«Победить страх жизни»: почему Михаил Зощенко остаётся актуален в наши дни

«Дописывают так, как будто в стране ничего не случилось»

— Иногда мне кажется, что Михаил Зощенко — великий русский писатель, превращён сегодня в бронзовый бюст на пыльном шкафу в школьном кабинете, — говорит Вера Зощенко. — Если мы хотим, чтобы новое поколение стремилось к чтению, любило литературу, нужно и преподавать этот предмет иначе, и разговаривать на языке, более понятном нашей молодежи.

— А как именно? 

— «Михаил Михайлович Зощенко родился в 1894 году в дворянской семье. Участник Первой мировой войны, он сразу принял Октябрьскую революцию…» — рассказ о моём прадеде нередко начинается именно так. И, если продолжать в том же духе, загоняя писателя в определённые рамки, точно могу сказать, что такой подход не сработает. С нами ещё могло пройти, с нынешними школьниками прокатит, что называется, едва ли.

В прошлом году на фестивале «Книжные аллеи» решила представить известный рассказ Михаила Михайловича «Страдания молодого Вертера» в авторской обработке. «Перевела» его на современный сленг, используя словечки типа «чилить», «флексить», «кринж» и другие, столь популярные сейчас в молодежной среде. Нарочито оставила неизменными два последних абзаца, начиная со слов «Я бодро еду на велосипеде»… И дальше: «Снова хочется сказать что-нибудь хорошее или крикнуть: "Товарищи мы строим новую жизнь, мы победили, мы перешагнули через громадные трудности — давайте всё-таки как-нибудь уважать друг друга"».

Реакция большинства слушателей была примерно такой: «Фу, какой ужасный русский язык! То ли дело финал, придуманный самим писателем». 

Ведь язык отражает эпоху — то, как мы думаем и выражаем мысли. 

К слову, сто лет назад подобные дискуссии бурлили и вокруг языка произведений тогда начинающего литератора Михаила Зощенко. «Нам нужен ржаной хлеб, а не сыр бри», — эта фраза из письма редактора молодому писателю стала хрестоматийной. Некоторым тогдашним критикам открытые Михаилом Зощенко новые языковые формы виделись «как нарушение привычных представлений о литературном каноне». А сам Михаил Михайлович не раз говорил: «…Уже никогда не будут писать и говорить тем невыносимым суконным интеллигентским языком, на котором многие ещё пишут, вернее — дописывают. Дописывают так, как будто в стране ничего не случилось».

— И писателю приходилось доказывать, что его «язык — это интонации улиц»…

— Да. Невзирая ни на что, он шёл вперёд по открытому им пути. Другому редактору, утверждающему, что произведения Михаила Михайловича «не есть литература», он ответил так: «Я не стал ждать, когда отрастет хвост у моего литературного коня. На своём "бесхвостом коне" я поехал дальше». И оказался прав: сегодня книги Зощенко остаются такими же любимыми, их читают не только в России.

Без «распятия» было бы невозможно вознесение

— Если вернуться к вопросу о том, как нужно говорить о Зощенко с молодым поколением…

— Мне кажутся удивительно точными слова австрийского композитора и дирижера Густава Малера, который однажды заметил: «Традиции — это передача огня, а не поклонение пеплу». В последнее время ношусь с этой цитатой, потому что фраза помогает понять: когда мы рассказываем о жизни и творчестве большого писателя, важно передать некую искру, увлечь слушателя его жизнью, поступками.

Мы все не просто хотим, а порой требуем, чтобы современные дети почитали нашу культуру, росли читающими, грамотными. Но при этом не всегда уважаем их культуру, тем самым убиваем саму возможность диалога. Чтобы вести разговор, наверное, требуются учителя с другими настройками сердца?

Мне очень близки идеи сотрудников любимого литературного музея «XX век». Им удалось найти нужные интонации в рассказе о жителях знаменитого Писательского дома (набережная канала Грибоедова, 9 — ред.), где жил с семьей и мой прадед. Дети выходят из музея, наполненные восторгом в душе и желанием вернуться туда ещё и ещё.

— Вера Михайловна, чему, на ваш взгляд, Зощенко может научить новое поколение?

— Для меня некоторые моменты в его поведении стали главными моральными ориентирами навсегда. В дни жизненных коллизий и прочей «турбулентности» именно образ прадеда позволяет оставаться стабильной, устойчивой. То невероятное достоинство, с которым он переносил всё, что выпало на его веку, может, наверное, стать примером не только для нашей семьи.

Пережив две мировых войны, Михаил Михайлович оказался, втянутым, как мы знаем, ещё в одну «войну», идеологическую, начавшуюся во всей полноте в 1946 году с печально известного постановления ЦК ВКП(б) «О журналах "Звезда" и "Ленинград"». Одна только фраза прадеда «Я — русский офицер», произнесённая на заседании, на котором его исключали из Союза писателей СССР, говорит о многом. 

У меня, кстати, часто спрашивают, удалось ли в конце концов докопаться до истины и узнать, почему государственная машина обрушила всю свою сокрушительную мощь именно на двух писателей — Анну Ахматову и Михаила Зощенко. Существует, как мы знаем, несколько версий. Но, если завтра исследователи литературы вдруг назовут самую-самую верную причину случившегося, для меня это ничего не изменит. Потому что всё уже свершилось. Наверное, без этого «распятия» было бы невозможно вознесение, точнее, бессмертие? Хотя хочется верить, что Анна Андреевна и Михаил Михайлович и без этого навсегда бы вошли в историю русской культуры…

Оболганный писатель, выброшенный за борт литературы, оставшийся без куска хлеба, мог озлобиться, ожесточиться или свалиться в обвинения. Но… Ничего этого не случилось — Михаил Михайлович продолжал оставаться самим собой — уважающим людей, добросердечным. Он никогда не позволил себе поливать грязью свою страну. В 1950 году в письме только и сказал: «…выхожу из четырехлетней беды с немалым уроном — "имение разорено и мужики разбежались"».

Когда уже после смерти Иосифа Сталина к нему на дачу в Сестрорецк приехала целая делегация с заманчивым предложением восстановить все права, начать издавать книги миллионными тиражами в обмен на выступление против ушедшего из жизни главы страны, Михаил Михайлович мог согласиться и отыграться сполна. Но его ответ коллегам по перу был коротким: «Я никогда не был и не буду ослом, пинающим мертвого льва».

Даже в письмах, написанных «вождю народов» в конце 1940-х, Михаил Михайлович просил только об одном: разобраться во всей этой чудовищной ситуации, признать все случившееся ошибкой. «Я ничего не ищу и не прошу никаких улучшений в своей судьбе», — так он начал одно из посланий.

«Моя тема — "переделка человека"»

— Читала, что на одном из писем Иосиф Сталин начертал своей рукой: «Разве этот дурак, писака Зощенко, балаганный рассказчик, может, воспитывать»?

— И тут жизнь все расставила по местам. Именно Михаил Михайлович и может воспитывать. Его творчество — огромное, уникальное, неисчерпаемое полотно, каждый может найти в нем созвучные своей душе мысли. В книге «Перед восходом солнца», которую он считал главной, писатель рассказал о преодолении себя, и она может стать духовной опорой и в наши дни, ведь это произведение помогает «победить страх жизни».

«Моя тема — "переделка человека", но не в том смысле, как это выражение употребляется критиками. Я имею в виду переделку не персонажей, а читателя, который должен с помощью художественной сатиры воспитывать в себе отвращение к уродливым и пошлым сторонам жизни», — и это тоже Зощенко.

Поставленный в 2019 году в Балтийском доме режиссёром Андреем Прикотенко спектакль «Зощенко Зощенко Зощенко Зощенко», получивший высшую театральную премию Петербурга «Золотой софит», ставит перед зрителем вечный вопрос: является ли будущее лучше прошлого? Искусство, понятно, не дает точных ответов, каждый отвечает на этот вопрос в меру своего миропонимания. Очевидно одно: Михаил Михайлович, его герои — и сегодня среди нас.

Моя бабушка по линии мамы Ольга Соловьёва часто повторяла: «Мы с Христом — коммунисты». Если вдуматься в эти слова, то они — о духовности. Михаил Михайлович в рассказах и повестях как раз предложил всем нам воспитывать в себе эту самую высокую духовность с помощью юмора и смеха. 

Произведения Зощенко и о том, чтобы помочь получше познакомиться с собой. На своих кухнях мы порой все разложим по полочкам, расскажем в том числе и как страной управлять, но при этом часто не можем разобраться в отношениях между членами собственных семей. И я предлагаю воспринимать известный лозунг Михаила Михайловича «Человека жалко», как призыв к каждому из нас стать снисходительнее, мудрее, человечнее…