Пробежка вполне реального на вид носорога по рядам и прочие сюрпризы на грани абсурда обещаны в постановке режиссеров московского театра «А.Р.Т.О.» Николая Рощина и Андрея Калинина по пьесе Ионеско «Носороги» — гимну стадному чувству и человеческому достоинству. «МР» поговорил с режиссерами о предстоящей премьере.
«МР»: Почему выбор пал на пьесу «Носороги»? Назрело желание высказаться о состоянии общества и Человека?
Николай Рощин: Такое желание всегда присутствует в работе над спектаклем, но мы не позволяем себе делать это, реагируя на сиюминутные горячие темы. «Утром в газете, вечером в куплете» — не наш путь. Считаем этот материал наиболее подходящим для реализации наших художественных задач. Мы почти всегда кардинально изменяем структуру пьесы, ее настроение… Спектакли наши выдумываются в диалоге с драматургом, даже в споре с ним, и из нашей рефлексии на способ передачи темы произведения. Никогда текст не являлся для нас самым важным элементом действия.
В тюзовской постановке мы стремимся довести спектакль до максимальной схематичности, ясности, графичности.
Это, на наш взгляд, открывает, во-первых, путь к новым актерским проявлениям, которые возникают от максимально сконцентрированной внутренней работы, реакции актерской фантазии на новые условия существования, не отвлеченные на реалистические и бытовые подробности. Во-вторых, происходит эффективный поиск контакта со зрителем на непривычном, некоем иррациональном, уровне. Абсурдистские драмы больше всего пригодны для таких задач.
Главная идея вашего спектакля? Актеры, занятые у вас, не могут пока представить до конца, о чем идет речь.
Главное, что мы, постановщики, это представляем. Роли создаются от понимания общей партитуры спектакля, которая сама по себе является художественным ориентиром для актера. Актертак или иначе присваивает тему спектакля и желает вместе с режиссером выразить ее определенным способом в пространстве, ритме, интонациях, паузах… Для передачи содержания важна точность формы. Актеры, кто-то больше, кто-то меньше, понимают зерно и смысл такого сценического существования. Но… «о театре нужно говорить только средствами театра!» — заявил когда-то великолепный Джорджо Стрелер. Прислушаемся к его словам.
Театр А.Р.Т.О. (по имени теоретика театра Антонена Арто) — театр жестокости. Вы проповедуете жестокость как акт творения?
Да, проповедуем! В направлении, связанном с идеологией Антонена Арто, и существует наш московский коллектив. Но здесь, в питерском ТЮЗе, мы берем несколько другое направление, возможно, не такое жестокое, не желая вызвать неприятия как у актеров, так и у зрителей, хотя от «крюотического» настроения до конца отказаться сложно, и так или иначе оно влияет на нас и на постановку.
На какой возраст зрителей вы рассчитываете? Есть ли цель, помимо художественной, например, воспитательная (ТЮЗ — это всегда что-то педагогическое)?
Про воспитание театром никогда не думали. Желательно, чтобы в театр ходили уже каким-то образом воспитанные люди, которые, смею надеяться, приходят не за «воспитанием», а, например, за пополнением эмоционального багажа. Про интеллектуальный багаж не говорю, так как считать современный театр носителем новых фундаментальных идей могут только крайне сентиментальные люди или дети, которым можно любую ерунду, под соусом высокого, доброго и вечного, впихнуть в голову, несмотря на их обостренное распознавание халтуры и скуки, от которой они готовы носиться по зрительному залу прямо во время спектакля.
Детей на нашем спектакле быть не должно, хотя, я уверен, мы бы удержали их внимание. 18+ на афише! Никаких детей. Шок будет у артистов и у постановщиков, если пустят на этот спектакль детей.
Андрей Калинин: Выбор материала всегда связан с возможностями труппы и самого театра. Когда мы увидели пространство зала, то решили, что было бы интересно посадить зрителя в центр сцены и выстроить весь спектакль вокруг него. Изначально рассчитывали поработать с курсом студентов при ТЮЗе, планировалась очень динамичная, экстремальная по способу существования постановка. Но их загруженность по учебе и невозможность составить репетиционный график вынудили нас отказаться от такого распределения и пересмотреть решение спектакля.
Мы «пошли вглубь»: взяли артистов самого старшего поколения в театре. Самых опытных. Сильно сократили текст, убрали все лишнее и сосредоточились на сути конфликта этой драмы. Но на этом пути тоже возникают свои сложности, минимализм диктует определенные условия существования на сцене.
Порой артисты не придают этому значения и пытаются существовать в удобной для себя, реалистично-органичной игровой манере. Приходится напоминать, что в данной постановке привычные наработки не годятся. Мы не ставим невыполнимых задач, но требуется осознанность и контроль своего поведения на сцене, фиксация внешнего и внутреннего рисунка роли. Часто артисты не любят такие ограничения. Но в данном случае движение к пониманию поставленных сценических задач есть.
