Талантливый джазмен, умеющий импровизировать, в советское время либо договаривался с системой, либо уходил в андеграунд. Как Виктор Цой: днем работал кочегаром, а вечером давал концерты, вспоминает легендарный знаток джаза, заслуженный деятель искусств России, судья конкурса «Голос Петроджаза» Владимир Фейертаг.
В интервью корреспонденту MR7.ru он рассказал о стартовавшем в Петербурге конкурсе и о том, почему джаз по-прежнему популярен в России, и о двойной морали по отношению к этой музыке.
— В Петербурге в четвертый раз стартовал конкурс «Голос Петроджаза». Что вы ждете от его участников?
— «Голос Петроджаз» готов открывать новые имена. Все лауреаты смогут показать себя на фестивале «Петроджаз — 2018», который пройдет на площади Островского 27−29 июля этого года. С каждым годом уровень участников конкурса настолько повышается, что жюри сложно выбрать лучшего. Нам интересны люди, которым есть что сказать публике, харизматичные музыканты. Со всеми лауреатами конкурса мы будем работать в течение всего года.
— Среди конкурсантов много молодежи, чем на ваш взгляд их привлекает джаз?
— Во-первых, это интригующая музыка.
Во- вторых, это немного политизированное ощущение индивидуальной свободы, которого нет в академической музыке, если вы не великий солист.
Если вы просто играете в симфоническом оркестре, то вы как «раб на галерах», вы не выбираете себе программы, а играете то, что вам ставят. Вас не спрашивают: любите ли вы Шостаковича или нет, вы просто его играете.
В джазе такого нет. Вы исполняете только то, что вам нравится и в компании, которая вам близка по духу. Отношения с партнерами должны быть дружескими во время игры. От того, что в симфоническом оркестре флейтист не будет здороваться с виолончелистом, музыка не изменится. А в джазе такое невозможно представить. У нас своего рода масонский клуб и это привлекает людей.
— Может поэтому в Советском Союзе джаз всегда был в опале.
— На самом деле он никогда не был в опале. Это легенда. Не было ни одного постановления, которое запрещало джаз, его просто не рекомендовали. Был период борьбы с космополитизмом в 40-е годы, когда сказали, что эту музыку играть не надо. Это была инструкция от министерства. Вы думаете, перестали играть джаз? Ничего подобного, закрывались двери, и люди танцевали под джазовую музыку и слушали ее. Эффект получился, таким же, как в Штатах с сухим законом, там пить стали больше, только спиртное стало дороже. А у нас появился андеграунд. Я отношусь к тому поколению, которое пережило времена, когда запрещали танцевать фокстрот, потому что нельзя было во время танца обниматься с девушками. И все равно у меня не было недостатка в работе, просто она была закрытой.
— Если говорить современным языком, вы играли на корпоративах?
— Можно сказать и так. При этом это были не простые вечеринки, а допустим вечер отдыха милиции.
Приходил майор и говорил: ребята всю ответственность беру на себя. Не надо нам советских песен, играйте американский джаз. И мы играли.
И подобные вещи я слышал от многих людей из властных структур.
Нужно понимать, что как страна Советский Союз жила с двумя составляющими. Одна — это страх, вторая — это двойная мораль. Мы говорим одно, а делаем совсем другое.
При этом джазовые музыканты никогда не нищенствовали, всегда находили себе применение в прикладной музыке. Талантливый человек умеющий импровизировать либо договаривался с системой, либо уходил в андеграунд. Как Виктор Цой, днем работал кочегаром, а вечером давал концерты. Так и джазмены либо шли в какой-нибудь ансамбль при Москонцерте или Ленконцерте либо вели жизнь, подобную Цою.
— В 1960 году вы вместе с барабанщиком Валерием Мысовским по просьбе ленинградского отделения издательства «Музыка» опубликовали брошюру «Джаз», ставшую первой книгой о джазе на русском языке. Насколько это было сложно сделать?
— На самом деле это была вторая книга. В 1926 году музыковед Семен Гинзбург выпустил сборник мнений о джазе композиторов того времени. Книжка, которую выпустили мы, рассказывала историю американского джаза. Мы с моим соавтором ничего не сочинили, просто переписали американскую. Там нет ничего самостоятельного и сегодня читать эту брошюрку даже стыдно. Но тогда, конечно, случился скандал, про нас в «Советской культуре» написали фельетон.
В нем нас обозвали стилягами, алкоголиками, которые под коньячок чего-то импровизировали. Это был издевательский тон в наш адрес. Но именно он дал нам подпольную славу. Нас стали приглашать на концерты и в жюри конкурсов. Для нас это была похвала.
— А вам не кажется, что история повторяется?
— Это не совсем так. Конечно, мы и сейчас чувствуем двойные стандарты. Но сегодня у нас больше свободы, мы независимы, даже при всем том, что демократия у нас не такая, как в Америке.
Но если у человека есть деньги, он может сесть в самолет и полететь на любой фестиваль и даже сыграть на нем. Если у человека есть желание, он сможет пробиться, никто его не будет останавливать. Раньше попасть на фестиваль за пределами страны было практически не реально. Вам просто могли запретить выезд, вы становились невыездным, сейчас такого нет. Сегодня у нас есть свобода, просто она капитализирована. Вот и все.
— Как вы относитесь к поговорке: «Сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь!»
— Как к хохме. А вообще саксофон — подозрительный инструмент, в симфоническом оркестре его не видно, значит он не солидный. А у нас тут их целых пять сидит в одном ансамбле. Это же безобразие. Вы что, хотите быть американцами? Патриотизма, наверное, у джазовых музыкантов меньше, чем у остального населения. Но давайте разберемся, что такое патриотизм. Как говорил Чаадаев: нужно любить Россию, не забывая о ее недостатках. Джаз исторически является американской музыкой, но сегодня его играют во всем мире.
— Есть такое понятие, как русский рок, а существует ли русский джаз?
— Наверное, должно быть такое понятие из патриотических соображений. Но русский рок связан с русским текстом, а джаз — это инструментальная музыка. Здесь все сложнее. Я думаю, что для экспорта неплохо было бы создать ансамбль типа «Терем-Квартета», только для показа. А если серьезно, то это очень сложный вопрос.
Петербургской публике джаз интересен?
— Конечно, мы ведь на ней воспитаны. В нашем городе всегда было много джаза, и он был качественным. Мы гордились нашими оркестрами, нашими музыкантами. И, кстати, Игорь Бутман — это тоже петербургский продукт.
