Если на прилавке будет лежать продукт, обозначенный как «соево-мясная масса», то вряд ли его купят и вряд ли потом съедят. Но если на «соево-мясной массе» написать «колбаса», то как бы уже и ничего – можно резать ломтиками и кушать.
Название важно. Оно уже содержит план действий, стереотип обращения с предметом и даже с человеком. «Это стол – за ним едят», «это стул – на нём сидят» — даже если в качестве предмета мебели используется коробка или, скажем, пень, понятно, на что ставить тарелки, а на что садиться попой. В этом смысле верно не утверждение «как вы лодку назовете, так она и поплывет», а скорее — «что вы назовете лодкой, то и будет отправлено в плавание».
Продавцы всего на свете знают эту человеческую склонность упрощать мир до категорий, а потом действовать, сообразуясь с развешанными ярлыками. Знают, и сами эти ярлыки услужливо развешивают. Расчет простой: чтобы установить истинное имя предмета, требуются усилия, и моему ленивому уму проще согласиться с чужой подсунутой классификацией, чем придумывать ее самому, усложняя свою жизнь и Вселенную.
Присвоение ложного или неточного имени — нехитрая манипуляция. Но она позволяет продавать не только разболтанный в воде молочный порошок под видом молока, а химический концентрат под видом сока, но и втюхивать нам аппликации из газетных вырезок под видом реальной картины мира.
Вот, например, слово «оппозиция». Одно дело написать «полиция за ноги и за руки занесла в автозаки сто человек, 50 из которых студенты, 20 предприниматели, 20 служащие, а десять человек – случайные прохожие». И совсем другое дело сказать «полицейские задержали сто оппозиционеров». Или вот еще сравните: «450 москвичей разного возраста пришли на площадь, чтобы выразить свое возмущение нарушением конституционного права на свободу собраний» и «оппозиционеры вышли на несогласованную акцию».
Здесь термины «оппозиция», «оппозиционер», вольно используются в качестве обозначения любых людей, несогласных с тем, что и как происходит в политической жизни страны. Так удобнее и короче. Но это ложное имя. Потому что у слова «оппозиция» есть гораздо более узкое традиционное значение: люди сознательно и организованно вовлеченные в политическую деятельность и активно противопоставляющие себя действующей власти. Для них столкновения с полицией, с точки зрения обывателя, — что-то вроде профессионального риска, который они принимают, чтобы добиваться победы своих интересов и/или ставленников. Когда же «оппозицией» начинают называть обычных граждан – таких как я, мои друзья, родственники – то автоматически на нас всех переносится и презумпция циничности, связанная с ложным именем: «ну, они же знают на что идут», «это они просто за власть борются», «они это всё за деньги» и так далее. А раз так: то можно дубинкой, можно в автозак, можно штраф в 300 тысяч. Среднему обывателю спокойнее в мире, где полиция разгоняет «несанкционированные акции оппозиции», чем в мире, где вещи названы своими реальными именами. Потому что тогда спокойствие его может оставаться непотревоженным («это не моё дело, это политика»), совесть чиста («поеду лучше на дачу»), а система мнений простой и предсказуемой, как классики, начерченные на асфальте.
Аналогично действуют и другие ложные имена. Вот, скажем, напишут «представители православной общественности напали на художников и попортили картину». Как мы воспринимаем такое сообщение? Что есть православная общественность и она агрессивна, тупа и невежественна. А что произошло на самом деле? А на самом деле нет никакой монолитной «православной общественности» и нет никаких представителей, уполномоченных действовать от ее имени. Есть группа людей с крестами, которые ходят по всем публичным акциям и то геев святой водой кропят, то девушек по лицу бьют, то с картинами дерутся. Эти граждане, озабоченные чужой нравственностью заметно больше, чем собственной, возможно, действительно являются православными, но остальные православные отнюдь не являются частью этой не в меру активной группы.
Или скажем пресловутые «гей-парады». Более ложного имени и не придумаешь. Что рисуется в уме условного обывателя при слове «гей-парад»? Какая-то коллективная леди Гага: мужики в колготках и перьях, эротические инсталляции на движущихся платформах – смесь кадров из репортажей про берлинский LoveParade, бразильский карнавал и сюжетов из бара «Голубая устрица». И если власти говорят, что «запретили гей-парад», то кажется, ну и правильно, нечего ягодицами латексными трясти. А о чем речь на самом деле? О том, чтобы несколько десятков человек, одетых в самую обычную одежду, постояли бы с разноцветным флагом и самодельными транспарантами час-другой на улице и вежливо попросили уважать их права. Всё.
Древним мистикам была известна сила истинного имени. Считалось, что тот, кто знает настоящие имена богов, может повелевать Вселенной. Современным практикам больше известна сила ложного имени. Они уверены, что если чуть-чуть подоврать и передернуть, то можно повелевать информационным пространством. Мы не можем запретить отравленным устам произносить ложные имена. Но мы можем хотя бы не повторять за ними эти обманные формулы, правильно подбирать слова и определения, ограничить своё участие во всеобщем введении в заблуждение, сделать нашу картину мира, хоть и сложнее, но честней.
