«Синий автобус» и «маленький автобус» Благотворительного фонда «Гуманитарное действие» выезжают в окраинные районы Петербурга и в Ленинградскую область по расписанию — на привычные стоянки, чтобы к автобусам могли прийти наркоманы и ВИЧ-положительные и получить помощь.
Поменять использованные шприцы на стерильные одноразовые, получить бинты, перекись, презервативы, дезинфицирующие салфетки. Пройти экспресс-тестирование на ВИЧ-инфекцию. Поговорить с психологом, юристом. Просто поговорить. Потому что каждому человеку необходимо общение.
Девяносто процентов сотрудников «Гуманитарного действия» сами прошли через наркотики, им удалось не избавиться, а выйти в ремиссию, ведь бывших наркоманов не бывает. У многих из них также ВИЧ и гепатит С и они понимают то, что происходит с людьми, приходящими к «Синему» и «маленькому» автобусам, поэтому и те, кто идет сюда за помощью, доверяют им. Знают, что их поймут.
Наркозависимость — это болезнь, которая вовлекает в свою воронку не только самого человека, но всю семью, близких — вот почему в автобусы приходят и родственники — попросить совета, помощи юриста. Много запутанных дел — судебных, квартирных, много проблем с утраченными документами.
Сотрудники «Гуманитарного действия» помогают и тем, кто согласен лечь в Городскую наркологическую больницу — теперь, как рассказал генеральный директор «Гуманитарного действия» Сергей Дугин, направление в стационар от фонда равносильно направлению из районного наркологического диспансера, что значительно облегчает путь госпитализации.
Современная наркосцена — совершенно иная, чем еще десять лет назад — наркотики изготавливают иначе, торгуют ими иначе и влияние их на психику человека стало гораздо страшнее.
«Бессмысленно воевать с людьми, употребляющими наркотики, — говорит Дугин. — Надо пресекать крупные поставки наркотиков, но это, увы, вечная проблема».
Сидит и жует свою куртку
Из ста человек в стойкую ремиссию выходят не больше десятка наркоманов, это мировой опыт. И помогать сохранять здоровье, жизнь, профилактировать заражение гепатитом и ВИЧ — это значит помогать всему обществу. Именно в этом смысл работы «Гуманитарного действия» — удержать человека у последней черты.
«Много клиентов у „Синего автобуса“ в Выборгском и Калининском районах, в день на одну стоянку может прийти до 80 человек, — говорит Алексей Лахов, заместитель генерального директора фонда „Гуманитарное действие“. — Но и в центре города ситуация тоже напряженная — мы видим подъем заболеваемости наркоманией и увеличивающееся число передозировок».
Алексей поясняет, что на первом месте по потреблению у курительных — это гашиш, марихуана и спайсы, потом идут так называемые соли, потом стимуляторы — амфетамины, завершают список ЛСД, героин и метадон — опиаты, а потом уже так называемые «аптечные наркотики», которые народ употребляет, чтобы «переломаться».
Очень тревожит ситуация с солями — они дешевы в производстве и в приобретении. Важно отметить, что соли не вызывают сразу сильной физической зависимости, нет ярко выраженной ломки, потому человек поначалу даже не понимает, что с ним уже что-то не так. Но вот пройдет год—два и начнутся психозы, поражение мозга, зубы начнут разрушаться.
Сейчас вся торговля наркотиками происходит в мессенджерах, покупатели — нередко молодые продвинутые люди. Если человек не умирает от передозировки, не заражается ВИЧ и гепатитом, то даже сотрудникам «Гуманитарного действия», которые сами прошли через наркозависимость и могут понятно объяснить, что ждет человека, трудно, практически невозможно замотивировать клиента, чтобы он прекратил употребление.
Если он недавно начал это делать и не столкнулся достаточно быстро с серьезными последствиями, то пока не понял, что в его жизни уже сильно что-то не так. И только потом, когда уже здоровье посыплется, когда психозы начнутся, когда память станет пропадать — только тогда человек начинает что-то понимать, если успеет.
«Вот недавно нам в соцсети пишет человек: его друг пришел к нему, употребил, а теперь сидит и жует свою куртку, несколько часов сидит и жует и не понимает, что с ним. Конечно, в таком случае надо вызывать скорую, — рассказывает Алексей. — К счастью, сейчас уже появляются врачи, которые понимают, что творится на современной наркосцене».
На минувших выходных в «Гуманитарном действии» проводили тренинг по проблеме передозировки, там были молодые врачи — анестезиолог и реаниматолог, которые работают на «скорой». Они уже осведомлены о действии новых веществ на человека и умеют оказать адекватную помощь, вывести из психоза.
У «Гуманитарного действия» есть закрытый чат в «Телеграме» для людей, находящихся в употреблении — клиентов благотворительного фонда. «И вот недавно мы буквально в чате, в прямом эфире „откачивали“ человека с передозировкой — его девушка была на связи с нами, — продолжает Алексей. — К сожалению, по данным петербургской Антинаркотической комиссии число острых отравлений наркотиками у нас выросло в 2018 году на 30% по сравнению с 2017-м».
Когда же я потерялась
«Гуманитарное действие» на условиях анонимности собирает живые истории — клиенты рассказывают о своей судьбе. С разрешения организации мы приводим историю Вики. Ей сорок три и она давняя клиентка фонда, много лет приходит к «маленькому автобусу». Вика давно употребляет, впервые она в ремиссии больше полугода, говорит, что это для нее — большое достижение. В 2008 году ее хватило на сорок дней трезвости после лечения в Городской наркологической больнице.
Вика — миниатюрная женщина. В ушах — изящные серьги, на руках — два красивых, со вкусом подобранных перстенька, все — недорогая бижутерия. Но именно по рукам видно, сколько травм в жизни ей пришлось пережить, по рукам — покрасневшим, опухшим — видно, что она долго употребляла метадон.
— С чего все началось?
— В 14 лет начала употреблять алкоголь, а наркотики уже в 16. Я пыталась отследить, когда же я потерялась. Мне и учиться не хотелось в 8 классе уже. Так в тягость было учиться. И из дому уходила, потому что пьющие родители были. Мы многодетная семья, в коммуналке не жили, в трехкомнатной квартире. У меня три старших брата — я не боялась на улицу выйти. Батя работал шофером, мама уборщицей. Еды всегда было дома в достатке. У меня была очень красивая мать, высокая, такая — на Софи Лорен похожа. А папа — такой маленького роста, не красавец. Не знаю, ревность ли это или что. Но он ее жестоко избивал, резал бритвой. И у старшего брата вся голова в шрамах — он постоянно от отца получал по голове. Меня никогда отец не трогал. Мама и папа вместе умерли в 1998 году. Она через тридцать семь дней после него.
— А что случилось?
— За десять лет до этого отец потерял ноги — закупорка сосудов. Ему инвалидку дали, даже передвигался на ней, но ее быстро угнали, он слег, мать ухаживала за ним. Но у него весь интерес к жизни пропал, умер он. А с мамой плохо получилось очень. Мать могла еще жить, мы все виноваты в смерти мамы. Я тогда уже начала употреблять. Частично жила у своего парня, частично — у брата. Мать с отцом. Боря — брат мой погодка — тогда уже тоже употреблял, познакомился с проституткой на Староневском. Хорошая девчонка такая.
Когда отец умер, я похорон батиных совсем не помню. Матери за год до этого сделали операцию — клапан на сердце меняли, операция бесплатная, а клапан больших денег стоил. Я в употреблении была, меня брат даже из дома выгнал — старший.
И тут весь смысл потерялся у матери, она осталась одна. И Боря с Ленкой ее пожалели и забрали на Лиговку в две комнаты в коммуналке. Приехали на Лиговку. Боря с Ленкой ушли, а мама какие-то цепочки у нее взяла, даже не золото, а бижутерию. Пошла на Кузнечный рынок, продала на толкучке, купила шкалик и напилась. Боря, когда пришел, избил ее сильно по голове. При нас с Вадиком — моим тогдашним парнем. Такая драка была — мы ее отбили кое-как.
Я ей сказала: «Мама, давай я тебя провожу домой». Довела ее до метро «Восстания», дала жетончик. И больше я ее не видела в сознании. Она упала у себя дома, впала в кому и через девять дней умерла — кровоизлияние в мозг.
А я после смерти родителей на героин перешла. Работала на заводе немножко, какие- то такие эпизодические работы. Арест за наркотики, полгода на Арсенальной, потом еще были судимости. Много. Но все обходилось условными сроками. Семья потихонечку разваливалась. С Вадиком прожили пять лет и разошлись, я встретила другого человека, он тоже был в употреблении. А Вадик, мы с ним остались друзьями. Но в 2014 году он ушел.
— От передозировки?
— Нет. СПИД, туберкулез и менингит. Единственный мой лучший друг был. Людей вокруг нет. Подруга единственная с 14 лет, но и она в употреблении. У меня ВИЧа нет, Бог отвел, есть гепатит С — узнала о нем в 2003 году, но никогда не лечила, хочу обследоваться.
— 9А сейчас что в жизни?
— Сейчас было направление на принудительное лечение. У меня уже такая усталость от этого образа жизни. Был страх. Возраст-то уже. Немолода. И страх потерять Серегу — моего нынешнего. Он раньше сильно пил, а теперь только траву курит — инвалид, с памятью у него проблемы. В общем, по суду меня обязали пройти реабилитацию. Я не очень хотела, ну то есть приходили мысли, но не было силы воли, и без помощи специалистов это сделать нельзя. Не справиться одной.
К тому же Бориса — брата моего — зарезали. В той же комнате, где умер отец, где в коме лежала мать. Зарезал знакомый, они вместе пили. У Бориса не было детей и у меня нет. Я сознательно решила не рожать — два аборта сделала. Какие дети с наркотиками. Вот после смерти Бориса мне стало совсем тяжело. И я решила пойти в ребцентр (Реабилитацинный центр. — Авт.). И вот теперь я там пять дней в неделю. И работаю вечерами уборщицей в салоне косметическом.
Я тут ходила на индивидуальную психотерапию: мне был интересно какие-то вещи про себя узнавать, какие- то вытаскивать тяжести душевные, от чего-то избавляться. Первые полгода трезвости так нравилось все. С трудностями и тяжестью столкнулась сейчас. Вижу, что мне просто не будет: чуть немножко плохое самочувствие, недосып — и эти эмоциональные качели начинаются. Когда ты начинаешь трезветь — справляться тяжело. Я не глушу чувства. У меня много раздражения, гнева — много этого.
— Зачем нужна трезвость?
— Чтобы жить, в моем случае — чтобы жить.
— Что вам помогает?
— Ответственность. Муж-инвалид. Он же не может сам денег положить на телефон, к врачу сходить записаться. С ним как с маленьким ребенком. И у меня еще есть интерес — к себе, к реабилитации, мне в ребцентр хочется идти. Я доверяю психотерапевту. И там трезвое общение, я открылась там. Мне хочется делиться своей болью. Ведь мне негде это делать совсем. Я оголодала по человеческому теплу.
