Пандемия коронавируса обострила проблемы тех, у кого есть пожилые родственники, нуждающиеся в специальном уходе, родные, страдающие деменцией.
Еще весной, в первую волну пандемии мне в личку пришло письмо от одной из читательниц моей страницы в социальной сети. Она просила за свою подругу, вернее, за ее восьмидесятилетнюю маму с деменцией. Та попала в один из ковидных госпиталей Петербурга.
Женщина говорила о том, что мама подруги беспомощна, в пространстве и времени не ориентируется, таблетки, которые ей прописаны, пить сама не сможет. И нельзя ли как-то достучаться до реанимации, попросить, чтобы приглядели специально или нет ли возможности пустить все же родных для ухода.
Я знала, что никаких родных не пустят в красную зону, что врачи работают сменами и специальный «присмотр» вряд ли возможен. Но выполнила просьбу, написала знакомому доктору из того госпиталя, получила ответ, что в реанимацию никого не пустят и специально обеспечить уход в связи с деменцией не смогут.
Я не знаю, выжила ли эта женщина.
Еще весной, во время самоизоляции Александра Щеткина, президент фонда «Альцрус», оказывающего помощь семьям, где есть люди с деменцией и болезнью Альцгеймера, опубликовала в соцсети пост, в котором дала советы, актуальные и сейчас, нынешней осенью, когда мы внутри бушующей второй волны, как общаться родным с человеком с деменцией, когда так велика тревога и тревожность.
Но общение — это далеко не все. И если в Москве в красных зонах стационаров были волонтеры, то в Петербурге — нет и не было, кроме нескольких волонтеров «Перспектив» в Александровской больнице, которые помогали молодым людям с тяжелыми ментальными нарушениями и инвалидностью — подопечным «Перспектив».
В Петербурге открыты психиатрические ковидные койки, но далеко не всегда пожилые люди из семей, страдающие деменцией, туда попадают.
В восьми ПНИ — психоневрологических интернатах проживает свыше 6 тысяч человек, причем почти 3 тысячи из них пожилые люди. «В основном, это люди, страдающие различными видами нейродегенеративных заболеваний, в первую очередь, старческой деменцией по Альцгеймеровскому типу», — говорит Леонид Колтон, директор петербургского благотворительного центра помощи пожилым людям «Хэсэд Авраам».
«Коронавирус отбросил нас на 10−15 лет назад и обострил все проблемы интернатов», — так сказала Елизавета Олескина, создательница фонда «Старость в радость» во время онлайнового круглого стола, устроенного Европейским университетом и посвященным жизни пожилых людей в интернатах и возможностей изменения ситуации. Коронавирус не отменил других болезней подопечных и теперь лишь увеличился риск попадания ковида в интернат, если подопечного госпитализируют в связи с другим заболеванием. Коронавирус не отменил дефицита персонала: на 75 подопечных в петербургских ПНИ по две санитарки, а если одна заболела?
В начале пандемии про ПНИ вообще не сразу вспомнили — не было ни средств индивидуальной защиты, ни деления на зоны, заболевали и подопечные, и персонал.
Причем далеко не сразу стимулирующие выплаты за работу в экстремальных условиях эпидемии стали положены соцработникам, а врачи, медсестры и санитарки ПНИ не получают городских выплат за заражение коронавирусом и семьи погибших медиков из ПНИ не получают «смертного миллиона».
Весной не было еще ощущения, что происходящее продлится довольно долго. Сейчас мы понимаем это. Но это не означает, что само реформирование интернатов надо отложить на «послепандемийное время». Мария Островская, президент петербургской благотворительной организации «Перспективы», уверена, что надо разделить два процесса — улучшение жизни в самих интернатах и реформирование их. Понятно, что все это время большинство людей будут проживать в интернатах, но все это время надо улучшать их жизнь там.
Островская говорит даже об элементарном выборе — два салата на обед, личный чайник, личные вещи в собственном шкафчике… Но плана реформирования ПНИ у нас нет, есть концепция, но не принята до сих пор. Между тем, согласно финансовому плану регионального проекта «Разработка и реализация системной поддержки и повышения качества жизни граждан старшего поколения» до 2024 года, в Петербурге планируется построить два новых ПНИ, рассчитанных на 400 человек. Но вот с развитием полустационарных форм помощи и помощи на дому все не так радужно. А в интернаты — очередь. И желающих поместить пожилого родственника с психическими расстройствами в психиатрическую больницу тоже немало.
И какая это невероятная тяжесть — жить рядом в одной квартире с пожилым человеком с деменцией, ухудшающимся неотвратимо. И сейчас, во время пандемии, ситуация не становится лучше. В самом конце лета ко мне обратилась женщина, рассказавшая историю своего пожилого отца. У него было не просто слабоумие, он становился агрессивным. И до эпидемии его приходилось периодически помещать в психиатрическую больницу, потому, что дома было просто не справиться. Попал он в больницу и весной этого года. Навещать было нельзя — карантин. Да и дочь сама заболела, какое-то время лежала в больнице. Когда же поправилась, позвонила узнать как отец, то ей сказали, что в психиатрическом стационаре его нет. Поиски привели в один из ковидных стационаров Петербурга, вернее, в морг, где лежало невостребованное тело. Никто не пытался разыскать родных.
«В России очень маленький объем надомной помощи, — считает Анна Битова, директор „Центра лечебной педагогики“ (Москва). — Нет доступа лиц с психиатрическими расстройствами к нестационарным услугам». Битова вспоминает недавние доковидные времена, когда общественники, посещая ПНИ, находили людей 50−60 лет, которые даже не умели писать и читать, но, в принципе, хотели бы и могли бы этому научиться.
Можно было бы также больше внимания уделить тем, кто не владеет речью, чтобы научить людей альтернативной коммуникации — есть много разных способов. Немало пожилых в интернатах и домах инвалидов без слуховых аппаратов, без очков. Им и в доковидную эпоху не всегда можно было поехать, например, в гости к родным и знакомым, и практически не было возможности, попав в ПНИ, вернуться домой.
Пандемия рано или поздно завершится и с новым опытом все равно придется решать проблему интернатов и помощи пожилым людям с ментальными нарушениями, вопрос лишь в том, будет ли у общества, именно у общества, включая профессионалов — медиков, социальные службы — запрос на это.
Мария Островская говорит о том, что в Германии, например, реформы системы потребовало именно профессиональное сообщество. Анна Битова считает, что в России не хватает в этом смысле позиции гражданского общества. Елена Здравомыслова, социолог, профессор Европейского университета, пока не видит потенциальных улучшений в ситуации с пожилыми людьми с тяжелыми нарушениями — семьям тяжко, в ПНИ отдавать страшно. Елизавета Олескина уверена, что собственно та самая «наружа» не готова и не очень стремится быть готовой к тому, чтобы пожилых не прятали в интернаты, но не стоит дожидаться «тотального захирения» интернатов и преображения «наружи», чтобы менять ситуацию. Даже в пандемию.
Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга
