Мария Гайдар: У власти хватит сил посадить Навального. Захочет ли общество защитить его?

– Мария, вместе с Алексеем Навальным вы работали в правительстве Кировской области. Баллотировались в Думу от партии «Союз правых сил», которой Навальный оказывал услуги. По этим эпизодам биографии Алексея заведены уголовные дела. Не боитесь, что к вам придут с обыском?

 

– Это может произойти, но я этого не боюсь. Мне нечего скрывать. Обыск - значит, обыск. Допрос - значит, допрос. Остается смотреть на такие вещи по-философски. Пришли к Владимиру Ашуркову (исполнительный директор «Фонда борьбы с коррупцией» – прим. «МР»). Какое вообще отношение Ашурков имеет к СПС? Так можно проводить обыск у кого угодно, вплоть до палаточников на рынке, где Навальный покупает продукты. 

 

– Хватит ли у власти желания и сил посадить Навального?

 

– Мне кажется, да. Вопрос, хватит ли у общества сил и желания защитить Алексея. 

 

– Разве общество способно защитить человека от посадки?

 

– Коллективные действия эффективны, когда они последовательны. Это позволяет протесту выйти на новый уровень самоорганизации, настойчивости и давления. Сейчас люди готовы что-то делать, но не готовы делать слишком много. Способность к разовой самоорганизации низкая. Сложился механизм: собирать многотысячные митинги через социальные сети. Дополнительные механизмы работают плохо или вообще не задействованы.

 

– Численность оппозиционных митингов снижается. Общество устало или его запугала власть?

 

– Власть здесь ни при чем. Люди действительно устали протестовать, потому что не видят немедленных и ощутимых результатов своего протеста. При этом я не исключаю новой волны. В какой-то момент на улицы вышли 100 тысяч человек, хотя до этого митинги собирали 3 тысячи человек, и среди этого количества ощущалась постоянная усталость. Иногда на митинги выходили 500 человек, потом снова 3 тысячи и так далее. Сейчас протест вышел на совершенно иной уровень. Сложилось его организационное ядро, сложилась альтернативная повестка дня - во многом благодаря Алексею Навальному. Это борьба с коррупцией, лозунг про партию жуликов и воров и так далее. Все идет к тому, что власть посадит Алексея. Она понесет очередную имиджевую потерю и начнется новая волна протеста. 

 

– Вы застали всплеск протестной активности во время стажировки в Гарварде. Как это ощущалось из-за океана?

 

– Не совсем так, я приезжала на каникулы в Москву, была на Сахарова и Болотной. Я бы не сказала, что в Штатах кого-то интересовала наша «снежная революция». Интерес окончательно пропал, когда стало ясно, что Путин набирает больше 50% голосов. Настроения были такие: все плохо, с популярностью Путина ничего не поделаешь. Массовые митинги воспринимались в контексте арабской весны: вот, «Твиттер» и «Фейсбук» вывели людей на улицу... С одной стороны, это так. Но мы же понимаем, социальные сети – это всего лишь средство организации, которое само по себе не выводит людей на улицу. Чтобы вывести людей, нужны идеология и мотивация. 

 

– Правда, что из Штатов Россия особенно напоминает Латинскую Америку?

 

– Мы совершенно не похожи на Латинскую Америку. Скорее, на Ближний Восток. 

 

– В одной из статей вы упоминали «порог Пшеворского» – это уровень экономического благополучия страны, при котором наступает устойчивая демократия. В странах, которые сидят на нефтяной игле, этот порог сильно завышен или вообще отсутствует. В этом наша схожесть с Ближним Востоком? Достаток есть, а демократии нет?

 

– Москва перешагнула этот порог – 6 тысяч долларов подушевного ВВП по паритету покупательной способности 1985 года, и люди вышли на улицу. В Москве существует запрос на демократию, свободу и политические реформы. Возможно, он существует в Петербурге (на порядок слабее). Большая часть страны еще не подошла к «порогу демократии», поэтому однозначный диагноз ставить рано. Действительно, в нефтедобывающих странах, в рентных странах, где элита может закармливать людей социальными пособиями, режимы отличаются устойчивостью, – что сверху, что снизу нет достаточного запроса на изменения. Люди, которые ходят на митинги в Москве и называются креативным классом, во многом выигрывают от действующей системы. Эта система неравным образом распределяет доходы между бедными и богатыми, между Москвой и регионами. Финансы, органы власти, офисы крупных компаний, в том числе международных, – все это сосредоточено в Москве. При любой децентрализации, повышенной роли регионов, за которую борется креативный класс, этот класс несколько утратит свое вольготное положение.

 

– Получается, действующей власти невыгодно слезать с нефтяной иглы? 

 

– Все мечтают слезть с нефтяной иглы. Путин и Медведев неслучайно говорят об этом. Но говорить недостаточно! Необходимое условие сейчас – это проведение политических реформ, изменение бизнес-климата. Нынешний климат благоприятен только для бизнеса с очень большой маржой, которая должна оплатить все политические риски плюс еще и коррупцию. Говорить, что при такой системе мы можем что-то создать, конкурировать на мировом уровне, не приходится. 

 

– Может быть, власть идет по пути демократизации, но очень осторожно? Партии регистрируются, весной запустится общественное телевидение...

 

– Власть одной рукой дает, другой забирает. Закону о партиях противопоставлен закон об НКО. Общественному телевидению – закон о цензуре в интернете («О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» – прим. «МР»). Большая часть законопроектов направлена на ужесточение политического режима. 

 

– Это сознательная политика, чтобы запутать общество?

 

– Наоборот, сигнал достаточно четкий. Запутывание было, когда решалось, пойдет ли Путин на третий срок или останется Медведев. Сейчас очень четкий тренд на сохранение и ужесточение системы. Общество не запутывают, а запугивают.

 

– В свое время вы были против упразднения «Союза правых сил». Сейчас в России наберется десяток либеральных партий и проектов. Какой проект, по-вашему, станет преемником СПС и объединит вокруг себя правый электорат?

 

– Существующие партии с натяжкой можно назвать либеральными. Допустим, я понимаю либерализм как свободу, равноправие, справедливость, в том числе социальную справедливость, а для Прохорова самое главное – эффективность. Мы уже знаем, как такая эффективность работает. Какой у нас прекрасный эффективный менеджер, какие прекрасные эффективные управленцы. Я лучше посмотрю со стороны на эти партии.

 

– Мария, как политик вы были особенно заметны в середине нулевых, когда на волне «оранжевого бэби-бума» создавались многочисленные молодежные движения, и молодежная политика стала чуть ли не единственным полем битвы между властью и оппозицией. Сегодня можно сказать, что власть проиграла битву за молодежь?

 

– Да, власть проиграла битву за городскую молодежь. Нельзя, впрочем, сказать, что за всю молодежь. Это естественно, когда в обществе есть люди с разными ценностями, в том числе традиционными, религиозными. У нашего поколения, в отличие от нынешней молодежи, во главе угла стояла экономическая самореализация. Мы все вышли из 1998 года, я поступала в институт в 98-м, и нам очень важно было на фоне бедности и неустроенности начать работать, снять квартиру, купить машину, одним словом, крепко встать на ноги в материальном плане. Многим это удавалось, потому что период становления совпал с экономическим ростом. 

 

У нынешнего поколения совершенно другие ценности. Они уже не находятся в дискурсе «Советский Союз – хорошо или плохо», «Россия девяностых – хорошо или плохо». Они пытаются осознать, частью чего являются, что такое Россия. Они больше ориентированы на ценностный поиск, понимание справедливости. Поговорите с преподавателем хорошего вуза: молодые люди чаще ходят на лекции, дополнительные мероприятия, интересуются историей, экономикой, текущими событиями. Молодежь ищет моральные, экзистенциальные ответы. Это очень здорово. Мне это очень нравится.

***
Мария Гайдар (1982 г.р.) – советник на общественных началах вице-мэра Москвы по социальным вопросам, бывший заместитель председателя правительства Кировской области по вопросам здравоохранения и социального развития, журналист радио «Эхо Москвы». Ранее – координатор молодёжного движения «ДА!» («Демократическая альтернатива»), кандидат в депутаты Госдумы России от партии СПС на выборах 2007 года, первый номер московского списка партии. С 2006 года – член Федерального политсовета СПС. Президент Фонда поддержки молодёжных программ. Дочь Егора Гайдара. Правнучка писателей Аркадия Гайдара и Павла Бажова.