Никита Сафронов о Яне Пинчук — белорусской активистке и своей супруге.
У 24-летнего петербуржца Никиты Сафронова два обручальных кольца. Одно, как и положено, на безымянном пальце правой руки. Другое на тонкой цепочке висит на шее. Его супруга, гражданка Белоруссии Яна Пинчук, была задержана в Петербурге по запросу из Минска 1 ноября 2021 года и с тех пор находится в СИЗО. Там же в СИЗО 15 марта 2022 года Никита и Яна поженились. Церемония прошла в комнате для допросов. Украшения в изоляторе запрещены, и оба кольца Никите пришлось забрать с собой. 1 июня Горсуд вновь будет решать, экстрадировать Яну в Белоруссию или оставить в петербургском СИЗО. Выбор для 24-летней девушки, прямо скажем, так себе. Накануне суда MR7 поговорил с Никитой о Яне, Белоруссии и двух режимах.
«Я даже в СИЗО стараюсь передавать ей только косметику, которая не тестировалась на животных»
— Ты из Петербурга, Яна из Витебска — как вы встретились?
— Я родился во Владивостоке, но ещё совсем ребенком переехал в Питер. Так что, да, считай, Петербург — мой родной город. После школы поступил в академию и начал работать, но учебу в итоге бросил — совмещать не получилось. Тебе 19 лет, ты работаешь, зарабатываешь деньги, тебе это нравится и уже совсем не до учебы. В общем глупый был. Потом появилась возможность переехать в Испанию, и я ею воспользовался. В это время у меня в Испании уже жила мама. Там даже были планы поступить в вуз, но началась пандемия, и я решил повременить.
Получается, я жил в Испании, шел 2020 год, и в Белоруссии начались протесты после выборов президента (август 2020-го — ред.) Силовики массово задерживали несогласных с их итогами, и я хотел как-то помочь белорусам: искал фонды или организации, которым можно отправить деньги, еду, поддержать семьи задержанных. И в Instagram* наткнулся на Яну. У неё в сторис увидел пост белорусского фонда «Страна для жизни», который помогает политзаключенным, заинтересовался и решил написать. Так мы начали общаться, и все наше общение плавно перетекло во что-то более личное. Настолько, что я взял билет и в середине января 2021 года прилетел в Москву. Как раз за два дня до возвращения Навального. Яна тогда уже жила в России — в 2018 году она переехала в Москву к своему теперь уже бывшему молодому человеку. А потом мы с ней переехали в Петербурге.
— Как Яне Петербург?
— Сперва она была в сильной депрессии. Мы переехали в начале марта: тут промозгло, холодно, дожди. Она даже предлагала вернуться обратно в Москву. Но потом наступило лето и, увидев этот прекрасный летний Петербург, она просто влюбилась в него.
— Как тебе кажется, что общего между вами? Что зацепило тебя в Яне?
— Нетерпимость к несправедливости. Вот это больше всего нас сконнектило. Мы смотрели на то, что происходит в Белоруссии, и думали: «Господи, как так можно поступать с людьми?» Если Яна видит, что где-то кого-то обижают, то она одна в горящий дом войдет. Как-то ей попался ролик про кролика, где на нем тестируют косметику. И там прямо ужасные кадры. Она выложила этот ролик у себя в соцсетях, и её подруги стали оставлять комментарии из серии: о боже, какой ужас. И тут Яна ответила им, что нельзя быть такими лицемерными: ужасаться от страшных кадров с кроликом и при этом продолжать пользоваться косметикой, которую испытывают на животных. Из-за своей позиции она не побоялась разорвать отношения с подругами, с которыми давно общалась. Сама Яна очень любит животных и очень не любит лицемерие. Я, например, даже в СИЗО стараюсь ей передавать только косметику, которая не тестировалась на животных.
«Потом мне позвонил сотрудник прокуратуры с Яниного номера»
— Перед задержанием Яны власти Белоруссии уже не раз обращались к правоохранительным органам России с просьбой выдать тех, кто, по их мнению, является экстремистом. Были ли у вас какие-то опасения, что могут прийти и за Яной?
— Нет, мы даже не предполагали. Когда телеграм-каналы в Белоруссии начали объявлять экстремистскими, Яна решила, что продолжать общаться в них может быть небезопасно, и вышла из всех чатов. И мы как-то все больше жили семейной жизнью. Стало понятно, что в этом раунде Лукашенко победил, хотя борьба ещё и не закончена. Да и в России усилилось давление властей. Но мы даже не предполагали, сколько белорусов находятся в российских СИЗО, что их вот так задерживают.
Возможно, если бы мы больше следили за новостями, то и мысль о том, что с Яной это может произойти, тоже бы пришла раньше.
По состоянию на 29 мая 2022 года, по данным белорусского правозащитного центра «Весна», политзаключенными были признаны 1217 человек. Спустя почти два года после массовых протестов в Белоруссии власти продолжают задерживать активистов. Так, 11 мая в Мозыре был задержан участник экологического движения «Зеленый дозор» Павел Ноздря по обвинению в содействии экстремистской деятельности. 24 мая в Петербурге по запросу белорусских властей полиция задержала мужчину 1988 года рождения. По данным петербургского телеканала «78», он находился в федеральном розыске за оскорбление Александра Лукашенко.
— Расскажи, что случилось в тот день, когда Яну задержали?
— Это было 1 ноября прошлого года. Я работаю барменом и в тот день вернулся с ночной смены. Лег спать только в 7:00, а уже в 10:00 проснулся от стука в дверь. Первые мысли были: может, мы кого-то заливаем, может, это какие-то коллекторы адресом ошиблись. Но за дверью стояли двое сотрудников уголовного розыска в штатском. Вели они себя довольно корректно. Может, оттого, что пришли за маленькой худенькой девочкой. Даже позволили мне доехать с ней до отдела полиции. Это был 16 отдел полиции Василеостровского района. В сам отдел меня, конечно, не пустили, и я остался ждать на улице.
Через лучшего друга, юриста по гражданским делам, нашел телефон адвоката, и через несколько часов она уже была на месте. Но в отделе нам сказали, что Яна в прокуратуре, в прокуратуре — что Яна в суде, из суда нас послали обратно в прокуратуру. В общем перекидывали с места на место. Благо, Васильевский остров не такой большой, и на машине мы доезжали от одного адреса до другого за пару минут.
Потом мне позвонил сотрудник прокуратуры с Яниного номера и попросил привезти ей её таблетки от язвы и самое необходимое. Я привез ей одежду, книжку с японскими сказками и еды, так как она не ела ничего весь день. После её отправили в изолятор временного содержания, и уже оттуда ночью мне позвонил сотрудник ИВС и попросил привезти ещё и лекарство от астмы. Яне вообще попадались довольно неплохие люди в этих структурах, которые отнеслись к ней по-человечески и, видя, что человеку плохо, постарались сделать так, чтобы ему стало легче. Поэтому и этому сотруднику прокуратуры, и сотруднику ИВС я благодарен, что они по-человечески отнеслись к моей жене.
— Твоя семья поддерживает тебя в этой ситуации?
— Да, они безмерно меня поддерживают. Бабушка переживает очень. Тетя постоянно помогает. Моя мама, которая живет в Испании, узнав, что Яну задержали и было бы хорошо, если бы она смогла выступить на суде, сказала: «Лечу», купила билеты и через всю Испанию больше суток добиралась до Петербурга. Получается, что мама с Яной лично увиделись только в тот момент, когда двое конвоиров вели Яну по коридору суда в наручниках.
«Я вообще-то иду жениться на своей любимой женщине в СИЗО»
— А мысли о свадьбе возникли, уже когда Яна была под арестом, или до этого?
— Да, ещё до всех этих событий мы думали расписаться в Испании. Четкого плана не было. Так, просто позвать друзей, близких, снять домик на берегу моря, она в легком платье, арка с цветами. Думали, а давай, как в кино! Ну и получилось, как в кино, но только в плохом.
— В итоге вы расписались в СИЗО № 5. Расскажи, как все прошло.
— Сперва все было довольно муторно. Так как она гражданка Белоруссии, нам нужна была справка о том, что она не замужем. Находясь в СИЗО, взять эту справку в Витебске достаточно проблематично. Поэтому больше месяца у нас ушло на то, чтобы с помощью нотариуса и Яниных родителей её добыть. Наконец нас записали на 1 марта. Я ещё подумал, что классно, у меня 28 февраля день рождения, и это прямо как подарок. Но в итоге дата оказалась занята, и все перенесли на 15 марта. Наступает день свадьбы, я приезжаю к 8:45 в ЗАГС, и оттуда мы с сотрудницей ЗАГСа и женщиной, у которой тоже в этот день в СИЗО была свадьба, едем в изолятор. Сначала была очередь той пары, а я в это время сидел и смотрел на то, какие они радостные. Сотрудники СИЗО в основном мужчины, и они подбадривали женщину, с которой мы ехали из ЗАГСа, поздравляли её, а вот на меня смотрели, как на дебила.
«Я вообще-то иду жениться на своей любимой женщине в СИЗО, — думал я в тот момент. — Почему вы на меня так смотрите? Что за дискриминация?» А потом привели Яну.
И это был первый раз за такое долгое время, когда мы смогли как-то поконтактировать физически друг с другом: пообниматься, пошептаться, поцеловаться, просто поулыбаться друг другу те 10 минут, пока сотрудница ЗАГСа заполняла документы. Дальше нам произносят традиционную речь, спрашивают, согласны ли мы стать мужем и женой, мы обмениваемся кольцами, я забираю кольцо Яны себе, и её уводят. Вот и всё.
— Когда ты виделся с Яной последний раз?
— На мере пресечения 29 апреля. Но сегодня мне как раз пришло письмо из прокуратуры о том, что нам разрешили краткосрочное свидание перед судом. Так совпадает, что очень часто я именно перед судами встречаюсь с Яной. Получается, мы видимся в СИЗО, а на следующий день снова видимся, но уже в суде. Представляешь, какое это счастье: видеть любимого человека два дня подряд.
«Вера, она всегда есть»
— Что ты думаешь по поводу возможной экстрадиции Яны?
— К сожалению, прогнозы у меня не очень хорошие. Сейчас Россия разрабатывает законопроект, который позволит ей не исполнять постановления ЕСПЧ, вынесенные после 16 марта. Недавно, несмотря на 39 правило ЕСПЧ, Россия все равно выдала Белоруссии Михаила Зубкова, обвиненного в применении насилия по отношению к сотруднику внутренних дел. Поэтому, боюсь, если раньше у нас было 2%, что все получится и Яна окажется на свободе, то сейчас, я думаю, вероятность сократилась до 0,1%. Но вера, она всегда есть.
39 правило регламента ЕСПЧ об обеспечительных мерах применяется в случае, если есть прямая угроза жизни или здоровью человека. Под обеспечительными мерами понимается запрет на высылку задержанного в страну, где ему грозит опасность, предоставление медпомощи, перевод из тюремной больницы в гражданскую
Как правило, это связано со случаями экстрадиции мигрантов и обратившихся за политическим убежищем, если на родине им могут грозить смерть, пытки, побивание камнями за супружескую неверность или смерть от ВИЧ из-за отсутствия терапии. Также правило 39 может применяться, если существует угроза жизни и здоровью заключенных.
Фото: Олег Золото / MR7
Никита Сафронов
— Если суд примет решение об экстрадиции Яны в Белоруссию, то какими будут твои дальнейшие действия?
— Я думал об этом. К сожалению, если я перееду в Белоруссию, чтобы быть ближе к Яне, то, скорее всего, меня приплетут как пособника экстремистки. Поэтому мои адвокаты советуют мне обходить Белоруссию за много километров. Это меня очень тревожит, так как я не смогу навещать Яну в тюрьме. Но у неё там есть семья, и я буду финансово помогать им, чтобы они могли поддерживать Яну.
Если она окажется в Белоруссии, то я вернусь в Испанию, поскольку там смогу заработать больше денег, а значит, и больше помочь Яне.
— А Яна чувствует поддержку от людей, которые переживают за её судьбу?
— Конечно! Ей пишет огромное количество людей. Уже писем 600, наверное. И в суде, когда она увидела, сколько народу пришло её поддержать, мне кажется, ей было очень приятно. Я тоже постоянно ей пишу, но стараюсь не делиться плохими новостями, про тот же ЕСПЧ, например. Их обычно передает наш адвокат Мария Беляева. Она может с юридической точки зрения объяснить, к каким последствиям это может привести. Например, про то, что выдали Зубкова, Яна ещё не знает. Но к экстрадиции она уже морально готовится. Как и я. Уже начал заниматься поисками адвокатов для Яны там, в Белоруссии. Не хочется, чтобы это произошло, но надо быть готовым к самому худшему. Я тут задумывался на счет Белоруссии. Там же всего одна женская колония для тех, кто впервые за решеткой, и в ней сейчас 184 политзаключенные женщины. 184 прекрасные женщины в одном месте. Это, с одной стороны, безумно ужасно, а с другой, если они хоть как-то на прогулках контактируют между собой, то это большая поддержка друг для друга (прим.: правозащитный центр «Весна» располагает данными о 38 женщинах, содержащихся в ИК-4 в г. Гомель).
— Чем Яна занимается в СИЗО? Как складываются её отношения с сокамерницами?
— Она у меня чистоплюй ещё тот, поэтому и в изоляторе стала старшей по камере. С ней сидело ещё три женщины, но у одной выявили туберкулез и увезли в больницу в Горелово. Про сокамерниц Яна ничего плохого не говорит. Чай-кофе пьют вместе, ссорятся, мирятся, обычная бытовуха. Телевизор смотрят. У них ловит канал с фильмами, поэтому она уже пересмотрела все фильмы про супергероев.
— Смотря на все то, что сейчас происходит в твоей жизни, можешь ли ты назвать себя патриотом?
— Как сказал журналист Андрей Лошак в интервью Юрию Дудю, «патриотизм — это не обязательно гордость, это ещё может быть и боль». Если мне больно за мою страну, если мне больно за Белоруссию, то да, я считаю себя патриотом и этой, и той страны. Я безумно люблю Белоруссию. Это восхитительная страна и прекрасный народ. Я безумно люблю Россию. Это мой дом, это моя родина.
Родина — это не правительство, Родина — это когда ты приезжаешь во Владивосток, а у тебя там бабушка, которую ты давно не видел. Вот бабушка — это Родина, семья — это Родина. А вся эта история с Яной — это грустная история.
И в Белоруссии таких историй ещё почти полторы тысячи. Но я верю, что срок любого политзаключенного заканчивается с уходом автократа, при котором он попал в тюрьму.
* Meta Platforms Inc. (соцсети Facebook*, Instagram*) признана экстремистской, ее деятельность запрещена на территории России.
** Организация, признанная иностранным агентом.