После годичного обучения в США главный редактор радио «Зенит» Федор Погорелов вернулся в Петербург и вспоминает свои поездки в Нью-Йорк. Их было четыре, и все они сопровождались приключениями.
В первый раз я приехал в Нью-Йорк в конце июля 2013 года. Мой нью-йоркский товарищ, давно переехавший на Манхэттан с Петроградской стороны, встречал меня на автовокзале. После посещения 20 разных баров за два дня мы решили освежиться и поехали продышаться в Центральный парк: поиграть во фрисби, поваляться на траве – все эти нехитрые хипстерские радости. Я смотрел на высоченные небоскребы, мурлыкал под нос Вилли Токарева, наслаждался ощущением муравьишки в большом городе и старался максимально глубоко интегрироваться в американскую повседневность. Едем мы в метро: входил я в него минут десять – пока карточку купил, пока с турникетом разобрался, пока карту выучил. Стоим мы, в предвкушении свежести, покачиваемся в такт с вагоном, и вдруг бац – меня афроамериканец по спине хлопает. «Чем могу помочь?», - интересуюсь предельно вежливо. «Убери свою задницу от лица моей жены, йо!» Я смотрю на Лешу вопросительно, мол, что я делаю не так. «Отойди от нее, йо!» Я шаг в сторону делаю и спрашиваю товарища шепотом: «Леша, в чем дело? Я стою как все в вагоне, никого не трогаю». «Не обращай, - говорит, - внимания. Просто сумасшедший».
В августе после очередной порции баров от Леши я поехал посмотреть на Брайтон-Бич. Доехал до Кони-Айленда, посмотрел на самое старое в Америке колесо обозрения, плюнул в Атлантику и побрел по дощатой мостовой в сторону Брайтона. Понедельник, безлюдно, жара – красота, одним словом. И в какой-то момент понимаю, что неуловимо изменился пейзаж: появились странные женщины в шляпах и спорных купальниках, дедушки с папиросами и костяшками домино, мамаши с колясками и характерным одесским выговором. Когда я увидел вывеску ресторана «Татьяна» - главного ресторана русского Брайтона, - я понял, что дошел. Дошел я в итоге до черты оседлости 1977 года: именно так выглядит Брайтон-Бич, район остановившегося времени. Там со времен третьей волны эмиграции не изменилось ничего. В ресторане «Татьяна» я заказал борщ, мясо в горшочке и бутылку петербургского пива. Стоило это все совершенно неприличных денег, но для прикосновения к родной культуре я умерил собственное скупидомство. Официантка Лариса, подав борщ, не проронив ни слова, взяла со стола мой путеводитель, брезгливо полистала и молча же швырнула на стол. За ее спиной директор ресторана долго материл кого-то по телефону за нерасторопность, потом подозвал проходившего мимо служку, сунул ему в руки пачку наличных и отправил во флагманский магазин Apple покупать айфон, конечно же, пятый – для приехавших из России родственников. Дожевав картошку в горшочке – от мяса там был только запах, - мимо бабушек, сидящих у подъездов и алкоголиков с опухшими ногами, лежащих под кустами чахлой сирени в аккуратных лужах мочи, я отправился на Брайтон бульвар купить гречки и сала. На бульваре я первым делом увидел мужчину с азербайджанским профилем, который трехэтажным матом обкладывал дерзкого юношу с профилем армянским: юноша подрезал сына азербайджанца, тот позвонил папе, папа с кунаками приехал на стрелку. В воздухе отчетливо пахло ножками от стола и переломанными пальцами. Мне это все окончательно разонравилось и я побежал спасаться в метро.
В декабре мы приехали в Нью-Йорк встретить новый год. Комнату мы искали на Airbnb, нашли – по карте, вроде, недалеко от центра Бруклина; хозяйка Лола – бармен-лесбиянка, на досуге снимает трэш-порно и фотографируется с питбулем. Лола оказалась единственной белой в этом районе кроме нас: поселились мы в итоге в центре черного гетто. В магазинах алкоголя все внутри было покрыто пуленепробиваемым стеклом, на дверях прачечных – табличка «Сушить белье у входа запрещено». Понятно, что раз висит такая табличка – значит, кто-то пытался? В предновогодний вечер упитый в дым афро-американец, бредущий перед нами, в пылу спора со спутницей, такой же пьяной, с размаху сунул ей хук. Тетя шлепнулась в сугроб, а наша дочка, высунувшись из коляски, спросила: «Папа, а почему тетя упала?» 31 декабря жена Леши Галя сводила нас на «Щелкунчика» и провела за кулисы. В полночь по Москве треснули шампанского с оливье, в полночь по Нью-Йорку выпили шампанского на Бруклинском мосту. Когда жена с дочкой легли спать, я вышел покурить перед сном и обнаружил на лестничной площадке вечеринку юных выходцев с Кариб. Дым столбом, тринидадский ром из горла. В общем, я присоединился. Скажем так, ребята оказались не очень сообразительными. Где находится Россия, они имели весьма смутное представление. После того, как мы покурили травы с Сан-Висента, у меня появилось параноидальное ощущение, что меня хотят ограбить. В этот момент с ночной смены приехал папа одного из отдыхающих: пожилой афро-американец с внешностью Владимира Познера. «Эй, пап, а вот парень из России». «Да? Тогда я из Чехословакии». Ого, - обрадовался я, - вот наконец интересный собеседник, знает, где Чехословакия. Каково же было мое разочарование, когда через 20 минут я обнаружил, что вновь прибывший товарищ такой же недалекий пассажир мандариновой травы. Удовлетворив свое антропологическое любопытство, я докурил и ретировался в квартире.
В конце мая мы приехали попрощаться с Нью-Йорком – июнь нам предстояло провести в Лос-Анджелесе. Мы остановились у знакомого, который когда-то учился в Петербурге, в хипстерской части Бруклина, прямо рядом с прохоровской баскетбольной ареной. Ночь с пятницы на субботу, перед сном, мы спустились в палисадник покурить. Стоим втроем, Майкл, моя жена, я, обсуждаем планы на завтра. Подбегает перекрытый молодой афро-американец и просит сигарету. Я показываю пустую пачку, мол, извини, братиш. «Эй, тут белый упырь не дает мне сигареты». В этот момент из-за угла подбегает крепко сбитый афро-американец, и я понимаю, что два на два мы не выдюжим. А наверху спит дочка в пустой квартире. «Давай сюда сигарету, йо!» «Кончились сигареты, я ж сказал, вот пачка пустая». «Эту давай, что куришь!» Затягиваюсь поглубже, смотрю – мало ли, бутылка лежит, но нет: только шепотом шелестит молодой нежный бамбук. Я с нового года не матерюсь – такое я сделал сам себе обещание. Но в этот момент я решил воспользоваться старинным русским оружием и сбить агрессора, который уже приступил к фазе «толкаю в грудь». В общем, я обматерил его, от души, с присвистом, не забывая при этом затягиваться. К моему удивлению, афро-американец не удивился тому, что странный белый парень кричит на него на странном языке Пушкина и Достоевскго. Тут я понял, что надо менять тактику. «Чего ты такой напряженный, товарищ, ты американец, я русский, мы могли бы быть международными друзьями». Затягиваюсь. «Зачем столько агрессии?» Затягиваюсь. «Вот тебе сигарета» - фильтр, по сути, - «хорошего тебе вечера, будь здоров!» Ребята, гогоча, убегают в ночь, я оборачиваюсь к жене с Майклом, достаю вторую пачку. «Ты что, кретин?, - спрашивает жена. - Я думала, что у тебя сигареты действительно кончились». «Вот еще, - отвечаю, - у советских собственная гордость. Может, Майкл, надо подраться было?» «Нет, - Майкл отвечает, - в полиции бы бумаги потом до утра заполняли. Пойдемте наверх уже».
Прекрасный, просто прекрасный город. Я обязательно приеду туда еще раз.
