Как Турция принимает релокантов из России — и что может измениться, если к власти там придёт новый президент

О релокантах

— Команда оппозиционного мэра Стамбула в 2022 году предложила мне работать у них политическим советником: писать для них отчёты о России, о ситуации в Украине, о постсоветских странах. Я согласился, и сейчас занимаюсь не только этим, но и помощью людям, которые бежали в нашу страну от военных действий. В Стамбуле много и украинцев, и россиян. Сколько именно — точно никто не знает. 

Мы помогаем беженцам, мигрантам и релокантам осваивать турецкий язык, турецкую культуру, проявлять себя в этой области. Одновременно я исследую то, как люди интегрируются в наше общество, и мы с мэром регулярно обсуждаем это.

Отношение к приезжим из разных стран в Турции отличается. К россиянам и украинцам оно хорошее. А вот к мигрантам из Сирии и Афганистана много негатива. Их и количественно больше. Сирийцев у нас больше 3,5 миллионов. Из Афганистана тоже очень много людей. Они во многом ассоциируются у нас с преступностью и дешёвым трудом. Работодатели с большей охотой берут сирийца, если хотят сэкономить. Получается такой демпинг на рынке труда, местные жители недовольны.

Единственный момент, связанный с россиянами, который вызывает в Турции негатив — это рост цен на жильё. Стоимость квартир и домов и так становилась всё менее доступной из-за экономического кризиса. 

При этом доходы у местных остались прежними, доступность жилья для нас снизилась. Особенно это актуально для Антальи и Стамбула.

В остальном отношение к россиянам спокойное. Эта волна эмигрантов из России — третья для Турции за современную историю. Уже много смешанных, интернациональных семей. После революции 1917-го белые эмигранты очень помогли нам в области культуры и искусства, ресторанного дела. В 1990-х мы с россиянами стали больше сотрудничать в области туризма и торговли, создались общие семьи. Сейчас новый приток культурного потенциала — посмотрим, к чему это приведёт.

Об аэропортах Стамбула

— Мы знаем, что на фоне санкций аэропорты Стамбула обрели особое значение для россиян. В целом наш город — крупный транзитный центр. По странному стечению обстоятельств турецкие власти закрыли один из аэропортов, хотя их нужно больше, а не меньше. Для Стамбула хотя бы три аэропорта — было бы отлично. Сейчас их два. Есть новый большой аэропорт в европейской части города, и ещё один — в азиатской.

Мы в стамбульской мэрии обсуждаем, как улучшить условия для туристов и релокантов из России, Украины и других постсоветских стран. Действительно много людей приезжает к нам именно отсюда.

Я хорошо понимаю, каково оказаться в новой стране. Я помню, как сам когда-то переехал жить из Турции в СССР, ещё не зная русского языка.

О будущем российско-турецких отношений

— В Турции 21 год высшую должность занимает один и тот же человек (Реджеп Эрдоган был премьер-министром Турции с 2003 по 2014 год, с 2014 он президент, позиция премьер-министра упразднена — ред.), десятки миллионов людей не согласны с этим. Каким-то образом ему пока удаётся оставаться у власти. Но сейчас социологические опросы показывают, что, скорее всего, Эрдоган проиграет на этих выборах — они уже 14 мая. У него в руках мощные рычаги: под его контролем государственная власть, судебная система, больше 90% СМИ. Но всё-таки сейчас есть шанс. 

Наш режим устроен так, что смена власти по результатам выборов высоко вероятна — пока что в России многие не понимают этого. Многопартийная система у нас появилась в конце 1940-х. Впервые оппозиция победила в 1950-х, и с тех пор за 19 крупных избирательных кампаний власть сменилась девять раз. Сейчас мы видим, что это может произойти снова.

Если лидер турецкой оппозиции Кемаль Кылычдароглу победит в президентских выборах, отношения Турции и России могут стать даже лучше. Эрдоган непредсказуемый. Он может сегодня с вами договориться — а завтра всё изменится. Турция совершила при его руководстве ужасную ошибку во внешней политике — сбила российский самолёт 24 ноября 2015 года. А Кемаль Кылычдароглу говорит, что непредсказуемости в политике не должно быть. У нас будет спокойная линия сотрудничества и с Россией, и с Западом, и с Востоком — и мы будем её придерживаться.

Возможны переговоры о членстве в Евросоюзе, но и дружба с Россией сохранится. Что касается санкций, оппозиция не раз заявляла следующим образом. Мы уважаем решение Совета Безопасности ООН — это святое. А решения остальных структур, членами которых мы не являемся, мы будем рассматривать отдельно. В зависимости от интересов Турции.

О землетрясении как политическом факторе

— Февральское землетрясение в Турции, конечно, влияет на политическую ситуацию. Многие видят вину действующей власти в тяжёлых последствиях, гибели людей. Только по официальным данным погибли порядка 51 тысячи человек. В реальности может быть гораздо больше.

В руках президента сконцентрирована абсолютная власть: на нём завязано всё, через него решаются многие вопросы, вплоть до мелочей. Эта вертикаль усилилась по итогам референдума 2017 года, который инициировал сам Эрдоган.

Так вот во время землетрясения службы и чиновники на местах долго не принимали решений, ожидая указаний сверху — и от аппарата президента, по нашим данным, своевременно нужных указаний не поступало. А важны именно первые два-три дня, когда ещё можно спасти людей. Эти три дня были упущены. Не были мобилизованы армейские силы для работы на завалах. Службы экстренной помощи слабо показали себя.

Власть не справилась с ситуацией, и многие думали, что ослабевший Эрдоган теперь проиграет с большим отрывом. Но политическая обстановка сложнее.

У власти в руках деньги и все ресурсы государства. Она может выплачивать денежные компенсации пострадавшим, строить новые дома. У оппозиции этого нет. Мы можем обещать, рассуждать, вспоминать японский опыт — но это слова. Не обладая полномочиями, не подтвердишь их делом. Эрдоган пытается обернуть ситуацию в свою пользу.

О голосовании в Турции

— У нас нет электронного голосования, поэтому контролировать выборы проще. Дело за тем, чтобы следить: что происходит с бюллетенями. По закону у нас всё отлично: представители всех партий контролируют избирательный процесс.

До 2019 года оппозиция мало внимания уделяла наблюдению. Бывало, ещё в разгар дня голосования политики от «партии власти» заявляли, что победят с большим отрывом. Оппозиционеры слушали это, смотрели на результаты экзитполов — и уходили с избирательных участков. После этого фальсификаторы могли делать, что хотят. В 2019 году оппозиционные партии всё-таки начали внимательно контролировать каждую урну. В том числе поэтому им удалось победить в крупных городах.

Ещё один важный момент. Участие в выборах для турок — это святое. В целом, наверное, турецкий народ не самый сознательный, особенно что касается демократии. На улицу люди обычно не выходят, нет ни стачек, ни забастовок, ни уличных протестов. Но выборы турки уважают, они активно голосуют. В Турции обычная явка — 85% (для сравнения: явка на президентских выборах в России в 2018 году была 68%, на выборах в Госдуму в 2021 — 52% — ред.). Приход реальных избирателей мешает фальсификациям.

О любимых местах в Петербурге

— В моей жизни было много городов и стран. Но Петербург для меня — это особенное место, часть моей молодости. Я вижу, что за 40 лет многое изменилось, стало более современным — и мне это нравится. С другой стороны, то, что не меняется, я тоже люблю. Здесь у меня появляется обманчивое ощущение, словно я возвращаюсь в своё прошлое. Я люблю Петербург. Несмотря на то, что я всё-таки турок — и климат совсем не тот, что у меня дома.

Мне нравятся здесь классические места. Если я оказываюсь в городе на сутки, то гуляю по Невскому. 

— совсем не такой ровный, прямой, идеальный.

Естественно, мне нравятся набережные Невы и водные прогулки по рекам и каналам. Васильевский остров, где я учился. 1-я линия В. О. Места, где я жил: Новоизмайловский проспект, улица Кораблестроителей.

Когда времени немного, ограничиваюсь центром города, музеями. Музей Достоевского, например. А если времени больше — то Пушкин, Павловск. Можно продолжать.