Георгий Полтавченко в Твиттере положительно оценил идею движения «Рок-Петроград» о присвоении одной из улиц Петербурга имени Виктора Цоя. «Идея мне нравится. Надо проработать», - отрапортовал Полтавченко. Что именно нуждается в проработке - не уточнил. Столь стремительной реакцией Полтавченко преследует культурные и политические интересы. Найдено связующее звено между властью и протестным креативным классом?
Власти уже посылали сигналы многотысячной армии фанатов Виктора Цоя. Например, в 2009 году прокремлевские молодежные движения в Москве защищали так называемую «стену Цоя», исписанную граффити «Цой жив», цитатами из песен и признаниями в любви музыканту. Власти Москвы собирались закрасить достопримечательность, но «Местные» и «Молодая гвардия» ее отстояли. В свою очередь, попытки оппозиционеров провозгласить песню «Перемен» собственным гимном нарывались на возражения правообладателей, что песня якобы не политическая.
-
Фото: ИТАР-ТАСС
-
Фото: ИТАР-ТАСС
-
Фото: ИТАР-ТАСС
-
Фото: ИТАР-ТАСС
-
Фото: ИТАР-ТАСС
-
Фото: ИТАР-ТАСС
-
Фото: ИТАР-ТАСС
-
Фото: ИТАР-ТАСС
-
Фото: ИТАР-ТАСС
-
Фото: ИТАР-ТАСС
«Байкеры, которые недалеко ушли по консерватизму от депутата Виталия Милонова и поощряются властью, - из той же оперы – попытка направить протестные настроения молодежи в лоно культуры, где они традиционно обитают. И подальше от системы. Чтобы конфликт поколений в его политическом измерении сошел на нет. Полтавченко может выйти в кожаной куртке и заявить: «Я дал вам улицу Цоя и фотовыставку в его честь. Оппозиция – кучка конформистов»», - прокомментировал инициативу один из «рассерженных горожан».
К тому же назвать улицу ничего не стоит для городского бюджета, а для культуры в условиях секвестрированного бюджета нужно что-то делать. Пока в Мариинском театре идут революционные постановки с попами, которые пьют в стриптиз-баре, выезжающем из иконостаса, православный Полтавченко апеллирует тем, что считает модным, молодежным, инновационным. Его любимая группа - «Мумий тролль», а улица Цоя в этом смысле не ушла далеко от бесплатного вай-фая и велодорожек и будет с восторгом воспринята даже рьяными оппозиционерами.
Предложение назвать одну из улиц Петербурга в честь Виктора Цоя выдвигается не в первый раз. Писатель Илья Стогов так прокомментировал ситуацию:
- Кто самые известные петербуржцы второй половины двадцатого века? Люди, которых можно пересчитать по пальцам одной руки – Цой, Довлатов и Бродский. Гребенщикова не берем, он жив, и дай бог здоровья! Эти трое реально знаменитее всех петербуржцев второй половины двадцатого века вместе взятых. Двое из них имели отношение к улице Рубинштейна. Что за Рубинштейн имеется в виду, какое отношение он имел к этой улице – не понятно!
Улицу Виктора Цоя я предлагал еще семь лет назад – тогдашняя власть сказала, что улицы в центре трогать не надо. Фиг с ним, не будем, но Цой большую часть своей петербургской биографии прожил на улице Тухачевского, который к нашему городу вообще никакого отношения не имел! Я говорю, давайте в целях оживления городских окраин, на которых ничего не происходит, назовем хотя бы кусочек улицы Тухачевского улицей Цоя. Мне было сказано: «Сиди и не лезь!». Прошло семь лет, и весь остальной мир догнал ту мою идею.
Мне очень трудно представить нашего губернатора, который приходит домой, снимает галстук, надевает наушники и поет, мурлыкая себе в усы, «Перемен»: «Я ждал это время, и вот это время пришло. Те, кто молчал, перестали молчать». Вот он поет эту песню, и ему радостно на душе становится – я в это не очень верю. Когда хорошее дело берут бюрократы, мне, как и Бродскому, в честь которого улицу в нашем городе так и не назвали, хочется сказать, что если они за, то я однозначно против.
Принимая решение об улице Цоя, Георгий Полтавченко поступил как расчетливый политик. Так считает политолог и журналист Даниил Коцюбинский:
- Вряд ли это решение – следствие личных вкусовых пристрастий господина Полтавченко. Судя по косвенным признакам, это сделано по политическим соображениям. Попытка наладить диалог не столько даже с молодежью (Цой – кумир тех, кому за сорок), с креативным классом, который ныне находится в состоянии внутренней эмиграции по отношению к режиму. И выбор Цоя здесь не случаен. Это он один из рок-идолов восьмидесятых, но песня ярко политическая у него только одна – «Перемен требуют наши сердца». Она уже выстрелила один раз, и второй уже не выстрелит. Другой песни, которая могла бы зажечь демонстрантов сегодня, у Цоя нет. Это наследие, взрывной потенциал которого остался в восьмидесятых. Так что Цой как творец не опасен. Как фигура, изображающая компромисс между номенклатурой и интеллигенцией, он удобен – этим все и объясняется.
Я бы не хотел жить на улице Виктора Цоя, потому что вклад его в музыкальную культуру сильно преувеличен моим поколением. Бывает, современникам кажется, что феномен культуры велик, а потом он забывается. В XIX веке поэт Бенедиктов был намного популярнее Пушкина среди обывателей, и даже Жуковский считал, что Бенедиктов чуть ли не равен Пушкину по масштабу дарования. Но прошло время, и кто сейчас помнит о нем. Возможно, так произойдет и с Цоем. Его музыка достаточно незатейлива, хотя он был человеком не лишенным таланта. Этого не достаточно, чтобы быть увековеченным.
***
В названиях улиц, парков и других топонимических объектов в Петербурге давно не появлялось чего-то яркого. Например, в 2012 году в нашем городе появились мосты с названиями Никитский и Каретный, скверы Звенигородский и Виноградовский – последний в честь создателя русского фарфора. В этом смысле сквер Галины Старовойтовой, который появился в прошлом десятилетии, воспринимается как настоящая победа гражданского общества над Топонимической комиссией. Вероятно, следующий поход на чиновников из комиссии возглавит сам губернатор.
