Государство управляет своими подданными не только с помощью законов, чиновников и силовиков. Есть, например, и такое оружие, как язык. В тоталитарных странах (в стан которых мы медленно, но верно возвращаемся) существует свой особый языковой стиль. В романе Джорджа Оруэлла «1984» он назван новоязом.
О том, как меняют русский язык сверху, и какая реакция идет снизу — поведал доктор филологических наук, профессор РГПУ имени Герцена Валерий Ефремов. Отметим, что лекция, прочитанная в клубе-ресторане Zig Zag Talks, предназначалась для студентов МГУ, но руководство столичного университета, ознакомившись с тезисами, ее запретило.
- Хорошо, что у нас, в отличие от СССР, есть Интернет. Его, конечно, пытаются взять под контроль, но полностью перекроить под себя весь Рунет власти не под силу. Скажем, определение «крымско-татарский», именно так, через дефис - сразу укажет специалисту на подтекст. Дефис подразумевает, равнозначность обоих понятий, как бы подчеркивает право татар на эту территорию. Сейчас это — устойчивое выражение, но нельзя поручиться, что его не будут пытаться вычеркнуть из всех статей. Ведь «Википедию» подправили: статья «Киевская Русь» теперь называется «Древнерусское государство». С другой стороны, журналисты тех СМИ, что еще не обслуживают государство, стараются как-то противостоять этому растаптыванию Украины. Скажем, «Эхо Москвы» после «Крымнаша» сами себя приучили говорить «в Украине», а не «на», как раньше.
То, что сейчас предлагают некоторые депутаты, как мы понимаем, не имеет никакого отношения к языкознанию, и стоит в том же ряду, что и запрет Аполлона на сторублевках.
Так что для языка в тоталитарном государстве обязательны три составляющих, три словаря. Первый - язык политики, идеологии — то, что нагнетается сверху. Второй — языковое сопротивление. Иногда это простая перестановка ударений или смешные сокращения. Например, город Свердловск сейчас называют Ебургом. Третий словарь ведет журнал «Сноб» - это словарь новых слов, причем, их появление привязано ко времени, что позволяет нам отследить: как и когда появился новый тренд. Скажем, небезызвестный «ватник» «родился», если верить журналу, только в мае 2014-го. С другой стороны, на «Луркоморье» статья про ватников появилась аж в 2011 году — значит, народ три года созревал для того, чтоб выражение, означающее «упоротого патриота» пошло гулять по всему Рунету.
В отличие, например, от французов, русские никогда не обороняли свой язык от проникновения иностранных слов. То, что сейчас предлагают некоторые депутаты, как мы понимаем, не имеет никакого отношения к языкознанию, и стоит в том же ряду, что и запрет Аполлона на сторублевках. Мало того, в 20-е — 30-е годы язык пережил две потери: сначала философские пароходы, когда из страны бфыла вынуждена уехать вся профессура, в том числе лингвистическая, а потом — раскулачивание. Людей выслали из их деревень, где их предки жили веками, и это погубило народные диалекты.
Сейчас в СМИ рассылается специальный список: какие слова можно использовать, а какие нет. Например, украинских сепаратистов нельзя, в отличие от чеченцев, называть боевиками.
На смену им пришли военный язык и военная терминология. Мы все время должны искать врагов, обороняться, отстаивать страну. Конечно же, врагов следует искать внутри, еще тщательней, чем снаружи, таковы уж особенности тоталитарного государства. Знаете, как стали называть белоленточников? Представителями белого движения. Для всех, кто старше 35, беляк — это все-таки враг: по фильмам, по детским играм и книгам.
Помимо оппозиции, нужна еще какая-нибудь гонимая группа, но не евреи, а то можно и обвинения во втором Холокосте получить. Нашли такую группу — геев. А как у нас полюбили вдруг эвфемизмы. Когда-то вместо «расстрел» говорили «высшая мера социальной защиты». Сейчас в СМИ рассылается специальный список: какие слова можно использовать, а какие нет. Например, украинских сепаратистов нельзя, в отличие от чеченцев, называть боевиками.
Мы еще много увидим тоталитарных меток — например, Большое строительство, которое всегда очень важно в таком государстве. Будет у нас сверхдорогой мост в Крым, но, возможно, появится и новый Андрей Платонов с новым «Котлованом». Но это к языку прямого отношения не имеет. Зато новояз будет процветать в газетах и публичных выступлениях. Будет обилие канцелярита — такое, что читателю придется снова осваивать навык: как пропускать в статье ненужные нагромождения, которых будет все больше. Будут слова с очень размытой семантикой. Сейчас они тоже есть: нано-, инновации — никто не представляет, что это такое, но все используют. Будут окказионализмы — новые слова, но обязательно с негативным оттеноком типа «гейропа», «либерасты». Будет, разумеется, эксплуатироваться коллективное «мы». А еще изменится семантика слов, которые существовали и раньше. Например, уже сейчас можно услышать фразу «христиане и православные», а поскольку русский человек не очень сведущ в вопросах религии, ему здесь ничего ухо не режет. И в исключительность православия ему будет легче поверить.
Будет обилие канцелярита — такое, что читателю придется снова осваивать навык: как пропускать в статье ненужные нагромождения, которых будет все больше.
Можно привести еще несколько забавных примеров из новейшего русского языка. Например, «энергетическая сверхдержава» - такое гордое название кто-то нам придумал, а народ проглотил, не заметив, как нелепо это выглядит. «Духовные скрепы», слыша про которые я все время ищу духовный антистеплер.
Даже президент наш высоко оценивает магические свойства языка, например, свято блюдет истину, что «пока это не названо, оно не существует». Помните, как он годами не мог произнести вслух фамилию своего врага — Навального? Потом-то Песков придумал объяснение: главный не хочет делиться с оппозиционером своей популярностью. Но мы-то понимаем истинные мотивы.
