Почему скамейка, фонарь, торговый центр или психлечебница расположены там, где они расположены? Как на это влияют власти, архитектурные традиции и амбиции девелоперов? Архитектор Эбба Хогстрём в рамках проекта «Творческое объединение кураторов» рассказала, как горожане должны воспринимать городское пространство, чтобы стать его хозяевами, и как пространство влияет на наши будни.
Мы быстро привыкаем к тому месту, где живем. Как ходит общественный транспорт, что ждет нас на улице, как расположены объекты инфраструктуры. Окружающая среда создает фрейм, схему действий в нашем подсознании, которая влияет на всю нашу жизнь. Как работаем, как отдыхаем, как воспринимаем окружающих. Городское пространство, хотим мы того или нет, отражается на нашем внутреннем мире. Независимо от того, в какую историческую эпоху вы родились, в каком городе вы живете, городская среда может быть улучшена. Она влияет на человека, и в то же время человек сам влияет на среду.
-
Фото: Сергей Николаев
-
Фото: Сергей Николаев
-
Фото: Сергей Николаев
-
Фото: Сергей Николаев
-
Фото: Сергей Николаев
-
Фото: Сергей Николаев
-
Фото: Сергей Николаев
Американский композитор и философ Джон Кейдж сказал: «Не существует «пустого пространства» и «пустого времени». Задержите дыхание, ведите себя настолько тихо, насколько возможно, – вы все равно что-нибудь услышите». Самая известная композиция Кейджа называется «4'33». Она «исполняется» на фортепьяно в трех частях, при этом исполнитель ни разу не нажимает на клавиши. Фактически это 4 минуты 33 секунды тишины. Кейдж доказал, что мы всегда что-нибудь видим и слышим. Вместо музыки звучат сами 4 минуты 33 секунды. Попытайтесь взглянуть на городское пространство с этой стороны. Не отделяйте искусственную среду от мест, где якобы ничего нет. Свалка, парковка, кусты, «ничья» земля, «пустое пространство» оказывают такое же влияние на повседневные практики человека, как дворцы и музеи. Мы чувствуем и воспринимаем их «музыку».
На курсах в Школе городского планирования в Стокгольме мы изучаем пространство и определяем проблемы социума, который его использует. Студенты выполняют работу исследователя, журналиста и детектива. Многое позволяет выявить «ломка» привычного пространственного фрейма. На карте местности рисуется произвольная прямая линия, по которой предстоит совершить путешествие. Вы идете по прямой, делаете фотографию каждые пять минут, при этом пересекаете разные функциональные зоны, встречаете дикую или обустроенную местность, флору, фауну, культурные, политические, этнографические ситуации. Постепенно выстраивается общая картина. Если хотите, исследование можно назвать микрополитикой. Изучение пространства – это шаг к саморефлексии общества, изучение нас самих.
Маршруты движения рисуются очень просто. Студенты берут упаковку прямых несваренных макарон, встают спиной к огромной карте, расположенной на полу, и бросают макароны через плечо. Линии определяются по тому, как легли макаронины. Теперь их нужно исследовать.
Архитекторы часто думают, что они производят пространство. Что пространство – это физический объект, который можно физически обустроить, как обычную жилую комнату. Почти все человеческие практики выполняются в специально отведенных для этого местах – офисах, школах, больницах, ресторанах, гостиницах. Искусственная среда полна значений. Но результат планирования, присвоенных месту значений может сильно отличаться от намерений проектировщиков, архитекторов, политиков. Пространство может приобретать новые значения.
Пространство не только субъект, но и объект. Примером того, как архитектура и общественные отношения обуславливают друг друга, является организация пространства для психически больных. В XIX веке психлечебницы располагались в огромных сооружениях, практически тюрьмах на городских окраинах. Стандартной общественной практикой взаимодействия с безумцами было построить между ними и обществом стену – физическую и культурную. Фактически их отправляли в гетто. В XX веке начала происходить эволюция отношения к больным на макро- и микроуровнях. Охрана психического здоровья начала децентрализироваться, интегрироваться в общественное пространство.
Основной вопрос – как должна проходить географическая децентрализация психлечебниц. Интеграция в местное сообщество позволяет сгладить некоторые эффекты болезни. С другой стороны, социальные связи зачастую являются причиной болезни человека, и больных нужно уберегать от такого негативного воздействия. В 1960-70-е годы в Швеции начали экспериментировать с пространством для психически больных. Эксперименты переросли в так называемый «Проект Наска». Это революционный тип лечебницы, который реализует очень важный принцип: попасть в лечебницу сложнее, чем выйти из нее. А общение между врачом и больным должно происходить на паритетных правах.
Обычно клиент попадает сразу в регистратуру. Здесь он проходит по извилистому коридору и оказывается в холле, где проводят свободное время больные. У врачей нет фиксированных кабинетов, прием проводится там, где договорятся врач и больной. Не образуется начальственного фрейма. Регистратура находится в отдаленной части первого этажа и отделена широким диваном.
И последнее, о чем я хочу рассказать, – это метод диалектограммы, который соединяет в себе карту местности (более или менее условную) с историями, произошедшими на этой территории. Метод позволяет жителям гордиться своей местностью, чувствовать ее историю и потенциал позитивных изменений.
***
Эбба Хогстрём – архитектор и историк архитектуры, имеет докторскую степень по планированию и анализу городской среды. Более 15 лет занимается практическими архитектурными проектами, а также городским планированием и дизайном, реновацией школ, офисных зданий, здравоохранительных учреждений и жилых домов. Участник двух проектов бюро Färgfabriken - Stockholm at Large (2001-2001) и New Urban Topology (с 2010 года).
