Улица, отпусти. Как в Петербурге помогают выбраться «из бездомности»

Аутрич

Собираемся на выезд. 9 утра. Носилки в машине. Бланки? Фотоаппарат? Детский, смешной… Зачем такой, узнаю позже.

Нас четверо. Руководит всем главврач Благотворительной больницы (она же «Больничка», она же ББ) Сергей Иевков. Ассистирует — Людмила Мещерякова, штатный помощник на выездах. С нами ещё Евгений Шальнов — фотограф, уже несколько лет снимающий работу медиков ББ. Мы едем в аутрич.

Словари объясняют термин «аутрич» так: «метод работы с населением и отдельными группами, при котором специально обученные сотрудники или добровольцы профильных служб выходят в места встреч, пребывания, отдыха, работы целевой группы, оказывают поддержку». У «Больнички» это выезды в город к бездомным людям. 

Чуть позже Сергей покажет подборку скопившихся заявок: обращение из кондитерской — к ним кто-то уличный прибился, просят забрать; домашняя бабушка, чего хотят, пока непонятно, надо разбираться; сообщение из хосписа по поводу бездомного. Сегодня в планах два человека — Лиза и Александр Михайлович, и аутрич только на полдня, хотя чаще на выезды уходит целый день. 

Едем на небольшом «каблучке». Машина изначально выпущена как сантранспорт, оборудована носилками, «чтобы забирать с улиц людей, кого не пускают в метро, автобус, кого не забирает скорая», поясняет Сергей.

Несколько лет у «Больнички» был другой проект — «Мобильная клиника». Медики-волонтёры выезжали в город на микроавтобусе, в нём же оказывали помощь и давали консультации. Но в 2023-м на Балтийской улице открыли медицинскую клинику на три кабинета . Теперь пациенты сами приходят лечиться, а аутричи — для тех, кто не дойдёт. 

В Петербурге были и другие похожие проекты — волонтёрские и городские, но их почти не осталось. Иногда бездомных забирают официальные «социальщики». Команда Благотворительной больницы выезжает по заявкам 2-3 раза в неделю. 

А вот чего нет — так это единой схемы. Каждый случай — импровизация причастных. 

Пока едем за Лизой (её надо забрать из инфекционной больницы и перевезти в наркологическую), Сергей вспоминает одну историю за другой. Про мужчину, который успел «отсидеть», сходить на СВО с ЧВК, ничего не получить, приехать в город и поселиться в вольере в собачьем приюте… Про мужчину, которому промывали раны на ногах и поругались из-за него с душем для бездомных — те не хотели принимать пациента с опарышами… Про старика, которого выгнала из дома жена… Про инвалида на коляске, который упорно приезжал в Петербург к выдуманной невесте… А ещё про то, как всех их нужно было куда-то пристроить, лечить, восстанавливать документы…

— Сейчас лучший вариант для бездомного — устроить его в больницу. Там кормят, ухаживают. Тем временем мы можем помочь им оформить инвалидность, пристроить в интернат или ещё что-то придумать… — объясняет Сергей. 

Лизонька

Мы приехали за молодой женщиной, которую Сергей называет Лизонька (имя изменено). С ней была резонансная история, попавшая в городские СМИ. На Лизу и жившего с ней мужчину стали жаловаться обитатели ЖК в Красносельском районе. На парадных даже появились объявления — ни в коем случае не пускать бездомных внутрь.

— А тем временем ко мне обратилась её одноклассница, которая сейчас живёт в Греции, просила Лизе помочь. Оказалось, что это не муж с женой, а брат с сестрой. Мать у них умерла, кажется, от болезни Гентингтона (генетическое заболевание нервной системы — ред.), — говорит Сергей. — Мы вышли на жильцов этого ЖК, меня добавили в их чатик. И жильцы дома помогали нам искать эту парочку: бегали по лестницам 20-этажного дома, отписывались, кто где проверил.

В итоге на очередном аутриче Лизу нашли на автобусной остановке, забрали, отвезли в городскую наркологическую больницу (ГНБ). Потом туда же «самотёком» поступил и её брат. Оба с алкогольной зависимостью. Как объясняют в ББ, вопреки стереотипам, пить бездомные начинают, уже попадая на улицы, потому что ощущают постоянную опасность, холод, презрительное отношение. 

В наркологической больнице Лизу начало лихорадить, и Сергей договорился перевести её на обследование в Боткинскую — там она провела около недели, но ничего опасного не нашли. Поэтому сегодня пациентку снова возвращают в ГНБ. 

— Лизе около 30 лет, брат младше. У них конфликт с семьёй. Есть бабушка — сама врач, тётя, папа (кого-то из них). Но там всё сложно, — добавляет штрихов к портрету Иевков.

Пока ждём пациентку на отделении, Сергей здоровается и отпускает комплименты всему персоналу — врачам, медсёстрам, санитаркам, буфетчице (она вообще очень полезный человек, так как заведует всеми котлетами и компотами). Лизу отпускают с парой пакетов вещей и выписными документами, их сразу забирает изучать Сергей.

Дальше у Сергея такой план лечения: «Диету соблюдать, таблетки принимать. Полный отказ от алкоголя. Иначе всё плохо будет, сама знаешь». Ещё нужно подготовить анализы (это можно в благотворительной клинике сделать) для получения терапии от гепатита в городском Центре СПИДа. 

Где-то в отдалённой перспективе — решение вопросов с жильём. 

— Ой! — вдруг вскрикивает Лиза.

— Чего? Только не говори, что забыла что-то. 

— Забыла колбасу и сыр на отделении в холодильнике…

— Нет, за ними не вернёмся. И вообще они в инфекционном, там микробы.

— Знаешь, когда есть хочется, и с микробами съешь, — недовольно отзывается Лиза.

Но скоро покормят. Через центр Петербурга пробираемся на Васильевский, в наркологическую больницу. Под лобовым стеклом мерцает синеньким новогодняя гирлянда — эдакая мигалка на минималках.

В ГНБ Сергей передаёт Лизоньку из рук в руки лечащему врачу.

Откуда взялся Александр Михайлович

Следующая задача на день: найти в условленном дворе бездомного, забрать с улицы и куда-то пристроить. 

Мы выезжаем за Александром Михайловичем. На прошлой неделе в «Больничку» позвонила женщина и рассказала, что мужчина уже несколько суток ночует в парадных дома на Маршала Жукова. Жильцы не рады. Да и ему самому, очевидно, плохо.

— Нам прислали видео с домофона, где жильцы спорят — пускать его в парадную или нет. И мы узнали нашего пациента, — говорит Сергей. 

Зимой бездомного в клинику привезли две женщины. Он без документов, жил на улице, приютили в храме — прихожанки и занялись его судьбой. К врачам обратились потому, что у мужчины были сильно обморожены пальцы ног. Под местной анестезией их пришлось частично ампутировать.

И вот Александр Михайлович снова на радарах Благотворительной больницы. Специально судьбу каждого бездомного, кому помогли, в ББ не отслеживают, но некоторые персонажи сами появляются раз за разом.

В доме, где он поселился, на прошлой неделе ему уже вызывали и полицию, и скорую. Но те забирать его не стали. Зато полицейские рассказали, что до этого так же гоняли его из парадной в доме неподалёку. Стало быть, уже несколько недель он мигрирует по району.

— Так! Пишут, что он сейчас греется на лавочке на площадке за «Пятёрочкой». Смотрите — вдруг увидите, — просит Сергей, когда мы сворачиваем с проспекта во дворы. 

Кругом обычные панельки: справа от дома — школа, слева — магазин. Помойки, газоны, дорожки. Никого спящего на лавках. Чуть поодаль от домов нечто странное — «элемент благоустройства» типа скалодром. «Скалы» уже местами осыпались и просят ремонта. Но вокруг широкие лавки, не как у подъездов по три дощечки, а целые уличные диваны. На таком-то и устроился Александр Михайлович. На солнышке, за ветром. Уснул на воздухе. 

Места притяжения 

Что самое сложное в аутриче? Собственно то, ради чего он задуман, — установить контакт. 

Причинять добро нельзя. В любой ситуации человек (за редким исключением социально опасных заболеваний, вроде туберкулёза в открытой форме или агрессивного поведения) должен сам согласиться на помощь. Но если он давно живёт на улице, то к окружающим чаще всего относится настороженно и с недоверием.

— Вот мы сейчас приедем, а Александр Михайлович может отказаться от всего. Ну… будет обидно. Надеюсь, что уговорим, тем более он нас знает, — настраивает всех Сергей. 

Спальный район, в котором обнаружился бездомный спустя пару месяцев, довольно далеко от храма, где он нашёл себе пристанище прежде. Казалось бы, зачем менять бытовку на подъезд.

— У него где-то тут квартира была раньше, а потом его обманули, он всё потерял или как-то так. Но всё равно возвращается в те края, он и из храма как-то туда доковылял, — добавляет по ходу Сергей. — Это частая история — места притяжения: бездомные приходят туда, где раньше жили, где у них была регистрация.

Торг

Уговаривать — это у Сергея уже профессиональное. Заставлять, принуждать нельзя. А договариваться — можно. 

— Александр Михайлович, садись, поговорим. Куришь? — начинает Иевков, присаживаясь на лавочку, почти вплотную к бездомному. 

Мужчина — щупленький и то ли в пыли , то ли загоревший, как будто к концу августа, дрожащей рукой берёт сигарету. 

— Сколько тебе лет?

В ответ что-то неразборчивое.

— 74? Нет? Сколько? 54!

На 54 Александр Михайлович не выглядит совсем. В 74 ещё можно было бы поверить. Но 54… Сколько из них он провёл на улице? И что пережил? Кем был прежде? Выпытать это пока не получится. Собеседник из едва проснувшегося мужчины никакой. 

— С какого момента здесь? — продолжает Сергей Иевков.

— Недели две.

— А что в храме случилось? Почему ушёл? Выгнали? 

— Ничего не случилось, я там… 

— Когда пил последний раз? 

— Давно уже… Часов восемь назад. 

— Да я ж не осуждаю… Мне для медицинских бумаг это надо, — объясняет Сергей. — У меня какой план: помыть, переодеть, раны перевяжем…

— Пиво мне возьмите, — наконец просыпается Александр Михайлович. 

— Но тогда в «нарколожку»…

Александр Михайлович начинает торг. Ему не хочется никуда уезжать, что-то делать. Всё, чего он желает, — лежать и греться на весеннем солнце после холодной ночи, которую, по словам местных, он провёл прямо на газоне у магазина.

— Я, наверное, не поеду… — заводит он. 

— Да вы погибнете тут, — уговаривает Сергей.

Он подключает к переговорам посредников — одну из женщин из храма, что помогают бездомному, благо их номера телефонов есть.

— Давайте я завтра сам приеду в больницу.

— Да вас ни в метро, никуда не пустят в таком виде. 

— Но я там (в храме — ред.) работаю, мне надо…

— Прям работник года!

— Я не хочу лечиться…

На уговоры уходит почти полчаса. Людмила успевает сделать фото на тот самый детский фотоаппарат — он сразу распечатывает портрет на бумаге вроде чековой ленты. Снимок нужен для карточки бездомного, которую заводят на подопечного. Она понадобится, чтобы попасть в душ.

Наконец удаётся добиться от Александра Михайловича робкого «ладно». Этого достаточно. Усаживают на носилки в машину, пока не передумал. 

Связные 

Пока Сергей опрашивает Александра Михайловича, заполняет документы и торгуется с ним за поездку в душ, подхожу к «связной». 

Связными в ББ называют тех, кто обращается по поводу бездомных и готов помогать с их поиском, следить за их перемещениями. 

Татьяна сидит на соседней лавочке и с тревогой наблюдает — «заберут или нет». 

Она в совете дома: ремонты, уборка парадных, общение с управляющей компанией — это по её части. 

— Набрала в поисковике «куда звонить, если в подъезде бомж» — нашла телефон районной администрации, им и звонила. Но там мне посоветовали Благотворительную больницу, ещё очень просили сообщить, чем дело кончится, — рассказывает Татьяна. 

Чтобы не потерять «гостя» из виду, за ним стало следить полдома — лишь бы к приезду «врачей» он не потерялся и его забрали. 

Пока Сергей возится с уговорами, подходят ещё двое соседок.

— Он же ещё недавно был нормальный, ходил бодрый, я ему ботинки отдавала. Ну вот — куда-то дел, — глядит на бездомного с замотанными не пойми чем ногами женщина. Рядом вздыхает другая. Наблюдают.

Люди по-разному реагируют на бездомных: проходят мимо, ругаются, выгоняют из подъездов, морщатся, но оставляют ночевать в тепле, выносят еду и одежду… Кто-то включается в помощь на уровне совета, другие готовы опекать, тратить время и деньги.

— Мы не скорая помощь, не выезжаем в тот же день по заявкам — просто не можем. Я всем так и говорю: ждите либо своими силами везите. Вот зимой звонят: «Он замерзает». «Замерзает? Утепляйте! Горячий чай, одеяла, хоть шалаш стройте ему, хоть обнимайте». И был недавно случай. Бабуля так же утром позвонила: «Замерзает». Но мы только к вечеру смогли подъехать. А она дождалась, весь день с ним была. Мы приехали, там такой чувак удивлённый сидит. Мы забрали, им потом городские «социальщики» занялись.

Если не ждать Иевкова, то есть альтернативные варианты помощи бездомному: вызывать скорую, если есть угроза жизни — должны забрать. Можно попробовать отвезти в пункт ночного пребывания или в палатку зимой. В ББ знают случаи, когда и на такси к ним на приём с улиц привозили пациентов. 

Бывает, правда, и по-другому. 

— Вызов из Коробицино: «Не встаёт уже неделю, лежит, приезжайте, заберите». Я говорю: «Ну приедем завтра». Звоним перед выездом: «Ну как?» Отвечают: «Ему принесли колбасы, он встал, забрал, обматерил и ушёл». И, кажется, ему не нужна наша помощь. А бегать за каждым мы не можем.

Врата душа и рая

Пробираясь через дневные пробки, подъезжаем к воротам многобуквенного учреждения — СПб ГБУСОН «КЦСОН Адмиралтейского района Санкт-Петербурга». В переводе на человеческий это районный центр соцобслуживания.

«Социальные услуги у нас могут получить граждане пожилого возраста, люди с ограниченными возможностями, малоимущие, лица без определенного места жительства и лица, освободившиеся из мест лишения свободы, — сообщает сайт заведения. — Спектр предоставляемых услуг многообразен: от разовых консультаций и организации досуга до постоянной помощи в быту».

С отдельного входа устроен душ. Его открыли в 2020 году в рамках программы «Твой бюджет» по инициативе, заявленной жительницей города. Это единственный подобный душ на весь город — бесплатный.

«Душевой пункт для бездомных людей — это место, где можно помыться, постирать и высушить одежду, а также получить чистые вещи», — опять же сообщается на официальном сайте.

Но… нам тут не рады.

В душ можно зайти через калитку. Но это не наш вариант. Александр Михайлович и десятка метров сам не прошагает. Сергей звонит по телефону КЦСОНа и просит открыть ворота — подъехать прямо к дверям душа. Угу… Ага… Ждём…

Ворота открываются… Улыбчивый привратник отводит одну из створок и понимает, что сейчас будет. Из-за его спины выходит женщина: 

— Вас велено не пускать! Руководство сказало вас не обслуживать… 

Ворота начинают закрываться, а для верности перед ними ставят мусорный бак. Сергей готов идти на таран, сантранспорт наглухо перегораживает тротуар. Прохожие ругаются. Сотрудники центра ругаются. Сергей тоже ругается… Звонит подряд по известным номерам: в администрацию района, в соцотдел, в Центр учёта лиц БОМЖ, поминает законы, кодексы.

— Мы в душ приехали. Пустите нас в душ… Мы бездомного привели в душ… Государственный душ на деньги налогоплательщиков Санкт-Петербурга… Отказываете в срочных социальных услугах… Чинят препятствия в оказании срочных социальных услуг бездомному человеку…

Маховик бюрократии начинает раскручиваться. Кто-то кому-то звонит «по вертикали власти» обслуживания бездомных. Наконец обещают «сейчас всё решить и пустить». Ждём. На всё это уходит ещё минут 40. 

— У тебя здесь всегда так? — переговариваются Людмила с Сергеем. 

— Да. У меня по жизни всегда так, — отшучивается Иевков. 

Наконец врата душа открываются… Их распахивает всё тот же улыбчивый мужчина. Не его дело спорить с начальством: надо открыть — откроет, не надо — закроет.

А куда их…

В душ Александр Михайлович идёт с Людмилой. Пока Сергей бегает с документами, она раздевает уличного бедолагу, моет, оттирает «некультурный слой» с его тела. 

Вся зловонная одежда, что была на бездомном, собирается в мешок и на выброс. Для него уже припасена свежая — нижнее бельё, носки, штаны, кофта. Только с обувью чуть не угадали — не тот размер. Ладно — до машины дойдёт в бахилах, а в «Больничке» что-нибудь подберут.

В душе ещё двое клиентов — мужчина и женщина. Оба в коротеньких белых халатах и шлёпках — местных. Их одежда стирается или уже сушится в соседней комнате, а они уже помылись и отдыхают. Накрыли на стол: лапша, пюрешка, огурчики, лук, чай. 

Сергей тут же заводит разговор, приглашает на приём в благотворительную клинику.

— Ну как, Александр Михайлович, хорошо? Взбодрился? — встречает Сергей выводимого (сам он почти не может идти) из душа Людмилой «клиента».

На бодрого он не очень похож, но чистенький, румяный — короткие волосы торчком. После бани дают отдышаться во дворике у душа. 

За этой идиллией наблюдает всё тот же привратник: 

— И куда вы его теперь? 

— Наверное, в «нарколожку».

— Да, не продумано у нас ничего для таких, как он, — вздыхает мужчина.

Не продумано — не то слово. Сергей всю дорогу рассказывает о том, что вечно надо что-то изобретать. Зимой работают палатки для ночлега бездомных — городской проект. Туда только на ночь пускают — с 20:00 до 8:00. А днём куда деться? Хорошо, если здоровый — можно в город пойти, поискать работу, еду. А как быть инвалидам, старикам? 

— Зимой сотрудничали с государственной палаткой Центра учета. Её курируют хорошие ребята. По медицинским показаниям пациентам разрешали оставаться весь день. Мы привозили туда даже тяжёлых больных. С колостомами. Терминальных. С раком. Была у нас одна совсем лежачая бабушка. Пока мы искали для неё место в хосписе, в палатке принимали и не выгоняли. Мы брали анализы, приходили, проводили нужные процедуры. А тем временем соцработники им пробивали интернаты, больницы, документы восстанавливали. Много чего хорошего сделали вместе за зиму, — рассказывает Сергей.

Там же могли переждать те, кого волонтёры готовили к отправке в другие регионы, у кого семья нашлась или прописка местная — она даёт возможность устроиться в интернат. За зиму так отправили в Самару, Волхов, Вышний Волочок, Карелию, Коми.

Попасть в городские дома ночного пребывания непросто — нужны документы, подтверждающие, что у человека нет регистрации. Есть ещё несколько благотворительных приютов — но в них действуют жёсткие правила: туда, например, не берут людей с алкогольной зависимостью, агрессивных. 

— Куда мы не направляем пациентов — это в рабочие дома. Многие такие проекты — это просто рабство, — добавляет Сергей.

Александр Михайлович отдохнул на багажнике сантранспорта. И мы снова по пробкам мчим на Балтийскую. Сергей то вспоминает байки с выездов, то флиртует с пассажиркой подрезавшего сантранспорт мотоцикла.

Людмила 

О Сергее Иевкове — основателе ББ, её нынешнем директоре — в Петербурге уже знают многие. В 2018 году молодой петербургский анестезиолог-реаниматолог и ещё несколько человек впервые собрались вместе и решили помогать бездомным «по своему профилю» — лечить, перевязывать, консультировать. Потом начались регулярные выезды, открылась Благотворительная клиника на Балтийской улице, 36/9. Приходили новые врачи и волонтёры.

Людмила Мещерякова тоже была волонтёром, а сейчас уже штатный сотрудник. У неё своя история появления в Благотворительной больнице. Или, как она говорит, «свой бэкграунд»: 

— Когда умер муж, у меня начались проблемы с алкоголем. И я попала в наркологическую клинику. Первый раз в 2017-м, потом в 2020-м. Уже пять лет я чиста. 

По профессии она медсестра — в терапии работала, потом в психиатрии, в детском садике, когда у самой дети были маленькими. И это прямо её — помогать, спасть, возиться с тем, кому тяжело.

— Я очень созависимый человек. Когда в больнице лежала, меня очень удивило то, что я там увидела. Мне раньше казалось, что наркоманы — это обязательно опустившиеся, конченные люди. Но в клинике я встречала очень хороших, с большим жизненным потенциалом людей. Просто в какой-то момент что-то у них пошло не так, — рассуждает Людмила. 

И хотя после потери мужа и лечения в клинике из медицины Людмила ушла — стала социальным работником, — по работе в больнице, ритму и экстриму скучала. На глаза попалась страница «Больнички» в ВК. 

— Я долго за ними следила, думала, какие они молоденькие, прикольные, столько всего делают. Хотелось к ним, но мне казалось, что я уже старая. Решилась им написать только в конце 2022-го, заполнила анкету волонтёра.

В 2023-м позвали на выезд. Первый, второй. 

— И всё — я заболела аутричем именно! — говорит Людмила. — Это очень интересно. Искать по дворам, по подъездам бездомного. Помогать. Мне нравится спасать, мотивировать людей, вести их в ГНБ, чтобы они протрезвились и поняли, что жизнь хороша без алкоголя. 

— Не сложно? Это сегодня приятный весенний день, а зимой, наверное, не так здорово по дворам бегать.

— Нормально. Тёплые костюмы надели и пошли. Не проблема. Зимой тем более хочется помогать, потому что понимаешь, что человек может замёрзнуть. Или, наоборот, обжечься. Они греются, пьяные, бывает, засыпают у батарей. Два года назад мы помогали мужчине с женщиной, которые жили на теплотрассе, прямо между труб спали. У них все ноги были в ожогах.

— Дурацкий вопрос: мало кто вот так сможет отмывать бездомного в душе или ехать с ним в одной машине, когда невозможно дышать — как вам не противно? 

— Когда я училась в медицинском колледже, у нас уже на первом курсе была практика в отделении неврологии, где люди часто умирают. Там много тяжёлых пациентов, например, после инсультов. И если ты прошёл там практику, принял это всё, справился, то всё — ты в профессии. Ну либо уходишь из неё. Можно, конечно, ещё в частной клинике работать, стерильный инструмент перебирать, или в регистратуре — бумажки. Но это не моё. Мне хочется драйва. А у нас каждый выезд — драйв. Вот как сегодня — едешь и не понимаешь, получится, не получится, пустят в душ или нет. Всё время какие-то загадки. 

— И что было самое драйвовое? 

— Помню одно колоритное место — что-то вроде лагеря беженцев в Удельном парке. Нам про него подсказали, когда мы у метро работали на выезде — ещё в Мобильной клинике. Там в парке деревянный дом, а рядом палатки, как деревня. Там жили человек 20 — такой лагерь бездомных под открытым небом. Нам там были рады. Только один мужчина пошёл на нас недобро, но не дошёл, упал и там и уснул. 

— Страшно ни разу не было? 

— Может раз только. На Думской. Мы там мужика нашли, осматривали его, я как раз делала ему тесты на ВИЧ, гепатит… И тут подходит бритый «спортик». Как мы поняли — тот мужик был из «рабочего дома», а этот парень из тех, кто их контролирует, начал нашего нами же пугать. И как-то было страшно — скажу что-то не то и тоже могу отхватить. Но в итоге «спортик» ушёл. А того мужика, что мы осматривали, кажется, мы с собой забрали, пристроили куда-то. 

Мы заканчиваем пить чай в Благотворительной клинике. У Людмилы ещё планы: пока у Сергея приём сложных пациентов, ей надо разобраться с парой подопечных — сходить с ними решить вопросы с документами и лечением. А потом снова надо вернуться к Александру Михайловичу.

— Если мы его в ГНБ отвезём и он ляжет, я буду самым счастливым человеком вечером, — говорит Людмила.

Вечер 

Наверное, в тот вечер Людмила всё же была не самым счастливым человеком. В итоге всё снова пошло по другому сценарию: на осмотре в клинике стало ясно, что у Александра Михайловича гангрена. По скорой его направили в стационар. На несколько дней ему дом найден.

***

Пока готовился текст, стало известно, что 30 апреля Александра Михайловича прооперировали — ампутировали часть стопы. В последний момент он уже было сдал назад — отказался от операции, выписался, хотя команда «Больнички» уговаривала его не делать этого: слишком велик риск погибнуть от сепсиса.

Но через несколько дней те самые женщины из храма — связные — встретили Александра Михайловича на улице, убедили вернуться в больницу и лечиться. 

— Вы, Сергей Анатольевич, на меня больше не сердитесь? — чуть виновато улыбаясь, спрашивал Александр Михайлович Сергея Иевкова, приехавшего навестить его после операции.

— Да нет, конечно, чего сердиться, — привычно отвечал главврач.

В Благотворительной больнице уже собрали документы на медико-социальную экспертизу, чтобы Александр Михайлович смог оформить инвалидность. Из больницы его выпишут только после майских праздников. А дальше — врачи и социальщики снова начнут импровизировать. Путь с улицы — неблизкий.