В Петербурге представили книгу «Слеза социализма. Дом забытых писателей» — о доме на улице Рубинштейна, 7, построенного в 30-е годы минувшего века. Про «Слезу социализма» — дом на улице Рубинштейна, бывшей Троицкой — творение архитектора Андрея Оля — мы знаем, что это был дом-коммуна, куда поселились молодые советские литераторы. Самая известная жилица дома — Ольга Берггольц, на доме теперь мемориальная доска. Но кто были остальные жильцы? Историю судеб забытых, а некогда весьма известных тринадцати писателей собрал под одной обложкой Евгений Коган.
Евгений сам по себе человек замечательный — он с женой уже несколько лет держит в Тель-Авиве русский книжный магазин «Бабель», в котором каждый день — лекции и встречи с писателями. Кроме того, ему повезло родиться в Ленинграде в «Слезе социализма» в 1974 году и прожить тут 32 года — достаточно много лет, чтобы познакомиться с Идой Наппельбаум — дочерью Моисея Наппельбаума, фотографа, благодаря которому мы ныне представляем себе поэтов Серебряного века и первых лет революции. Ида Моисеевна была для Жени сначала «старенькой соседкой, которая занимала квартиру двумя этажами ниже нас», потом уже, спустя годы Евгений Коган всерьез заинтересовался — кто же были другие обитатели замечательного дома. Однажды Евгений перешел улицу Рубинштейна и пришел в жилконтору — она как раз располагалась через дорогу. Там ему любезно выдали домовую книгу за тридцатые годы, он нашел там тринадцать фамилий, напротив которых в графе «профессия» значилось — писатель, поэт, литератор. И работа над книгой началась.
«Слеза социализма» Дом забытых писателей" построена так — сначала собственно о доме и его создателе архитекторе Андрее Оле, а потом — о каждом из писателей. Главы — это номера квартир. Андрей Оль, кстати, сам должен был въехать в свежепостроенное здание без индивидуальных кухонь и с ваннами на этаже, но в последний момент передумал и переехал в нормальную петербургскую квартиру. А в дом на тогда еще Троицкой заселились молодые люди.
«Мы в новый дом въезжали. Провода/Еще висели до полу. Известка/ Скрипела под ногами. Знак труда — / Незавершенного — везде являлся жестко/ И радостно… И терпко пахло краской,/Дымком растопок, счастьем и замазкой», — писала Ольга Берггольц.
Дом был создан так, чтобы и раздевалка с вешалками, и столовая с кухней были общими — жильцы раздевались внизу, вещи оставались под присмотром швейцара, кухонную утварь все сдали в столовую, туда же — карточки. Правда, вскоре стало ясно, что каждой семье хочется разнообразия — собственноручно приготовленной еды. Доски положили на ванные, туда водрузили примусы и электроплитки. Оказалось, что у дома жуткая звукоизоляция и слышны даже, как тоже писала Берггольц «плохие рифмы». Оказалось, что пеленок все больше, а сушить их негде. В общем, в итоге коммуна превратилась в «слезу социализма».
Кстати, в книге немало любопытных фактов — такие дома собирались строить повсеместно, чтобы граждане как можно скорее отринули старый быт, поэтому в советской печати все это широко обсуждалось, устраивались выставки архитектурных проектов, в Смольном, к примеру. Домохозяйки писали в газету с просьбой помочь им «покончить с кухней». Некий тов. Нешель, который «упорно думал над этим вопросом», предлагал, чтобы в доме было все, вплоть до лечебницы с родильным отделением, выступал против общежитского типа, чтобы у людей были отдельные комнаты. Но вот тов. Никитина настаивает на отдельных комнатах только для семейных, всем остальным — общежития, причем дети должны быть отделены от родителей, питание — обобществленным, заработок жильцов должен поступать в общую кассу. «Только на ночь детей можно отпускать к родителям», — смягчает предложения гражданки другой гражданин — «домработник тов. Поляков».
Вот в такой передовой дом-коммуну въехали молодые литераторы, у многих за плечами — опыт гражданской войны и у всех — вера в то, что они строят самое лучшее на свете и справедливое общество. «Эти люди ничего не знали об антимире», — словами советского фантаста и уникального блокадного поэта Геннадия Гора из книги «Замедленное время» начал разговор об обитателях дома Евгений Коган, представляя книгу в музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. Мы, зная, что их ждет Большой Террор, война и блокада, что многим из них не удастся выжить и дожить хотя бы до окончания войны, видим их восторженность по-другому, а стихи, прославляющие чекистов и военный коммунизм, вызывают у нас странные чувства. Но мы знаем об антимире, а молодые жильцы дома-коммуны думая, что приближают настоящий социализм, лишь приближали антимир, вольно или невольно. И многие сгинули в нем.
«Я мечтаю найти чертеж этого дома, — говорит Евгений. — Чтобы восстановить — какая квартира где располагалась, чертежей нет, да и квартир было больше — 52, после ремонта стало 38».
В книге о «Слезе социализма» Евгений Коган собрал под одной обложкой биографии жильцов дома — молодых писателей и поэтов — Савелия Леонова, Петра Сажина, Вольфа Эрлиха, Иоганна Зельцера, Иды Наппельбаум, Михаила Фромана, Михаила Чумандрина, Ольги Берггольц, Дмитрия Левоневского, Юрия Либединского, Николая Костарева, Павла Евстафьева, Александра Штейна, -главы их прозы, стихи, поэмы, а также газетные статьи тех лет, где столь же молодые литературные критики безжалостно громили или, что реже, хвалили их творчество. Из книги Когана мы узнаем поразительные и трагические детали биографий, читаем стихи и прозу молодых «слезинцев», которые искренне верили в светлое будущее.
Велик и прост
Расчет советских будней,
Хоть враг глядит
Из каждого куста.
Мы входим в песнь,
И песня — многолюдней.
Мы в жизнь идем,
И эта жизнь — проста.
Так писал «слезинец» романтик Вольф Эрлих, для которого чекисты в кожанках были рыцарями без страха и упрека. В 1935-м он отправится на Дальний Восток — работать над сценарием «Волочаевских дней», картину, созданную на «Ленфильме», покажут в начале 1938 года, но имя Эрлиха в титрах упомянуто не будет — в конце лета 1937-го его арестуют, в ноябре — расстреляют в Ленинграде, обвинив в принадлежности к троцкистской террористической организации. Реабилитируют в 1956-м.
Книгу о «Слезе социализма» издали очень маленьким тиражом — 500 экземпляров, так что, не успев появиться, она уже становится библиографической редкостью. А жители дома борются против открытия в нем очередного ресторана на популярной ресторанной улице Рубинштейна.
