Предатели и просто разбойники: как под блокадным Ленинградом орудовали отряды лжепартизан

«Врывались в деревни с песнями, с ходу расстреливали полицаев»

— Прежде чем говорить о лжепартизанах, расскажите, как появились нормальные партизанские отряды. Готовились ли у нас вообще до нападения фашистов к тому, что придётся вести ещё и войну в тылу?

— В Ленинграде, только отошедшем от Советско-финляндской войны, о партизанском движении не думали. Были убеждены: если что, то малой кровью, могучим ударом сокрушим врага и вообще будем воевать на чужой территории. Если кто-то из военных начальников и размышлял об этом, то не говорил вслух из опаски навлечь на себя внимание властей за паникерство, трусость, неверие в победу Красной армии. 

А те партизанские базы, которые создавались у нас в 1920-е, были уже ликвидированы. 

Но уже в августе 1941 года в Ленинградской области в тылу врага появилось достаточно серьезное партизанское движение, был организован Первый партизанский край. И возглавлял Ленинградский областной штаб партизанов советский партийный деятель, секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Михаил Никитич Никитин. 

В чем специфика и трагедия первых партизанских отрядов? Чаще всего в них входили солдаты и командиры, попавшие в окружение. И некоторые бывшие окруженцы станут, не побоюсь этого слова, звездами и символами партизанского движения. Например, легендарный комиссар 5-й Ленинградской партизанской бригады, Герой Советского Союза Иван Иванович Сергунин. Бригада уничтожила сотни вражеских вагонов, тысячи солдат и офицеров противника, участвовала в освобождении Ленинграда от блокады.

Позже начинают формироваться нередко, к сожалению, по формальным признакам уже местные партизанские отряды, куда входили руководители милиции и милиционеры, секретари райкомов и обычные местные жители. Со своими основными обязанностями они справлялись. В 1942 году режиссёр Иван Пырьев снял блестящий фильм «Секретарь райкома», в котором показано, как партийный руководитель организует партизанский отряд, а потом у него начинается психологический поединок с немецким полковником. Такого сюжета в реальной жизни не было. Это слишком красивая, хотя и очень интересная, позитивная сказка. Тем не менее сопротивление в тылу врага было очень серьёзным. Но в семье оказалось не без урода.

— Вы говорите о ложных партизанских отрядах?

— Да. Псевдоотряды были двух видов. 

В первом, его можно назвать экономическим, подвизались мародёры, трусы, не обязательно уголовники. Я бы назвал их словами белорусского писателя Василя Быкова — «куркули». Они прятались в лесах, всегда готовые пограбить в первую очередь тех, кто был более беззащитным. Такие отряды если и нападали на немцев, то в первую очередь на обозы, где можно было поживиться. Все эти личности пытались пережить войну, прячась в укромном месте. В 1943-1944 годах они начали постреливать в спины отступающих немцев, а некоторые даже требовали себе награды, уверяя, что все эти годы воевали. Но назвать их настоящими полноценными партизанами нельзя. Потому что «куркули» если не лжепартизаны, то пародия на настоящих народных мстителей.

Усиление сопротивления, срыв планов молниеносного захвата Советского Союза заставил оккупационные и пропагандистские службы противника активно вовлекать в войну коллаборационистские подразделения из русских граждан. В мае 1942 года штаб Гитлера издал для войск вермахта наставление «Боевые действия против партизан», которое санкционировало создание лжепартизанских отрядов.

Но ещё в ноябре 1941 года полиция безопасности и служба безопасности (СД) организовали в Луге одну из первых разведывательно-карательных групп, куда входили уголовные элементы. Поначалу их было восемь человек. Руководить группой немцы назначили некоего Николая Мартыновского. Когда-то он приехал учиться в Ленинград из Омска. До войны второкурсник Ленинградского медицинского института попал в лагерь, в 1940 году вышел на свободу. Мартыновского лишили права проживания в Ленинграде, и он жил в Луге. Когда пришли гитлеровцы, сдался им добровольно. Окончил спецшколу и даже получил звание лейтенанта вермахта.

С декабря 1941-го до весны 1942-го группа Мартыновского входила в населённые пункты, выдавая себя за народных мстителей. Она выявляла места расположения партизан, подпольных организаций, разведчиков и лиц, оказывающих помощь партизанам. Таким провокационным методом было вскрыто и уничтожено несколько советских разведывательно-диверсионных групп. Каратели расстреляли более ста партизан и сочувствующих партизанам жителей, сожгли несколько деревень.

Подозрений у людей не вызывали — врывались в деревни с песнями, с ходу расстреливали полицаев, на это немецкое командование дало добро.

Печально известен также 667-й русский егерский ост-батальон «Шелонь», созданный в 1942-м из советских военнопленных. Батальон, состоящий из коллаборационистов, не один месяц выполнял свою черную работу, уничтожая русские деревни. 

Ленинградские партизаны регулярно сообщали в Ленинградский штаб партизанского движения, что оккупанты всеми средствами пытаются расколоть связь местных жителей с настоящими борцами, организовывают шайки бандитов, задачей которых является грабеж мирного населения под видом партизан. Цель была одна — настраивать людей против народных мстителей.

Фронтовики просили разрешения лично казнить преступников

— А что стало с «советским эсэсовцем» Николаем Мартыновским?

— Постепенно его группа разрослась до ста человек. В 1944 году эту «ягд-команду» перебросили из Белоруссии в Хорватию, где каратели также чинили зверства. В сентябре 1944 года по пути в Польшу Николая Мартыновского убил (по официальной версии — «из-за неприязненных отношений») его заместитель Игорь Решетников.

— Что вас поражало больше всего, когда вы изучали архивные уголовные дела?

— Главное открытие, которое сделал для себя — вчерашние каратели в жизни устраивались порой лучше, чем настоящие герои и партизаны, инвалиды-красноармейцы.

— Об этом приходилось читать у писателя Алеся Адамовича, который считал, что умение предателей устраиваться — это то общее, что их объединяет…

— Да, ими двигало в первую очередь желание выжить во что бы ни стало. Я уже говорил об ост-батальоне «Шелонь». Был сформирован на Псковщине — в деревне Скугры Дновского района. В нем оказался бывший красноармеец Григорий Гуревич-Гурвич, попавший летом 1941 года в плен под Нарвой. Ему было 35 лет. Вся семья этого еврея-карателя была вырезана в Харьковской области. А он безжалостно творил кровавые преступления у нас на северо-западе. Григорий дослужился до фельдфебеля и был награжден четырьмя медалями.

В 1943 году подразделение «Шелонь» перебросили в Данию. Гуревич-Гурвич позже решил вернуться на родину. Он убедил особый отдел, что все время был военнопленным. Был очень убедительным, ему поверили, и бывший каратель благополучно служил два года переводчиком в военной комендатуре Лейпцига. После войны поселился в Кировской области. Вышел в передовики, получал грамоты и премии. В 1957 году его наградили медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

Вычислили военного преступника в 1961 году, можно сказать, чудом. На улице Гуревича-Гурвича случайно увидел человек, помнивший его зверства во время войны. Вскоре Григория арестовали.

Судебный процесс был открытым. Всех, кому довелось услышать показания бывшего коллаборациониста, потрясло его поведение. Бесстрастно рассказывая о том, как он расстреливал людей из пулемёта, не раскаивался, не волновался. Многие фронтовики, читая о процессе в газетах, писали письма, просили разрешить им лично казнить преступника. В 1962 году его расстреляли.

— Вы осуждаете военных преступников?

— Те люди, которые взяли оружие в руки, убивали наших соотечественников, продлевали и ужас блокады, и кошмар войны хотя бы на несколько секунд, минут, часов или дней, они совершили преступления, не имеющие срока давности. 

Кто-то вообще избежал наказания по причине маловажности совершенных преступлений. Я считаю, что мы не вправе быть строже тех людей, кто амнистировал их тогда. Они воевали, у них было право на прощение. Но все-таки не с уголовно-правовой, а с морально-нравственной точки зрения они заслуживают осуждения, презрения.

Мы ведь ещё говорим о миллионах наших соотечественников, которые оказались в сложнейших условиях, а по сути своей — за границей, не уезжая из дома. Они выживали, спасали жизни своих близких, родных, детей. И вот по отношению к ним для меня главными остаются слова Священного писания: «не судите, да не судимы будете». 

«Голодая, не пошли на сотрудничество с врагом»

— Борис Николаевич, много лет вы участвуете в федеральном проекте «Без срока давности». В его рамках проводятся просветительские акции, конференции, в которых принимает участие молодёжь. В чем его важность? 

— Проект «Без срока давности» необходим, безусловно, для восстановления исторический правды о войне. Для меня война — это и личная история. На днях в Государственном мемориальном музее обороны и блокады Ленинграда увидел выставку, и мне показалось, что на одной из фотографий я узнал свою маму. Моя мама, Людмила Михайловна Соловьева, в дни блокады маленькой девочкой была эвакуирована в Кировскую область, в пять лет участвовала в агитбригаде детского сада — ходила по госпиталям, пела песню «Ай, ты, немец, распроклятый немчура, слышишь грозное советское «ура»…» И вот в музейной экспозиции обнаружил снимок места, где находился мамин детский сад, его воспитанников. Один мой дедушка воевал под Сталинградом, был награждён двумя орденами Красной Звезды. Второй дед погиб под Киевом в 1941 году, а его годовалый сын, мой будущий отец, находился в оккупации на Украине.

— Все ли документы по теме, которой вы занимаетесь, рассекречены?

— Нет. Но я ввожу в научный оборот много материалов, и как раз в рамках проекта «Без срока давности» часть документов рассекречивают, что раскрывает новые и ранее неизвестные факты, связанные с войной.

— Приходилось ли при работе в архивах сталкиваться с неожиданными для вас вещами? 

— Однажды изучал уголовное дело новгородского полицмейстера Никиты Яковлевича Расторгуева. И в одной из папок с удивлением увидел показания… сестёр Татьяны и Натальи Гиппиус. Они были родными сёстрами известного критика, поэта Серебряного века Зинаиды Гиппиус. В конце 1920-х две сестры были арестованы, обвинены в антисоветской деятельности, попали в лагерь. 

Чекисты их допрашивали, но отпустили. Меня несколько листков показаний этих женщин тронули до самого сердца…

— Борис Николаевич, почему вы обратились к изучению этих столь непростых вопросов?

— О героизме, силе духа наших людей во время Великой Отечественной войны написаны тысячи трудов и художественных книг, сняты замечательные фильмы. Но были и те соотечественники, кто хотел купить себе жизнь ценою сотрудничества с гитлеровцами, пытаясь выжить в тех экстремальных условиях. Почему в советское время было не принято говорить о них? Это очевидно — не хотели дискредитации, черноты, подрыва стереотипного светлого образа Красной армии и советского человека. 

Когда в середине 1980-х началась перестройка, а вместе с ней пересмотр всей отечественной истории, появились работы, авторы которых старались всячески подчеркнуть, что Советский Союз был страной предателей и под нацистскими знамёнами готовы были идти чуть ли не миллионы граждан. 

Для меня история не может быть предметом политических спекуляций, я решил рассмотреть и проанализировать проблему всесторонне. И до сих пор, спустя годы, не получил ответы на все свои вопросы — тема оказалась неисчерпаемой…