Петербурженка Алла Джигирей сто дней вела дневник самоизоляции, дневник художника — каждый день рисовала, сопровождая рисунок коротким текстом.
Алла Джигирей вместе с мужем Борисом Забирохиным — известные российские художники, создатели творческого объединения «Дети Архипа Куинджи», их работы хранятся в музеях и частных коллекциях России и мира. Так появилась уникальная книга художника в единственном экземпляре, созданная Аллой во время эпидемии:
— Я купила блокнот, мне его переплели в издательстве «Вита Нова», блокнот я берегла для Флоренции — думала, что мы туда поедем и я буду делать наброски. Или я его поберегу для материалов к Достоевскому, но как 28 марта объявили карантин, я поняла, что пришел черед этого блокнота.
Десять дней назад в семье родилась младшая внучка. Фигурка младенца будет возникать на страницах дневника и станет символом любви и тепла.
Алла с Борисом на самоизоляции поселились на Обводном, в мастерской, боялись заразить детей и внуков, пожилую маму Аллы. С художниками жили собаки — Флора и Клякса. Они и стали персонажами книги.
Семья успела за три дня до карантина снять веранду в Комарово. И поездки туда стали отдушиной, приключением. Топили печь, пока было холодно. Читали. Гуляли по окрестностям.
Чем отличалась во время самоизоляции жизнь семьи — двух художников, которые и так все время, в основном, проводят в мастерской, выходя или на выставки и в музеи, или к друзьям? Фиксация быта становилась фиксацией бытия.
«Вдруг каждое маленькое действие, самое простое — душ принять, чашку чая налить, покормить собачку — оказывается очень важным, важнее, чем в обычное время, — говорит Алла. — Важнее потому, что на фоне этой чумы ты начинаешь смотреть по-другому даже на какие-то маленькие предметы вокруг».
Фиксировали все — выросший на подоконнике лук, выход в магазин в новом облике — в строительных защитных очках и платке на лице вместо маски. Вот надо постричься все обросли, а парикмахерские закрыты. Ну что ж — стрижем дома…
«Каждый день было разное настроение, вот один день, когда название месяца я написала как мартобря, когда навалилась усталость».
«Уже озверели» — пометка на рисунке, где сказано, что день самоизоляции пошел 31-й. «Очень хочется просто внешних впечатлений, даже простых», — пишет Алла. И фиксирует их.
13 апреля супруги мастерскую на Обводном впервые покинули не для магазина или прогулки с собаками — надо было выйти в печатную мастерскую, потому что Алла и Борис считали своим долгом поддержать книжников России. Журналист Зинаида Курбатова снимала сюжет о том, что книга — это как хлеб или мыло — предмет первой необходимости, что книжников — издателей, владельцев книжных магазинов — надо поддержать.
События внутри самоизолировавшейся семьи и события замершего опустевшего, несколько оглушенного, притихшего города, где почти все больницы стали ковидными, где возникли невиданные доселе очереди из скорых — все эти события отражались на страницах стодневного повествования Аллы Джигирей.
Вот она пишет: «Врачи умирают в Боткинской. В Ленэкспо открывается госпиталь. 27 апреля появляется стена памяти погибших медиков на Малой Садовой улице. И в городе практически каждый теперь знает, что такое КТ, сатурация, пульсоксиметр, обсерватор, чистая и красная зоны. Алла фиксирует этот ковидный глоссарий. Она пишет о том, что парадную моют хлоркой, но только до второго этажа, свою площадку Алла моет сама.
«Пятое мая, 39-й день чумы». «На 49-й день умерли художник Виктор Пермяков и скульптор Роман Шустров». «8 мая. 220 медиков в России умерли». «20 мая. Пришли к соседям медики (рисунок изображает медиков в противочумных костюмах. — Прим. авт.), кричали нам „мойте руки“, „все врут, все врут!“ И мы сразу убежали в Комарово и затопили печку». «День Великого Сидения 67-й».
Алла говорит, что страх приходил тогда, когда узнавали о смертях врачей, когда не хватало информации: «Лучше бы каждый день выходило бы должностное лицо и говорило бы, какая у нас ситуация, не хватало информации, нормальной и честной, поэтому все стали доморощенными вирусологами и эпидемиологами».
«Ребенок спросил: „Когда я умру?“ — „Не умрешь никогда“. День 92-й, 26 июня, плюс тридцать и очень жарко…».
Сотый день и потом — последняя страница, которую Алла оформляет как театральную программку, указывая действующих лиц этой документальной пьесы, и рисует себя на фоне города.
Будет ли книга напечатана? Алла мечтает об этом. И еще — о выставке, возможно, прямо в Шереметевском саду, на открытом воздухе, у Музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме — лучше места, наверное, трудно найти.
