Истории

Пробитая мошонка как символ российского безумия

В воскресенье 10 ноября миллионы людей прочитали новость о том, что питерский художник-акционист Петр Павленский пробил себе мошонку гвоздем на Красной площади в знак протеста против полицейского беспредела. Новость стала топовой в соцсетях. Мне сразу вспомнились слова знакомой, которая живет в Америке. Она рассказывала, что реакция среднего американца на известную акцию Pussy Riot в храме была примерно следующая: «Ну надо же! Наконец-то в России хоть что-то происходит!».

Вот так. Были протесты — ничего не происходило, были забастовки — ничего не происходило, а в храме сплясали — сразу произошло. Именно так нас воспринимают в мире. Россия сегодня является страной безумных акций современного искусства, так же, как Италия является родиной спагетти, а Германия — пива и колбасы.

Почему так? Мне бы, например, было все равно, если какой-нибудь человек в центре Петербурга пригвоздил яички к мостовой. Ну и что, лишь бы других не трогал. Есть в нашей жизни гораздо более серьезные проблемы. А безумные вещи происходят на улицах российских городов каждый день — люди калечат себя и других самыми дурацкими способами, особенно в пятницу вечером, когда выпьют. Однако никому и в голову не приходит сделать из этого медиа-скандал. Так в чем же дело? Почему действия современных художников вызывают в нашем обществе такой резонанс?

Напрашивается вывод: акции современного искусства с их провокациями и вандализмом и, в частности, членовредительство Павленского, попадают «в яблочко».

фото:Елена Пасынкова
фото:Елена Пасынкова
фото:Елена Пасынкова
фото:Елена Пасынкова

Вот что говорит сам Павленский: «Акцию можно рассматривать как метафору апатии, политической индифферентности и фатализма современного российского общества. Не чиновничий беспредел лишает общество возможности действовать, а фиксация на своих поражениях и потерях все крепче прибивает нас к кремлевской брусчатке...». И далее - про полицейское государство.

Обычные, в общем-то, слова. Такое можно прочитать на практически любом оппозиционном сайте, услышать от каждого второго студента, который читает блог Навального. Но в послании ли как таковом дело? Мне сдается, что в данном случае, как и во многих других, шокирующий эффект создается, скорее, при помощи контекста, нежели текста. Элементы, из которых слагается сообщение, важнее сути говоримого.

Во-первых, яйца. Это святое. Вся страна тронулась умом на почве комплекса «настоящего мужика». Окончательно отказавшись от советского проекта всеобщего равенства, Россия ринулась в бездну радикального патриархата. Героями фильмов, ток-шоу и передач на канале РБК неизменно являются успешные мужчины в костюмах на таких же неизменно гигантских джипах. Психоаналитики хором говорят: огромные сверкающие иномарки, яхты и вообще все огромное, ставшее основным атрибутом российского бизнеса - это фаллическая символика. Выпячивание власти «крутых мужиков». Оборотной стороной этой власти, как писал Зигмунд Фрейд, является так называемая кастрационная тревога. Панический страх лишиться статуса, престижа. Другими словами, на психическом уровне общество делится на тех, у кого «есть яйца», и тех, у кого их «нет». Это — коллективная фантазия, глубоко бессознательная, но от этого еще более ощутимая в обществе. Именно эту фантазию изобразил 10 ноября на Красной площади в Москве Петр Павленский.

Шокирующий эффект создается, скорее, при помощи контекста, нежели текста. Элементы, из которых слагается сообщение, важнее сути говоримого: яйца - это святое.

Второе. Кремль. Красная площадь и Кремль — это центральные артефакты империи, знаки абсолютной власти. Чем больше страна скатывается в разруху, тем больше у ее граждан «имперских амбиций». У соседней Финляндии нет имперских амбиций, однако же финны живут на десять порядков лучше россиян. А у россиян — есть. Поразительно, правда? Жители Российский Федерации привыкли к тому, что их со всех сторон окружают «хачи», «хохлы», «бульбаши», в общем, дикие люди. И только Москва является столицей цивилизованного мира, третьим Римом, «а четвертому не бывати». Кремль - это символ одновременно царства Ивана Грозного, бюрократической империи Сталина и новой империи Путина. Которая, кстати, обнаруживает тесную связь с властью «крутых мужиков». Именно на эту связь и указал Павленский: то «имперское чувство», которым вы привыкли дорожить, скрывает неравенство и насилие.

И третье. Полиция. Павленский, как известно, провел свою акцию в день МВД. «Менты», «мусора», «ментовский беспредел» - это существенная часть российской политической жизни. Именно «органы» выполняют функцию подавления и контроля на землях империи, реализуя интересы крутых мужиков. По сути, полицейский, который брезгливо бросил прибитому мошонкой к брусчатке Павленскому: «Уважаемый! Встаем!» был одним из действующих лиц перформанса. Кстати, как впоследствии выяснилось, сотрудники быстро смекнули, что становятся участниками арт-акции и потребовали от активистов удалить фото- и видеосъемку. Но было поздно: уж очень органично они смотрелись.

Чем больше страна скатывается в разруху, тем больше у ее граждан «имперских амбиций».

Все перечисленные моменты и обусловили повышенную чувствительность россиян к акции Павленского. Акционист сумел затронуть основной комплекс бессознательных психических представлений, из которых складывается современная культура. Как написала одна девушка в сети Facebook: “Читая про все это, я вдруг почувствовала, как внутри всё сжимается, будто и правда я прибита этим чёртовым гвоздём за яйца, которых у меня даже и нет”. Телесность — вот заключительный аккорд в высказывании Петра Павленского. «Боже мой, он сделал это со своим собственным телом, как же так, ему, наверное, было больно», - типичная реакция людей на новость о перформансе. Художник использовал собственное тело, как скульптор использует мел или мрамор, чтобы подчеркнуть осязаемость своего сообщения. Чтобы показать, что оно касается жизни каждого.

Одно меня смущает в акции Павленского. Очень сильно смущает. Приведу слова художника еще раз: «фиксация на своих поражениях и потерях все крепче прибивает нас к кремлевской брусчатке». Думаю, слово «фиксация» тут опять-таки можно понимать как психоаналитический термин. Жест Павленского демонстрирует фиксацию общества на своих травмах, но не дает позитивного представления о выходе из ситуации. Это глубоко депрессивное искусство, искусство упадка. Когда смотришь на одинокого обнаженного человека, сгорбившегося под серым холодным небом, вспоминаешь популярный интернет-мем «безысходность». Именно с депрессивностью связаны лаконичные, если не сказать примитивные, формы акционизма Павленского: боль, резкие телесные переживания, одиночество. Ведь страдающий депрессией человек в каком-то смысле возвращается в ранее детство: большинство его действий становится односложным, его мир - однообразным. На языке психоанализа это называется «регрессом».

Однако выход из этого болезненного состояния есть. Болезненного состояния общества, в первую очередь. И, разумеется, этот выход может быть выражен средствами искусствами. Или даже должен быть выражен. Вот только, возможно, это потребует поиска новых путей творчества. Или даже полной смены формата.