Коронавирус как будто на физическом уровне влияет на участки мозга, отвечающие за поведенческие особенности.
Клинический психолог Юлия Мохова месяц как вернулась из красной зоны. Сейчас она работает в Центре реабилитации Госпиталя для ветеранов войн в обычном белом халате и маске, а не в защитном костюме, очках и респираторе. Но она по-прежнему помогает тем, кто перенес коронавирус и столкнулся с постковидными осложнениями, причем не только физическими, но и психологическими — бессонницами, апатией, депрессией, ухудшением памяти и даже паническими атаками. Юлия Мохова рассказала о своем опыте работы с постковидными психологическими расстройствами.
— Когда я сама переболела, видела, как болели коллеги, а потом впервые вошла в красную зону и стала работать там, то я сначала предполагала, а потом уже была уверена: вирус оказывает влияние на психику человека, снижается эмоциональный фон, вызывает депрессию и панические атаки.
Один случай просто поразил меня. Это было еще в первую волну, в начале лета минувшего года. Пациент трижды (!) попадал в стационар, причем два раза уже после того, как коронавирус у него был побежден. Представьте себе: человека выписывают с нормальной сатурацией, отрицательным ПЦР и нормальными результатами КТ. А дома он начинает задыхаться, у него трясутся руки, он обливается холодным потом — начинается паническая атака. Страх задохнуться — это наш базовый страх, страх смерти. Пациента вновь везут в больницу, причем уговаривают, говорят, что мазок отрицательный, что все хорошо. Но лучше ему становится только тогда, когда он вновь оказывается в красной зоне, причем его ведь там уже ничем не лечат — ковида-то у него нет. Его снова выписывают. Но дома паническая атака начинается снова. Пациент уже сам, задыхаясь, из последних сил приезжает к нам обратно. Я его увидела, когда он оказался у нас в третий раз — молодой человек 34 лет, перенесший ковид в среднетяжелой форме, никогда ранее не посещавший ни психиатра, ни психотерапевта, потому что у него совершенно не было в этом необходимости, он не был ни истериком, ни человеком с диагнозом. Панические атаки не подтверждались его физическим состоянием, а лишь психологическими изменениями после заболевания.
Когда он в третий раз попал к нам, то поначалу со мной общаться отказывался, ведь многие не понимают разницы между психологом и психиатром, говорят: «Я здоровый человек, не приписывайте мне ничего, я не псих». Я объяснила, что я клинический психолог, не ставлю диагнозов, не назначаю медикаментозной терапии, но вирус влияет на психику, а я могу помочь преодолеть возникшие проблемы.
Этот молодой человек в итоге прислушался к моим словам. Я помогала ему учиться справляться со страхом, дышать правильно, показала ему ряд упражнений и просила, когда он вернется домой, обратиться к психотерапевту.
Вообще у подобных пациентов в выписном эпикризе я просила лечащих врачей писать в рекомендациях «обращение к психотерапевту по месту жительства». По сути, конечно, хотелось бы, чтобы это было не рекомендациями, а обязательным продолжением восстановления человека после заболевания.
— Насколько только люди будут этому следовать…
— Больной вопрос… К сожалению, в нашей стране люди крайне редко обращаются к психотерапевтам, нет у нас этой психологической культуры.
фото: Pixabay.com
— Но сейчас, я вот даже по знакомым сужу — у переболевших то апатия, то депрессия, то когнитивные нарушения, например, ухудшение памяти. Возможно, это подтолкнет людей обращаться за помощью?
-Я надеюсь, что пациенты будут чаще обращаться за психотерапевтической помощью. Что же касается нарушений памяти, то я с каждым пациентом провожу тестирование, чтобы определить — какая из функций памяти пострадала: кратковременная, долговременная, оперативная. На основании выводов тестирования мы выстраиваем индивидуальную программу реабилитации с нужными упражнениями. Конечно, есть разница в ухудшении функций памяти после ковида и черепно-мозговой травмы. После коронавируса нарушения не такие обширные и страдает в основном оперативная память — то есть та рабочая память, которой мы пользуемся постоянно, удерживая, обрабатывая и воспроизводя информацию.
— Если человек жалуется на депрессию после ковида, что можно ему посоветовать?
— Каждый случай индивидуален, общих советов нет. Еще в начале июня прошлого года я видела публикацию в журнале Lancet, она была посвящена не нашему, а зарубежному опыту, где говорилось о влиянии вируса на состояние психики людей, тяжело перенесших ковид, попавших на ИВЛ. Про среднетяжелых и легких пациентов там речи не шло вообще. Но я вижу, что люди впадали в депрессию и после того, как тяжко болели, месяц и более лежали в реанимации, с трудом восстанавливались, и после более легких форм ковида.
Было, например, так, что человек болел не в самой тяжелой форме, но ПЦР долго давал положительный результат, выписать мы такого пациента не могли, а в это время в другом городе с разницей в неделю у него умерли от коронавируса отец и мать. И он не мог приехать, попрощаться с ними. Каждый случай требует индивидуального подхода.
Постковидные психологические проблемы не всегда возникают именно после тяжелого течения болезни, но ковид — это всегда провокация психики. Я могу только предполагать, как это работает: вирус попадает в определенные зоны мозга, отвечающие за поведенческие особенности.
Еще 19 июня 2020 года были опубликованы рекомендации Минздрава о психологической помощи медикам.
В Москве еще в первую волну коронавируса были организованы горячие линии психологической помощи пострадавшим от пандемии. А во вторую — в ковидных больницах столицы начали работать психологи, помогающие и медикам, и пациентам.
В Петербурге нет точных сведений, в каких ковидных стационарах, кроме госпиталя в Ленэкспо, Госпиталя для ветеранов войн и больницы им. Боткина работали клинические психологи. Исключение составляют психиатрические больницы, где были развернуты ковидные койки — там ставки клинических психологов априори есть.