«Мы забили колья, чтобы зло не поднялось из земли». На Левашовской пустоши вспомнили жертв политических репрессий 

«Остановка по требованию»

Приезжаем к открытию Левашовского мемориального кладбища, за два часа до официальной части, которая начнётся в полдень. У пассажиров рейсового автобуса — завёрнутые в бумагу цветы. Перед нами сидит женщина в повязанном на голову платке и читает на экране смартфона канон об усопших. «Остановка "Левашовская пустошь" — по требованию», — доносится до нас, и большинство пассажиров тут же направляются к выходу. Это требование такое: помнить. 

Первым делом люди заходят в храм Всех святых. Рядом стоит пожилой мужчина в синей форме. На его спине растянута надпись: «ООО Собор».  

Это директор Левашовского кладбища. 

— Да, директор всего, — улыбается он. — Работаю здесь с 1989 года. Принимал его от кагэбэшников.

«Дышится легко»

За воротами раздаётся гулкий и резкий звук колокола. Это звонница. Ударять в колокол, проходя мимо, давно стало традицией. Жест символизирует память о жертвах политических репрессий. Рядом со звонницей стоят заграждения: этим летом она сильно покосилась от грозы. 

Ступаем по мшистым влажным тропам и всхолмленной земле сквозь ряд могильных плит и деревьев, на которых висят таблички, посвящённые жертвам сталинских репрессий. Читаем: «родился-арестован-расстрелян-реабилитирован». Мелькают лица священнослужителей — протоиереев, игумений и мирян, комиссаров бронепоездов и физиков; надписи на литовском и итальянском; стихов о татарах и жителях Поволжья. 

Между памятником с вытянутыми ладонями (глухонемым) и камнем буддистам (с разноцветными флажками) встречаем трёх женщин в синей форме. Они в белых хозяйственных перчатках, рядом лежат веники. Ухаживают за кладбищем, догадываемся мы. Женщины ведут тихий разговор: небольшая передышка. 

— Мы все левашовские, уже второе поколение тут живёт, — рассказывает Валентина. — Раньше мы не знали, что здесь находится. Считалось, что воинская часть. О том, что это кладбище, узнали из газеты. Тогда-то старики и вспомнили, что слышали, как сюда приезжали «воронки» (разговорное название автомобилей ОГПУ-МВД. — Ред.). На них рано утром или поздно ночью привозили тела для захоронения. 

Валентина с Татьяной работают здесь уже три года. Тогда как это место ассоциируется с тяжёлой памятью, у них оно вызывает другие чувства.

— Здесь особый воздух, экосистема. Вроде бы кладбище, а дышится легко, — делится дочь Валентины Татьяна. 

Татьяна по профессии — музеевед, а её дочь занимается поисковыми работами: вместе с командой историков-волонтёров ищут останки солдат времён Великой Отечественной войны. Так все члены семьи — мама, бабушка, внучка — каждый по-своему — способствуют восстановлению истории.

«Отказался шить сапоги»

Над головами гудят самолёты, напоминающие о том, что рядом расположен аэродром. Возвращаемся по тропам. Ступаем по корням деревьев, кое-где видны грибы. Некоторые таблички истлели от времени. Часть из них прикрепили к коре деревьев скотчем: чтобы крепче держалась память, сопротивлялась паутине и дождям. Ещё бы: ведь доподлинно неизвестно, где именно похоронен репрессированный родственник. Когда здесь стало можно устанавливать памятные знаки, люди принялись приносить фотографии, повязывать ленты, ковать фигурки — чтобы была возможность скорбеть, чтобы было место для горевания.

У Поклонного креста, где состоятся официальные мероприятия, уже дежурят полицейские. С другого конца кладбища, по-хозяйски размахивая руками, идёт в рабочей куртке директор. 

Постепенно собираются люди. Несут цветы, венки, свечи. Слышны обрывки разговоров.

— Отказался шить сапоги. И всё: путь ему был заказан, — слышен обрывок разговора двух женщин. У всех — похожая история о репрессиях.

Кто-то узнал о судьбе близких раньше, кто-то — позже. 

— От меня родные всю жизнь скрывали, что дед похоронен здесь, — рассказывает Анатолий Бобров. В его руках табличка с портретом и деталями жизни деда-лесоруба из деревни Аксёново. — Боялись. А три года назад перед своей смертью тётушка рассказала. Я приехал сюда, поставил ему памятник. А ещё стал вести фотохронику.

Фотохроника Анатолия Боброва насчитывает огромное количество кадров. Раз в три месяца он приезжает сюда и фотографирует, фотографирует, фотографирует. А потом публикует в соцсетях по одному снимку в день — чтобы звучала память. 

Существо Молох 

Тем временем бьёт полдень. Всё готово к церемонии. Её ведёт руководитель центра «Возвращённые имена» при Российской национальной библиотеке Анатолий Разумов. Напоминает историю пустоши и объявляет минуту молчания. После этого к Поклонному кресту возлагают цветы от правительства города, ЗакСа, администрации районов, общественных организаций, землячеств и консульств. Служат панихиду.

После официальной части Анатолий Разумов рассказывает о предыстории места, о своих беседах с Дмитрием Лихачёвым, Александром Солженицыным и Лидией Чуковской. 

— Именно благодаря Лидии Корнеевне мы сегодня ходим по дорожкам, — замечает Анатолий Разумов. — Часть своей премии, полученной за «Записки об Анне Ахматовой», она выделила на то, чтобы благоустроить пространство.

Присутствуют сегодня и авторы памятника «Молох тоталитаризма» — того самого, который стоит у входа на кладбище, на другой стороне дороги. Огромное металлическое чудище, поглощающее человека, которое кажется ещё более зловещим сегодня от затянутого тучами неба. 

— Молох — это существо, которому приносили в жертву тридцать прекрасных юношей и девушек, — объясняет художник Нина Галицкая. — Памятник останавливает путника. Мы забили колья, чтобы зло не поднялось из земли. Но это происходит.

Затем начинается церемония чтения Ленинградского Мартиролога — списка жертв политических репрессий в Ленинграде «Хотелось бы всех поимённо назвать». Кроме заявленного списка, каждый желающий может назвать вслух имена дорогих репрессированных людей. В очереди стоит женщина, которая тоже читала списки. Она выходит из очереди и подносит горячий чай:

— Я знаю, что нужно брать с собой тёплое и одеваться, поскольку езжу сюда вот уже 15 лет, — говорит Елена Репина из Свято-Петровского братства. — У меня не было репрессированных среди родственников, скорее день для меня — народная память. 

«Ни дня не простоят»

А Анатолий Разумов стоит почти все два часа чтения без пиджака, словно на улице совсем не холодно. Мы идём с ним к месту демонтированного год назад памятника полякам. Официальной причиной властей была «реставрация». О том, что здесь стоял памятник, напоминают большое каменное основание и надпись прописными буквами: «Здесь должен быть памятник жертвам "Польской операции" НКВД». В полдень, параллельно с панихидой на русском языке, тут отслужили панихиду на польском. Положили не менее полусотни белых и красных гвоздик. Зажгли лампады.

Анатолий Яковлевич достаёт телефон: сфотографировать количество цветов и лампады у места памяти поляков.

— Ни дня не простоят, — объясняет он. — К субботе точно уберут. 

Возникает вопрос, что даёт ему силы продолжать вести и зачитывать списки, приносить цветы — если они всё равно «ни дня не простоят».

— Когда мы начали работать над книгами памяти, то были наивными. Думали, люди поймут. Но нет. Политическая погода меняется, да. Но возвращение имён — это моя жизнь. И я работаю над ней без выходных, — заключает Анатолий Разумов. 

Словно в подтверждение об изменениях политической погоды с кладбища уводят пенсионера Михаила Сергеевича Пушницкого. На его груди был значок с украинским флагом. После этого его отвезли в 49-й отдел полиции. 

Upd 17:30 

Вечером стало известно, что в отношении Михаила Пушницкого составили протокол о «дискредитации армии». 

Upd 18:10

Выборгский суд оштрафовал Михаила Пушницкого на 30 тысяч рублей за «дискредитацию армии». 

— Всё как обычно. Иллюзий у меня не было, — прокомментировал он.