6 апреля в Шереметевском дворце состоится концерт новой музыки «Маски и сущности». Композитор Сергей Невский полагает, что название и концепция проекта — тоже маска, и рассказывал «МР», в чем суть.
«МР»: По идее, проект «Маски и сущности» должен ответить на вопрос, каково место национальных музыкальных культур в глобальном мире новой музыки? Вот вы, к примеру, москвич, но в то же время по большей части живете и работаете в Германии. Так можно ли вашу музыку назвать «российской» или «немецкой»? Или – что швейцарского в опусе Изабель Мундри, который тоже прозвучит в концерте?
Сергей Невский: Я не думаю, что в цикле красивых миниатюр Изабель Мундри есть какая-то швейцарская национальная идентичность. В тройном концерте Арама Ованисяна музыканты, правда, слышат «армянскость» — там есть соло, в котором гобой похож на дудук, есть мелизматика восточного склада. У Штефана Вирта, меня и Дмитрия Курляндского сущности и маски — это скорее роли в диалоге с уже существующим искусством.
Поясните, хотя бы на собственном примере.
15 лет назад я написал опус «Фигуры на траве», отталкиваясь от картины Фрэнсиса Бэкона «Две фигуры в траве», а он, в свою очередь, опирался на снимки Эдварда Мейбриджа, который в конце XIX века придумал, как снимать движение лошадей, балерин или борцов «в рапиде». Бэкон находился в диалоге с классическими моделями искусства, а у меня получился диалог с хроматической гаммой. В вещи «Фигуры на траве» кроме нее фактически ничего нет, но инструменты играют ее в разных темпах, часто — «в рапиде». К тому же, тембры периодически сбиваются с полного звука на сдавленный шорох — он получается, если петь со сжатой гортанью, очень медленно вести смычок по струнам или медленно перебирать клапаны духовых. Я в этой вещи отбросил панковскую парадигму, как будто надел маску «нормального» музыканта-академиста, но интермедии шумов ее с меня попросту срывают.
Под грифом «современная музыка» нынче значится все, что угодно, от поп-арта и десятков разновидностей минимализма, приятного на слух, до откровенно сложной музыки, как у вас. Не случайно вы создали целую группу под названием «Сопротивление материала», СоМа. Так что же вас, Дмитрия Курляндского, Бориса Филановского и Владимира Раннева объединяет?
СоМа — это не объединение композиторов, скорее, круг друзей. У нас не так много общего — разве что самые важные вещи: стремление постоянно развиваться, несогласие принимать готовые картины мира, рефлексия, нежелание считать искусство зоной комфорта.
И Московский ансамбль современной музыки, и его коллеги из Цюриха, и вы, группа СоМа, долгие годы не просто занимаетесь любимым делом, но и пропагандируете, точнее даже, проповедуете новую музыку в самых широких массах — то в Эрмитаже, то в драматических театрах, то и вовсе в неожиданных местах и контекстах. Можно ли сказать, что за 10-20 лет у новейшей музыки все же появилась обширная и преданная аудитория в России?
Почему же нет? В Москве теперь, как в Берлине — каждый день проходит два-три концерта новой музыки, и залы полны. В Петербурге на Новой сцене Александринского театра или в «Этажах» не достать билетов на выступления даже, казалось бы, неизвестных западных ансамблей. Публика очень разношерстная, но в целом — лет на 20 моложе, чем в Европе. Кто-то по традиции воспринимает современную музыку как территорию свободы. А многим в сытые годы захотелось чего-то еще, нового, любопытного, в позитивном смысле непонятного — и современная музыка вошла в этот список «чего-то еще», как и другие блага цивилизации.
6 апреля, 19:00, Шереметевский дворец – Музей музыки (наб. Фонтанки, 34): Московский Ансамбль Современной Музыки (МАСМ) и Collegium Novum Zurich (CNZ)в совместном российско-швейцарском проекте «Маски и сущности», дирижер — Титус Энгель (Швейцария/Германия)
