Петербургские художники из творческой платформы «Что делать?» отказались участвовать в биеннале «Манифеста 10» - одном из самых важных мировых смотров современного искусства, который открывается в конце июня в Эрмитаже. Причина – нежелание организаторов биеннале реагировать адекватным (на взгляд художников) образом на российско-украинский конфликт. «Мы ни в коем случае не за холодную войну, - заявили в интервью «МР» основатели «Что делать?». - Мы, наоборот, за то, чтобы контакты продолжались. Но контакты не с властью».
В Петербурге 25 марта состоится пресс-конференция биеннале современного искусства Manifesta 10. Там будет подробно рассказано об участниках и организаторах «Манифесты». По нашим данным, в Эрмитаже с 28 июня по 31 октября будут экспонировать 40 имен; причем 25 художников из этого списка уже нет среди живущих; будет много супер-звезд.
В основной программе «Манифесты» Петербург был представлен творческой платформой «Что делать?» - это объединение левых художников, философов, писателей, активистов. На днях «Что делать?» вышли из выставки «Манифеста 10», опубликовав открытое письмо. Это ответ на официальное заявление куратора биеннале Каспера Кёнига.
«Мы ждали до последнего и были не согласны с призывами многих художников – и иностранных, и отечественных – к бойкоту. Но мы были согласны и с тем, что «Манифеста 10» должна выступить с официальным заявлением – возможно, о переносе или отсрочке открытия. С какими-то позициями по поводу российской политики. Но ничего этого не произошло. Из официального заявления следовало, что не удастся в рамках кураторской политики ставить какие-то резкие вопросы ребром, дискутировать о том, что произошло в связи с кризисом в Украине», - пояснил «МР» поэт, участник «Что делать?» Александр Скидан.
Мы встретились с основателями «Что делать»?», политическими художниками Дмитрием Виленским и Ольгой Егоровой (Цаплей).
Проект "Башня". Предоставлено Дмитрием Виленским
«Мой район»: Почему вы изначально согласились участвовать в «Манифесте»?
Ольга Егорова: Потому что для нас это была единственная возможность показать наши произведения в Петербурге в хорошем месте. В Петербурге давно не было наших выставок. Наверное, и не будет.
Мы хотели показать проект «Башня», сделанный по поводу башни «Газпрома» (проект строительства «Охта центра» - «МР») в 2010 году. Это произведение, которое посвящено Петербургу, но в Петербурге на выставке никогда не показывалось. Это политический фильм: мы показываем, как работает идеологическая машина, как нам парят мозги. В принципе, продолжая мысль Каспера Кёнига (куратор биеннале «Манифеста 10» в Петербурге – «МР»), который говорил, что залы Эрмитажа будут использованы, чтобы показывать прекрасное искусство – мы-то планировали использовать не по назначению. Не только чтобы показать искусство, но и для того, чтобы сделать политическое высказывание. Мы не просто кусок прекрасного искусства.
«МР»: Вам сейчас, наверное, часто приходится выслушивать мнения в духе: «Ну и зачем отказались?» И правда: можно же было использовать «Манифесту» для того же политического высказывания, никто не запрещает.
Дмитрий Виленский: Искусство не является автономным. Высказывание зависит от контекста. Одно дело, когда ты показываешь что-то в проработанном контексте – и мы до последнего момента считали, что это возможно. Но когда ситуация начала меняться – стало понятно, что контекст становится другим.
Планировался не только показ фильма: мы еще издаем газету, делаем графические вещи, которые будет очень сложно реализовывать, потому что есть согласования... Опасность цензуры до какого-то момента была сбалансирована, а сейчас, мне кажется, она стала неизбежной.
ОЕ: Мы же политические художники. Наш фильм «Башня» - про город, про борьбу с этой несчастной башней. Но сейчас любое политическое высказывание, конечно, связано с войной и Украиной. И поэтому наш фильм в этой ситуации выглядел бы как беззубое искусство, которое служит для каких-то приятных целей Эрмитажа. Мы на это не согласны, у нас другие задачи.
Фото предоставлено Дмитрием Виленским
ДВ: Важно отметить: мы считаем, что бойкот – не самая лучшая стратегия. Надо политизировать, радикализировать такие проекты (как «Манифеста» - «МР»). У нас был придуман вариант, как это можно сделать сейчас. Мы хотели отказаться от показа фильма и сделать выставку солидарности русских и украинских художников. Но после опубликования письма «Манифесты» (официальное заявление биеннале, опубликованное 11 марта – «МР») мы сразу получили реакцию от наших украинских товарищей, что с такой позицией выставки…
Письмо это можно интерпретировать по-разному. Но одно из прочтений: оно выглядит как служебная записка администрации города, реакция на все призывы к бойкоту. В записке говорится: «Уважаемый Комитет по культуре, не волнуйтесь, у нас все под контролем, все идет по плану. Какие-то мелкие, незначительные недостойные личности пытаются что-то предпринять, но мы не позволим им это сделать ни при каких обстоятельствах». «Манифеста» этим письмом объясняется в лояльности к власти. И после этого стало понятно, что работать с ними нам неинтересно. Остальных мы не осуждаем.
ОЕ: Если люди решают своим искусством проблему искусства, или какие-нибудь экзистенциальные проблемы, связанные с жизнью и смертью – биеннале в таком виде для них, может быть, хорошо.
Сейчас видно, что Эрмитаж – это империалистический музей российского просвещенного деспотизма. И когда убирают прилагательное «просвещенный» – остаются чистый деспотизм и империалистическая составляющая: завоевание Парижа! Слава России!
ДВ: Мы единственные местные художники, которые участвуют в «Манифесте 10» в Эрмитаже. Мы - часть этой среды, поэтому для нас это довольно болезненный отказ. Это наши друзья…
ОЕ: Каспер – отличный человек, он куратор, который любит искусство.
ДВ: Сейчас Каспер хочет делать со мной публичную дискуссию. Иоанна Варша (отвечает за публичную программу «Манифесты 10» - «МР») пишет: она надеется, что мы с ними что-то сделаем здесь или в другом месте – может быть, в Украине. Мы сказали: «Да-да». Но сейчас просто ждем.
Понимаешь, мы не говорим, что мы хорошие и идейные. Это во многом наше этическое решение. Оно может быть не связанным с искусством. Мы не объявляли войну «Манифесте», хотя могли бы. Просто в этой сложной ситуации мы внутренне знаем свою правоту.
ОЕ: Мы ни в коем случае не за холодную войну, которая уже начинается: изоляция России, отзывать все проекты... Ничего такого. Мы, наоборот, за то, чтобы контакты продолжались…
ДВ: …но контакты не с властью. Понимаешь, Каспер делает проект в Эрмитаже. Для него это идеальное место, где искусство встречается со зрителем и богом. И до какого-то момента можно было сказать: да, это культовое место...
ОЕ: Все прекрасно, если бы не было войны.
ДВ: Но сейчас, когда все изменилось, Эрмитаж получает другие контексты. Сейчас видно, что Эрмитаж – это империалистический музей российского просвещенного деспотизма. И когда убирают прилагательное «просвещенный» – остаются чистый деспотизм и империалистическая составляющая: завоевание Парижа! Слава России! Раньше этого можно было не замечать. Но сейчас это звучание вышло вперед. И вся выставка теряет всякий смысл.
Фото предоставлено Дмитрием Виленским
«МР»: Имеет ли для вас значение позиция – и по «Манифесте», и по российско-украинской ситуации - директора Эрмитажа Михаила Пиотровского?
ДВ: Мы встречались с Пиотровским и говорили с ним. Последний год Михаил Борисович вел себя дико достойно: его комментарий к атаке казаков на выставку братьев Чепмен, на усиление реакции... Когда мы встретились, он ни с того ни с сего сказал, что в России происходит консервативный переворот, идет борьба добра со злом, и мы должны занять сторону добра, то есть Эрмитажа. Мы сказали: «Замечательно, но немножко абстрактно». Но мы понимали, что в этом идеологическом противостоянии консерваторов и условно проевропейского образованного крыла Пиотровский с нами, и мы можем его поддерживать.
А сейчас все карты сдвинулись. У Пиотровского семь археологических экспедиций в Крыму, очень плотная программа с Керченским археологическим музеем. Поэтому он говорит, что во всем доверяет президенту Путину: тот знает, что делать. Он не может ничего другого сказать, но лучше бы этого не говорил.
Ведь весь мир понимает, что мы находимся в состоянии тяжелого маниакального психоза. И понятно, что психоз закончится. Правильные люди понимают, что всё это - поддержка войны. Народ говорит: «Да, мы пойдем на войну, мы детей пошлем на войну»...
ОЕ: Ужас какой, господи.
ДВ: И в этом видна истерика. Понятное дело, что такие режимы поддержки очень краткосрочны. Люди могут истерить неделю: «ААА, все на войну, убьем всех украинцев, Россия – до Аляски!» Но потом-то это оборачивается противоположным. Начинается размазывание слез: «****, что же мы такое напридумали, как же нас обманули». Это неизбежно. Понятно, что экономическая ситуация будет ухудшаться, нагрузки на бюджет - огромные. Даже если американцы вообще ничего не сделают, все это само начнет потихоньку схлопываться. Люди спросят: «На хера нам этот Крым? Нас развели и подставили». Даже сейчас антивоенное мнение – где-то 30%, это очень много. У меня ощущение, что всё более или менее кровавым способом лопнет – но дальше-то что будет?
Весь мир понимает, что мы находимся в состоянии тяжелого маниакального психоза. И понятно, что психоз закончится.
Вот поэтому мы и вышли со своей инициативой. Мы будем делать проект русских и украинских художников. Не «Манифесту». Мы попали в такую романтическую фазу: «миру мир». Джон Леннон и Йоко Оно лежат в кровати и говорят «give peace a chance». (обнимает Ольгу Егорову, обращается к ней) Можем с тобой тоже залезть в кровать и бороться за мир.
Сейчас одна из главных задач интеллектуалов – остановить это безумие. Как жесткими способами, так и любыми другими. Если «Манифеста» будет работать в этом ключе – мы только за. Но когда они говорят, что все будет по законам Российской Федерации… Это же надо рехнуться! Все законы пошли на хер. Нет законности на Украине. Нет никакой легитимности. Россия не имеет права присоединять территории – присоединяет. Какие-то неопознанные солдаты бегают по территории другого государства – вы же подписали конвенцию, что границы неприкосновенны!
Фото предоставлено Дмитрием Виленским
«МР»: Вы собираетесь организовать «выставку солидарности украинских и русских художников, поэтов, интеллектуалов, деятелей культуры». Что про неё на данном этапе можно рассказать?
ДВ: Я веду переговоры. У меня нет никаких иллюзий. Сейчас украинско-русские проекты не будет делать только ленивый. Будут делать Путин с Мединским. Будет делать Марат Гельман. Вопрос – какие? Мы постараемся связать очень конкретные позиции – условно левокритические, и создать передвижной проект, который мог бы появиться в какой-то форме в Петербурге, Москве, Киеве, Одессе, Харькове. После или параллельно – за границей. Это будет серия выставок, дискуссий, поэтических чтений. У нас есть претензии стать центральным европейским проектом. Из него поднимается столько вопросов… И политика памяти: от фашизма до наших дней. И отношение к советскому. И трансформация субъективности на постсоветском пространстве. И что значит быть в состоянии ненависти – как мы можем его преодолевать. Что такое Россия. И самое смешное, что «Манифеста» этого не поняла.
