Приезд Петра Павленского в Одессу окончился почти анекдотичным — если б не реальная смерть — случаем. После лекции «О потреблении человека» некий мужчина начал кричать «Зиг хайль!», перебивать художника, а затем пырнул ножом охранника. Пострадавший отделался легким порезом, но в тот же вечер от сердечного приступа умер другой охранник.
Деталью, окончательно превращающей случившееся в художественное произведение, оказалась личность дебошира. Украинские СМИ пишут, что поножовщину устроил писатель и блогер с бойким псевдонимом Адольфыч, или Владимир Нестеренко. Лет десять назад Адольфыч был в Интернете не менее популярен, чем группа «Война». В основном из-за того, что он был злобным анонимным троллем, бывшим (?) уголовником и украинским националистом (когда это еще не было мэйнстримом). Настоящая фамилия Адольфыча, видимо, Шамрай. В конце восьмидесятых — контркультурный деятель, в девяностые — рэкетир, отсидел за вымогательство. Став одним из первых Интернет-писателей, Шамрай на этой волне поднимается до автора московского «Консерватора», а в 2005 году в издательстве Ильи Кормильцева Ad Marginem выходит его первая книга. О том, как весело было убивать в девяностые.
Говорят, Адольфыч наезжал на Павленского, срывал его выступление и призывал «москаля» убираться в Россию. Это, однако, сомнительно: Шамрай-Нестеренко Павленского поддерживал с первой встречи на революционном Майдане и писал в его защиту статьи, когда художника судили за поджог двери ФСБ. Сын Адольфыча — член группы «Война». Судя по записи потасовки, художник и писатель покидают лекторий вместе, оживленно, но мирно беседуя. Конечно, вряд ли выход Адольфыча с финкой после разговора за каннибализм был совместным с Павленским перфомансом — до сих пор акционист резал только себя, и вряд ли уступит кому-то это место добровольно.
Для самого художника главное не членовредительство, а политическое послание его акций. Бывают, однако, места и времена, когда членовредительство само по себе становится единственно внятным посланием. Блок, Маяковский или Хлебников до революции могли играть в декаданс и искусство для искусства, а после 1917-го писали «Уж я ножичком полосну», «белогвардейца найдете — и к стенке», «крови лужица — в глазах кружится!». Не нужно быть профессором литературоведения, чтобы понять идею такого авангарда.
С точки зрения Адольфыча, Павленский — это новый Сергей Хилько, андеграудный художник из украинских девяностых. О нем известно более всего из жизнеописания авторства самого Адольфыча, который с ним дружил. По Нестеренко, Хилько превыше всего ставил эстетику насилия и разрушения, а тем, кто спят в одной комнате с его картинами, снятся кошмары. Один из переходящих персонажей картин Хилько — Гитлер-трансвестит с каннибальскими наклонностями. Хилько пьет, не работает, избивает бабушку и мать, на деньги которых живет, задирает соседей. Он антисемит и русофоб, но равным образом ненавидит и Запад.
Кстати и каннибализм: «Откусил соседу в драке кусок уха, и проглотил, чтобы нельзя было пришить. От срока спас случай - этим же вечером сосед поспорил с родным братом, и тот ударил его в живот кухонным ножом».
Вот еще цитата, о троллинге и провокативных перфомансах:
«Лысые, маскирующие свои лысины начёсом; хромые, сутулые, толстые, бородатые, очкарики, немощные старички, согнутые радикулитом старушки; серьёзные дяди с портфелями; женщины, нагруженные авоськами, с торчащими из авосек когтистыми куриными лапами – все эти персонажи из метро, с рынка, из очереди, персонажи, осточертевшие с детства, его веселили. «Смеяться с дураков» - так он это называл.
Издевательство над физическими недостатками, гомерический юмор. Ещё он насмехался над национальностями и фамилиями. Внешность, национальность, фамилию, - человек не выбирает, так что его жертвы были заранее помечены судьбой.
Любил розыгрыши – например, кататься в метро с сумкой, наполненной говном, его веселили принюхивающиеся и озирающиеся дураки».
Желающие могут полностью ознакомиться с талантливо написанным очерком, где, в частности, описана страшная гибель художника: одержимый галлюцинациями и демонами с собственных картин, Хилько отрубает голову своей матери и пропадает в тюрьме.
Если и не правда, то хорошо придумано! Сам же Павленский не подозревает о том, как воспринимается своим «другом», что типично для русско-украинских отношений. По крайней мере с 1991 года Украина была той провинцией, где рубят пальцы, пока в Стамбуле-Москве стригут ногти. Но в Москве этого очень упорно не видели, поэтому и Майдан долго принимали за романтичные французские волнения 1968 года. Павленский, будучи не от мира сего художником, видимо до сих пор так считает и ездит в Одессу с «лекциями». Забыв, что задолго до того, как художник деликатно под покровом ночи поджог дверь ФСБ, в Одессе так подожгли Дом Профсоюзов, что сгорело полсотни человек. Питерский интеллигент приехал в гости к украинскому уголовнику, а тот его принимает за своего, вот что страшно. Пырнул терпилу, посмеялся, предлагает выпить. Что нос воротишь, сам стал говорить за каннибализм.
В холодной старой диктатуре, где гайки тихонько закручиваются под патриотическую мобилизацию населения, лекция подпольного художника «О потреблении человека» может быть уместным жестом, принятым с юмором и благодарностью. А в жаркой, нищей, раздираемой гражданской войной стране с дестабилизированным управлением и шовинистическими эксцессами лекцию «про каннибализм» могли понять только буквально. Время искусствоведения и лекций на Украине кончилось. Благодаря чьей-то мудрой политике там образовалась совсем не «братская могила журналистики», а могила культуры, куда может рухнуть полмира.
На пике популярности Адольфыча пригласили в «Школу злословия» с Толстой и Смирновой. Две напыщенные дамочки из советской творческой элиты сидели напротив людоеда, который замотал себе лицо тряпкой, скрываясь от угрозыска. И в таком составе полтора часа продолжалась сюрреальная беседа о Чехове и Гоголе. Символ бесконечных переговоров в Минске и вообще нашей дружбы народов. Тогда только по советской инерции дружили на почве декларируемой любви к чему-то общему, а сейчас открыли, что можно и на почве ненависти.
