощений — мёд».
Голодать Захарию Френкелю пришлось трижды — в студенчестве, в годы послереволюционной разрухи. И третий раз, когда началась осада Ленинграда. Как выдающемуся ученому Захарию Григорьевичу не раз предлагали уехать. Но он отказывался от эвакуации наотрез.
С августа 1941 года во втором Ленинградском медицинском институте в экстренном порядке начали готовить к выпуску старшие курсы. Захарий Френкель всю блокаду вел занятия фактически ежедневно. Хотя давалось это неимоверно тяжело…
«Для того, чтобы попасть на кафедру или на лекцию в Мечниковскую больницу (в павильон № 33) или на Очаковскую улицу, где я читал лекции студентам 4-го курса, приходилось проходить пешком более чем 10 километров (и столько же обратно). В общей сложности это требовало не менее 4–5 часов пешеходного марша».
Десоциализация пенсионеров особо опасна
В перерывах между занятиями Захарий Френкель находил время и силы на работу над монографией «Удлинение жизни и активная старость». Очень переживал, что не успеет завершить свой главный труд — столь велико было истощение, наступали болезни. Успел. И сколько треволнений пережил, когда выяснилось, что опубликовать работу не так-то просто. Но её издали в 1946 году, когда ему исполнилось 76. Как рассказал профессор Александр Щербо, увидев первые гранки, Захарий Григорьевич пришёл в ярость. Цензоры «постарались»: в СССР социальных трудностей быть не могло…
— Проблему удлинения жизни Захарий Григорьевич рассматривал в масштабах всей страны. Был уверен, что продолжительность жизни можно увеличить в одном случае — если проводить серьезные преобразования, направленные на охрану здоровья людей, профилактику болезней, — рассказывает об учёном член-корреспондент РАН, доктор медицинских наук Александр Щербо. — Академик Френкель считал, что многое зависит и от образа жизни, правильного питания. Но добавка нескольких лет спокойного существования — не главное, важнее жить активно даже в самом преклонном возрасте. В предисловии к своей книге он писал, что жизнь — это действенность, а не покой.
О важности гимнастики, физических нагрузок писали еще античные медики. Захарий Френкель эти идеи развил. Но во втором издании своей главной книги слово «активность» заменил на термин «деятельность». Как считают исследователи его жизни, это имеет принципиальное значение.
Захарий Френкель. Фото предоставлено заведующим музеем ФГБОУ ВО СЗГМУ имени И. И. Мечникова Аркадием Соломеиным.
Академик обосновал утверждение о необходимости посильного труда для пожилых людей, призывал рассматривать старшее поколение не как обузу общества, а как особую группу, которая может передавать знания молодым, участвовать в общественной жизни. Френкель был убежден, что десоциализация граждан преклонных лет — очень опасное явление. Поэтому предлагал разрабатывать программы по вовлечению пенсионеров в деятельную жизнь и всячески противодействовать их пассивности.
Даже в суровое время блокады Ленинграда Френкель призывал ленинградцев к активности, убеждал, что спасение в движении. Сам он не прекращал выполнять «обычную порцию дворовых работ» и в самые сложные дни. Не раз поднимал вопрос о том, что в больницах и госпиталях города необходимо создавать условия «для проведения в жизнь широко поставленной трудотерапии, системы занятости и функциональной дееспособности больных».
«Ко второй половине января 1942 г. истощение от голодания стало проявляться у меня в такой тяжёлой форме, что это повело к помещению меня в госпиталь для дистрофиков, открытый в бывшей гостинице "Астория".
…Сохранить жизнь мне посчастливилось исключительно благодаря самоотверженным заботам обо мне моей дочери, приходившей пешком из Лесного, чтобы принести мне котлетки из мяса погибшей от голода нашей собаки-овчарки, заботам бывшего аспиранта и ассистента кафедры социальной гигиены 2 ЛМИ доктора медицинских наук Е. Э. Бена, и особенно Н. А. Никитской, приносившей мне грелки и горячий кофе во время двукратного заболевания моего, казалось, безнадёжно смертельным в моём возрасте (73 года) гемоколитом.
Но пока здоровье в какой-то мере позволяло мне, я в течение месячного своего пребывания в стационаре составил и передал заведующему Горздравотделом записки о неотложности изменений и улучшений в организации стационаров-оздоровителей для дистрофиков и две записки о мерах для предупреждения и ослабления угрозы развития весною и летом массовой заболеваемости в Ленинграде».
Фото: Олег Золото / MR7
Букет для Элиасберга
Как председатель Ленинградского гигиенического общества Захарий Френкель обращался к руководству города с письмами по самым насущным проблемам. Говорил о том, что и в условиях блокады обязательно нужно проводить пищевой санитарный надзор. Просил создать должные условия для работы лаборатории по исследованию пищевых заменителей. Ратовал за то, чтобы не допустить вырубки деревьев.
Гигиенисты Ленинграда, в том числе Захарий Григорьевич, давали свои рекомендации по борьбе, как они говорили, с «крысиным бедствием». Настаивали на биологических, а не химических способах борьбы с грызунами. Френкель предлагал начать научно-исследовательские работы по биологии крыс в Ленинграде, учитывая изменившиеся во время войны условия их поведения (известно, что грызуны сильно расплодились в осаждённом городе, ловить их крысоловками было неэффективно, в том числе из-за того, что нерационально было тратить съестные припасы для приманки — для борьбы оставались яды либо заражение крыс опасными для них, но не для людей, болезнями).
Ужасные обстрелы из дальнобойных орудий. Снаряды непрерывно рвутся где-то неподалеку (по-видимому, в Лесном парке, на Пискаревке, на Охте). Непреодолимое моральное угнетение…
И все же ещё во время войны ученый разработал программу санитарно-гигиенических мер при будущих восстановительных работах. Очень многое сделал для восстановления Ленинграда. После Победы принимал участие во всем, что касалось здоровья ленинградцев, и его волновало все: состояние водопровода, канализации, отопления. Он призывал «пустыри обращать в скверы», предлагал строить новые кварталы и непременно оставлять в них места для зелёных насаждений.
В Военно-медицинском музее Петербурга хранится часть архива академика — более 600 единиц хранения, которые можно изучать и изучать. Но вот ещё всего один факт из его биографии: в августе 1942 года, когда в блокадном Ленинграде в стенах филармонии прозвучала знаменитая Седьмая симфония Дмитрия Шостаковича, дирижеру симфонического оркестра Карлу Ильичу Элиасбергу был вручен единственный букет живых цветов. Вручила его хрупкая девушка Любовь Жакова, казавшаяся подростком. Уже в наше время выяснилось, что собрал тот драгоценный букет в своем саду её дедушка — Захарий Френкель…
