Известный музыкальный критик и журналист — о жизни, о гениях, о власти.
Ведущий музыкальный критик, журналист, писатель и коллекционер Артемий Троицкий встретился с горожанами в новом пространстве «Бенуа 1890» и ответил на вопросы обо всем на свете: от женщин до политики.
О родителях
Я рос очень самостоятельным парнем. Родители были настоящими советскими интеллигентами, и единственный символ, ценность которого я с ними разделял — это братья Стругацкие. А вообще у меня был свой собственный иконостас, — в основном, все западное. Родители были мною всегда недовольны, и очень удивились, когда осознали, что у меня что-то получается.
Об ошибках
Я не знаю, как я живу. Нет ни методов, ни ритуалов, ни предрассудков. Я никогда ни о чем не мечтал по-настоящему. Я могу мечтать о чем-то только в краткосрочной перспективе. А стать космонавтом, или заработать много денег — такие удаленные цели меня никогда не привлекали. Я вообще обычно не задумываюсь о последствиях своих действий, и, конечно, иногда это мне аукается. В каком-то смысле, я настоящий дурак. И есть вещи, о которых я действительно жалею. Но это очень личные истории.
В начале 1980-х я проводил много времени в Питере. И дружил с художниками — Новиковым, Цоем (который тогда много рисовал). Они предлагали мне свои работы неоднократно, но я не взял ни одной, просто потому что мне лень было везти их в Москву. Это, пожалуй, одна из самых глупых вещей, которые я сделал в своей жизни.
О совести
Не люблю, когда врут. Я сам иногда вру, но очень это не люблю. Ненавижу, когда осознанно делают подлости. Вот этого, пожалуй, я никогда не делал. Я вообще конформист: но не в отношении жизненных обстоятельств, а в том, что касается отношений с собственной совестью. Когда совесть меня гложет, мне становится физически плохо. Поэтому я заключил с ней что-то вроде пакта о ненападении, и всячески ей потакаю. Это и позволяет мне не совершать подлостей.
О женщинах
Женщины мне всегда были интересны, потому что непонятны. Вообще я считаю, что мужчины и женщины — это два разных биологических вида. Мужчин я почти всегда могу раскусить. А женщин никогда не понимал, чем они и пользовались всю мою жизнь — крутили мной, как хотели. И по-прежнему они для меня в сто раз интереснее мужчин.
Когда-то я очень дружил с одной девушкой из МГУ. И как-то сидели мы с ней вдвоем и слушали Майка. Это был 1981 год, я как раз был от него без ума. И вот заиграла песня «Старые раны», там есть такие слова: «Но не пугайся, если вдруг / Ты услышишь ночью странный звук / Все в порядке, просто у меня открылись старые раны». И вдруг на словах «странный звук» она начала смеяться! Я тут же ее возненавидел, прогнал и больше никогда в жизни не встречал.
О гениях
Все гениальные люди —- совершенно особенные. Божий дар из них прет, и это всегда чувствуется. И меня всегда к таким людям страшно влекло. Мне было с ними настолько интересно, что ради них я был готов буквально в лепешку разбиться. Причем меня привлекала не слава — те же Курехин и Башлачев были просто бомжами, когда я с ними общался. Но я страшно ценил возможность разговаривать с ними, просто находиться рядом. Это, наверное, было сродни состоянию влюбленности. Но без всякого сексуального подтекста.
Дэвид Боуи был любопытным человеком. Главное, что отличало его от наших музыкантов — он слушал чужую музыку, жадно хватал все новое. Это и позволяло ему быть всегда впереди, а не идти проторенной дорожкой. Из наших музыкантов я знал двоих таких — Курехин и Гребенщиков. Остальные музыкой не интересуются.
О телевидении
Я считаю, что на телевидении сейчас работать позорно. Там такая гнилая компания! Когда-то там работали нормальные люди, и музыка звучала неплохая. К концу 90-х это закончилось, и воцарилась «ее величество попса». Работает коррупционная схема — круговорот бабла в музыке: шальные деньги, которые артисты получают на корпоративах, они отдают на телевидение. Им нужна реклама, чтобы их снова приглашали на корпоративы. Так работает музыкальная индустрия в России. А чтобы эту систему сломать, надо менять абсолютно все начальство на телевидении. Потому что система коррумпирована на всех уровнях. Как и все наше государство.
Талантливому человеку попасть в этот замкнутый круг практически невозможно.
Хорошая музыка существует в ином пространстве: в интернете, в клубах, на живых концертах.
О музыке
Смысла в песнях давно не ищу. Из тех песен, которые мне по-настоящему нравятся, я весь смысл уже выудил.
У меня нет музыкального вкуса. Это роскошь, которую могут себе позволить любители. Я же слушаю все. Но если бы я мог взять на необитаемый остров диск какого-то артиста, я несомненно взял бы с собой диск Александра Башлачева.
Фото: Михаил Кузнецов/Geometria.ru
«О яростных и непохожих»
Я только что написал книгу о субкультурах, которые существовали в России начиная с XIX века и до наших дней: от декабристов до гопников. Я называю этот жанр «поп-культурология».
Честно скажу, что сегодняшние субкультуры типа анимэшников и ролевиков несильно меня волнуют. Все они подсмотрены заграницей, и я изучаю их по своим детям. У меня есть две средние дочери, 16 и 17 лет. Они через все это прошли; одна даже была в субкультуре под названием «фурри»: это когда молодые люди и девушки прикидываются всякими животными. Однажды она попросила меня подарить ей тигриный хвост.
Мне более интересны те субкультуры, которые или являются массовыми, или представляют собой какой-то социальный, политический феномен. Поэтому, скажем, гопники мне интересны. Это реальное явление — такой молодой массовый Жириновский.
О Павленском
У Андрея Хлобыстина (художник, искусствовед. — Ред.) есть теория, что в Петербурге имеется, с одной стороны, традиция денди (которых мы повидали достаточно в конце 80-х), с другой — традиция юродивых. Последними настоящими питерскими юродивыми, наверное, были Митьки.
Сегодня некоторые называют юродивым Петра Павленского. По тому впечатлению, которое он производит на людей — он не то что юродивый, он обезумевший на всю голову. Но у него все продуманно. Он спокойно объясняет, почему он сделала то-то и то-то и какую реакцию он намерен вызвать. Я знаю его лично, и он — очень достойный человек.. Не будучи экспертом-психиатром, могу сказать: он нормальнее всех нас.
О партиях
Политических убеждений у меня нет. Я не считаю себя ни либералом, ни демократом, ни левым, ни консерватором. У нас принято относиться к какой-то партии. А мне чем-то нравятся анархисты, чем-то — консерваторы, чем-то — либералы, чем-то — националисты. Я считаю, что ни один нормальный человек не должен запихивать себя в какие-либо идеологические рамки. Иначе он перестает быть хозяином собственных мозгов и поступков.
Меня почему-то всегда называют либералом. Но я терпеть не могу Егора Гайдара и Бориса Ельцина. Другие говорят, что я левак. Но к Ленину я отношусь отрицательно. А к Сталину… Если бы мне предложили на выбор одного человека в мировой истории, которого я мог бы уничтожить собственными руками, я знаю точно — я бы выбрал Сталина.
О власть имущих
Причина всех сегодняшних откатов, заносов и распилов в том, что в нашей стране власть никогда не уважала народ. Отношения власти и народа всегда складывались как отношения хозяев и рабов. Были какие-то робкие попытки усмирить власть: при Горбачеве, отчасти — в 90-е, но они не закончились ничем. Сейчас мы имеем в стране рецидив самого тяжелого свойства. В нем есть элементы и коммунистического тоталитаризма, и монархической деспотии, и просто-напросто бандитского мафиозного государства. Путин уверенно занимает второе место в моем «анти-рейтинге» после Сталина.
О вере в лучшее
Оппозиционеров обвиняют в том, что у них нет никакого позитивного видения. Но я, напротив, могу сказать, что я — настоящий патриот России, я очень много езжу, очень люблю русский народ. У меня как раз есть ясное позитивное видение России как свободной демократической страны, где все происходит так, как написано в Конституции. Ведь у нас неплохая Конституция, просто она на сто процентов извращена.
